По пути домой прошу водителя высадить меня у банка. Нужно снять наличных для Натальи. Не знаю, сколько нужно денег, чтобы начать новую жизнь, но подозреваю, что с наличием квартиры нескольких миллионов должно хватить с лихвой. Это если она не соврала и действительно хочет изменить жизнь.

Запихнув деньги в сумку, выхожу из банка, но на пути останавливаюсь, потому что мне звонит Беспалов. Я сохранила его номер после первого звонка, потому что он сказал, что теперь все вопросы по разводу будет решать лично он. Связи «с клиентом» не предусмотрено.

— Анастасия?

— Да, это я.

— Мой клиент попросил меня назначить встречу. В пятницу в шесть сможете?

— Минуту…

Я прошу минуту не для того, чтобы заглянуть в несуществующее расписание, а чтобы переварить звонок адвоката мужа с просьбой о встрече. Теперь так будет? Я буду договариваться о встречах через Беспалова?

— Да… давайте в пятницу в шесть.

— Хорошо. Будем вас ждать.

Будем ждать. Значит, Назар придет не один, а с Беспаловым. Стало быть, надо и мне найти адвоката. Чем я и занимаюсь, когда сажусь в машину. Долго и муторно ищу адвокатов, спрашиваю у своих знакомых и получаю несколько контактов. Но стоит только, приехав домой, позвонить им, как буквально каждый отказывается сразу, как узнает о том, что дело моего мужа будет вести Беспалов.

— И что дальше? — Ника с интересом смотрит на меня.

— Дальше…

Я невольно прислушиваюсь к довольно громкому разговору в гостинной.

— Сейчас? Куда сейчас уезжать? Ты же планировал остаться еще на несколько дней.

Я очень сильно стараюсь не подслушивать, но слова Натальи, адресованные по всей видимости Давиду, я слышу без проблем. И отчего-то тоже хочу выйти и спросить, почему сейчас, хотя это совершенно не должно меня интересовать.

— Дальше нужно добавить немного корицы. Вот так…

Беру в руку небольшую баночку с корицей и слегка посыпаю приготовленный совместно пирог, затем протягиваю баночку Нике, разрешая ей сделать то же самое. Дочка с удовольствием щедро посыпает пирог и широко-широко мне улыбается.

— Дальше — ставим в духовку.

Как только отправляем наш пирог в духовку, в кухню входит недовольно пыхтящая Наталья и Давид в джинсах и спортивной футболке. За спиной — небольшой рюкзак. Подозреваю, что там — его немногочисленные вещи. И как-то в одночасье становится грустно, что все вот так получается. Что я, получается, выгоняю его из собственного дома раньше времени. Отчего-то думаю, что это из-за того, что здесь остается его мать. Все же, у него так и не вышло найти с ней общий язык. Все их разговоры происходили сквозь зубы с его стороны.

— Мне приходится уехать раньше, — говорит Давид, глядя на меня.

Я киваю. Не знаю, что говорить в таком случае? Что хотела бы его увидеть? Что буду ждать? Правда, вместо меня прекрасно справляется Ника. Она подбегает к Давиду, повисает у него на ноге и едва ли не со слезами на глазах просит его не уезжать, а когда он отказывает, просит его приезжать почаще. Давид присаживается перед Никой на корточки, улыбается.

— Постараюсь приехать, как освобожусь, — подмигивает Нике и поднимается на ноги.

Я задираю голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Не знаю, что в этот момент думает стоящая неподалеку Наталья, да и вообще, вряд ли я сама понимаю, что делаю, но поддавшись минутному порыву, обнимаю Давида за плечи. Молча, потому что не знаю, что говорить. Все то, что сказала Ника, для меня в силу возраста кажется неуместным.

Мы отстраняемся друг от друга одновременно и оба как-то словно нехотя. Я отворачиваюсь практически сразу, делаю вид, что поправляю воротничок на платье Ники. На самом же деле не хочу, чтобы Давид, да и мать его, видели откуда-то взявшиеся на глазах слезы. Совершенно неуместные в данной ситуации и ненужные.

— Не провожайте, — говорит, взмахнув на прощание рукой.

Мы с Никой остаемся на месте, за сыном идет только Наталья. Правда, сомневаюсь, что она что-то хорошее от него услышит. Если я хоть что-нибудь успела узнать о Давиде, то он ей в очередной раз нагрубит и на этом все.

— Дядя Давид хороший, — сообщает мне Ника. — Мне нравилось с ним играть. А теперь… теперь мы с тобой будем играть? Бабушка не сможет, наверное.

— А что с бабушкой?

Вспоминаю ее бледное лицо и болезненный вид, когда она впервые привела Нику. На здоровую женщину она мало походила внешне, но как-то не было тогда времени уточнить, что с ней, а теперь Наталья выглядит немного лучше. Не такая бледная, хоть и по-прежнему в лохмотьях каких-то ходит.

— Наталья! — зову ее, когда вижу, как она быстро проходит мимо кухни, но она, будто не услышав, несется дальше, на второй этаж и, видимо, в отведенную комнату.

Я прошу Нику подождать и иду за ней, тихо стучу, но когда ответа не следует, толкаю дверь сама. Не знаю, почему, но абсолютная чистота повергает меня в шок. Не то, чтобы я думала, что Наталья жила прежде в свинарнике, но что-то мне трудно верилось в то, что она прямо следила за чистотой, но здесь и правда чисто. Полки без пыли, кровать красиво застелена, а сама Наталья выходит из ванной с влажным лицом и красными глазами.

— Простите, я… не думала, что наладить отношения с сыном будет так сложно.

— С Никой тоже нелегко, особенно учитывая то, что она не знает, кто ее настоящая мать.

— Когда вы хотите, чтобы я с ней поговорила?

— Не знаю. Кстати, вот… — кладу на тумбочку конверт с деньгами, который вытащила у себя из сумки, когда пошла за Натальей. — Если будет недостаточно, скажите, я сниму еще.

— Спасибо, — кивает, даже не глядя на конверт, словно ей неинтересно и это не она просила меня о деньгах и даже настаивала, торговалась.

Спускаюсь на первый этаж и беру Нику, чтобы проверить пирог. За это время Наталья переодевается и куда-то уходит без предупреждения. Впрочем, ни мне, ни дочери неинтересно куда она и когда вернется, да и вернется ли вообще — тоже. Пока печется пирог я пользуюсь случаем и ищу контакты адвокатов, набираю их, но один за другим они повторяют, что ничем не могут помочь. Точнее, сначала они готовы, но как только узнают имя оппонента, тут же у них у всех находятся срочные дела, болеют матери и дети и случается армагеддон. Кто же знал, что мне нужно было подсуетиться и обратиться к Беспалову самой.

— Пирог, — напоминает Ника.

И стоит заметить, что вовремя напоминает, потому что стоит только мне открыть духовку, как я тут же понимаю, что пирог немного подгорел. Разогнав облако сизого пара, прокашливаюсь и достаю то, что мы приготовили. Еще бы немного, и пирог полностью сгорел.

— Так и надо? — удивленно спрашивает Ника.

Даже ребенок понимает, что что-то не то, пока я бесцельно смотрю на пирог и думаю о том, что мою семью, в отличие от этого пирога, спасти уже невозможно.

— Нет, мы немного забыли о пироге, поэтому он подгорел, но это ничего.

Я достаю его из формочки, выкладываю на досточку, отрезаю сгоревшие части и перекладываю на тарелку, смазывая кремом и украшая ягодами. Жаль, что так же нельзя поступить с семейной жизнью. Отрезал то, что не нравится, подсластил чем-то приятным и можно наслаждаться дальше.

— Давай мне, давай мне! — скандирует Ника.

Я отрезаю ей кусочек, а сама иду в гостиную, где звонит телефон. Поднимаю трубку и слышу там голос мужчины, кажется, это последний адвокат, с которым я разговаривала. Там — ничего нового. Он ожидаемо не может взять меня, потому что у него неожиданно заболела мать. Наверное, Беспалов действительно шикарный адвокат, потому что у этих даже отговорки какие-то одинаковые. Никакой фантазии!

— Идиоты! — не сдерживаясь, ругаюсь и отбрасываю телефон.

— Что-то случилось?

От неожиданности я подпрыгиваю на месте, а затем разворачиваюсь и удивленно смотрю на Наталью. Она уже вернулась. В той же одежде, в которой уходила, но с пакетами в руках.