— Но почему ты отказывался от повторного теста? — спрашиваю дрожащими губами.

— Потому что был уверен, что он будет отрицательным. Я не знал, Настя. Ты… веришь мне? Я не хотел, чтобы тебе было больно.

Назар притягивает меня к себе, целует в висок, перетягивает на руки и убаюкивает, словно маленькую девочку, потому что я сама не замечаю, как начинаю плакать.

— Нам… нужно, — встрепенувшись, отодвигаюсь. — Нужно к Нике, Назар. Сейчас. Она там совсем одна.

— Да, — кивает и протягивает мне руку. — Поехали.

Утерев слезы, поднимаюсь следом за ним. Мы вместе выходим из кабинета и сталкиваемся с Давидом и секретаршей Назара.

— Меня сегодня не будет, — обращается муж к, кажется, ее зовут Лиза. — А вы тоже можете уходить, — говорит уже Давиду. — Как я и сказал, в вас больше нет необходимости.

— О, я так не думаю, — хмыкает Давид, прожигая Назара взглядом.

— И почему же? Ника…

Он замолкает, видимо, осознавая, что собирается устроить драму на глазах у секретарши. Сцепив зубы, идет к лифту и ждет, когда Давид зайдет за нами. И он идет. Входит в кабину, прислоняется к стене и в упор смотрит на Назара. С одной стороны Давид действительно Нике никто. Посторонний человек, незнакомец. Но с другой стороны у меня чувство, что его использовали. Его сестра, мы с Назаром, пока разбирались во всем.

— Ника тебе никто. Ты — чужой человек. Она — наша дочь. Так что…

— Да что ты… — хмыкает Давид. — Во-первых, документально никто из вас не имеет на нее прав. И то, что Настя ее мать, а ты отец вам придется доказать в суде. И через суд получить необходимые документы. А еще наверняка будут проблемы с органами. Они наверняка заинтересуются вашей семьей и вполне могут записать ее в неблагополучные, раз столько лет вы не знали, где ваша дочь.

— Слушай ты… — Назар делает шаг к Давиду, но я его перехватываю, выбегая вперед.

— Прекрати. Он прав. Он поможет нам сейчас. С его помощью мы сможем забрать дочку к себе. Так ведь? — поворачиваюсь к Давиду.

Если я успела хоть немного понять этого мужчину, то он действительно поможет. Заберет Нику из больницы и разрешит нам взять ее к себе, пока мы не сделаем документы. Уверена, что и проблемы с полицией мы решим, и все-все-все у нас получится. Главное, показать, что мы надежные родители, ответственные. А если кого и нужно привлечь, то это сотрудников родильного дома и сестру Давида. Она-то наверняка знала, что ребенок не ее. Это ведь она… она все подстроила.

— Я постараюсь, — как-то уклончиво отвечает Давид, но мне сейчас и этого достаточно, зато кажется недостаточно Назару.

Он никак не успокаивается, рвется вперед, хотя я упираюсь в его грудь ладонями. Да что же это?! Никогда прежде я не видела, чтобы мой муж к кому-то испытывал столько агрессии.

— Ну все! — восклицаю. — Мы будем работать командой. Слаженой. Мы не о себе думать должны, а о Нике. Она сейчас одиноко лежит в палате больницы.

Кажется, градус напряжения немного спадает после моих слов. По крайней мере, Назар расслабляется и больше не рвется вперед, как делал это несколько минут назад. Отходит к другой половине лифта и тянет меня за собой, по-хозяйски обнимая за талию. Это что… ревность?

И тут я как раз кстати вспоминаю про ту оголенную девушку, что была в его кабинете, когда я зашла.

— А кто была та женщина, что была у тебя до моего прихода? — спрашиваю тихо и вкрадчиво, всматриваясь в лицо Назара.

Я понимаю, что мой вопрос слышит не только муж, но и Давид. Вижу это по легкой ухмылке, тронувшей губы, но все же хочу услышать ответ. Кто она? Почему была в таком откровенном наряде?

— Будем выяснять отношения при свидетелях? — прожигает меня недовольным взглядом.

Не помню, чтобы мы когда-либо ссорились на публике. Всегда, если даже и были причины и претензии, старались высказывать их друг другу дома за закрытой дверью. Но теперь…

Мне кажется, моя жизнь превратилась в дешевую мелодраму. Одну из тех, что часто транслируют по телевизору. И кажется, что в ней появилось не менее дюжины зрителей, посвященных во все произошедшее. И появится еще больше, как только станет известно, что Ника — моя дочь.

Стоит только представить шквал взглядов, направленных в мою сторону, насмешек за спиной и обсуждений, как хочется повернуть время вспять и ничего не знать. Но это уже невозможно. В больнице меня ждет моя дочка. Девочка, к которой я успела прикипеть всем сердцем. И теперь я хочу знать, готов ли мой муж разделить ее воспитание со мной. Или же он разменивается на всяких шлюх, пока я варюсь в проблемах?

— Эта девушка — одна из партнеров.

— Она всегда так выглядит?

— Откровенно? Пожалуй, да, но я уже привык.

Смешок за моей спиной неприятно царапает душу, а вполне серьезный вид Назара неожиданно злит.

— Николь давно ко мне подкатывает, хоть я и просил ее притормозить, — спокойно говорит Назар. — Она — важный партнер. Я не могу отказаться от сотрудничества с ней, так что со временем просто закрыл на это глаза.

Закрыл глаза на третий размер груди? Я, конечно, все понимаю, но Назар мужчина и у него есть свои потребности, а тут живое воплощение порноактрисы маячит перед глазами. Не сдался до сих пор, но когда это произойдет?

— Она знает, что ты женат? — спрашиваю, словно это имеет значение.

Словно это способно остановить женщину, которой нравится мужчина. А в том, что мой муж ей очень сильно нравится, я могу не сомневаться. Видела ее взгляд, направленный в мою сторону, когда ей пришлось уйти.

— Конечно, знает, — хмыкает Назар. — Не думаешь же ты, что я утаил это от нее?

Я уже и не знаю, что думать. Мой привычный мир в одночасье рухнул. Из счастливой женщины, которая решила, что посвятит всю себя только мужу и работе, я превратилась в растерянное подобие себя. И теперь у меня есть дочь. Настоящая. Родная. И ей уже шесть лет. Получается, в этом году она должна пойти в школу. А я… боже, я ничего о ней не знаю. Только то, через что ей пришлось пройти и что она не по годам умная и смышленая. В остальном я понятия не имею, какая она. Вспыльчивая или спокойная, сопереживательная или эгоистичная, веселая или нахмуренная.

Мне не довелось видеть ее первые шаги, слышать первые слова. «Мама» она говорила не мне. Впрочем, исходя из того, что мне довелось узнать, «мама» она в принципе могла и не произносить. Что же в таком случае стало тем самым первым словом, которое она сказала, будучи еще совсем маленькой?

Лифт оповещает о прибытии. Оказавшись на парковке, Назар тянет меня к своему автомобилю. Давид на это ничего не говорит, лишь пожимает плечами и идет к своему внедорожнику. Он уезжает первым. Мы — следом, но догнать его пытаемся, едем своим медленным ходом.

Молчим.

Не знаю, что говорить. Что вообще говорят в таких случаях? Как часто они в принципе происходят? Не в кино, а в жизни? Как часто женщины узнают о том, что их ребенок жив, когда тому исполняется шесть лет? Думаю, нечасто. Я даже не думала, что нечто подобное может со мной случиться. Не представляла.

— Я правда не знал, Настя. Если бы только знал… ты веришь?

— Если бы не верила, не сидела бы здесь.

Он кивает. Знает это и так, но все равно спрашивает, уточняет. Ему важно знать, что я ему верю, а мне… мне важно, чтобы это было правдой.

— Что мы ей скажем? — спрашивает охрипшим голосом.

Волнуется. Назар всегда так говорит, когда нервничает.

— Я не знаю. Правду?

— Может… не будем пока ничего говорить?

— А как? Смолчим? Заберем к себе и просто будем заботиться? — мотаю головой.

Я не хочу так. Я хочу, чтобы она знала, что я ее мама. Настоящая. Я хочу иметь право ее обнимать. Будь моя воля, я бы набросилась на нее с порога и не отпустила из объятий. Но так, конечно, делать нельзя. Ника не игрушка, он живой человек. Маленькая девочка, которая решила, что не нужна папе, а что не нужна маме знает наверняка. Как я буду убеждать ее, что не знала? Что думала, что она умерла? Нет, сразу рассказывать нельзя. Но и тянуть с этим тоже нельзя. Потом эта информация может стать для нее еще большим ударом.