— Нет. Есть тайны, а есть неожиданности.

— Ты владеешь двадцатью пятью акрами моего участка!

— Вообще-то, всего четырьмя акрами. Проверь в управлении округа. Я передал тебе всю землю, кроме четырех акров земли для дома. О, и еще есть договор на строительство дороги. Надеюсь, ты не против.

— Ты все вернул?

— Кроме дома. То есть да, я построил его для тебя, но и для себя тоже. И это круто, если ты захочешь дом, но я иду в комплекте с ним. А теперь пойдем и возьмем немного еды. Я разложу ее по тарелкам и заверну, если ты не хочешь оставаться. Никакого давления, — он повернулся и начал уходить, а я пошла за ним. Дом действительно был впечатляющим. Он привел меня в большую современную кухню, где были стол и стулья. Из нее через раздвижную стеклянную дверь можно было попасть в огромный внутренний дворик.

Чертовски идеальный дом.

— Ты не можешь построить мне дом.

— Уже построил, — ответил он, проходя вокруг островка, где была еда.

— Это ненормально — строить дом для женщины и не говорить ей об этом, — я вошла на кухню и прислонилась спиной к темному граниту столешницы. Хорошая стойка. Идеально для…

Выбрось эту мысль из головы.

— Ну да, у меня была глупая романтическая идея, что я построю дом и докажу тебе, что не собираюсь уходить. А потом, когда Мэйзи вылечится и все наладится, может, ты захочешь жить здесь. Со мной. Но я также знаю, что ты любишь жить в собственном доме, поэтому я не собирался давить на тебя, и мы действительно не были готовы к разговору о переезде, — он разложил еду по тарелкам. — И мы оба знаем, что я не очень хорошо разбираюсь во всех этих отношениях. Наверное, при всем моем опыте в этой области мне четырнадцать лет, — он дразняще пожал плечами.

— Неужели для тебя это так просто? — о, это прозвучало очень грубо.

Он поставил тарелки на гранит и медленно повернулся ко мне.

— Нет. Это не так. Невозможно видеть тебя, находиться с тобой в одной комнате и не хотеть упасть на колени и просить у тебя прощения. Это все, что я могу сделать, чтобы удержать свои руки от тебя, не поцеловать тебя, не прикоснуться к тебе, не напомнить тебе, как нам хорошо вместе и как сильно я тебя люблю. Меня убивает мысль о том, что я не могу повести тебя наверх и показать тебе спальню, которую я построил специально для тебя хотя бы для того, чтобы спать рядом с тобой. Каждая деталь этой ситуации словно нож вонзается в мои чувства, и самое худшее случилось вчера, когда Кольт сказал мне, что я его не люблю. Что он думал, что я стану его отцом, а вместо этого я ушел и забыл о нем, а потом сказал, что я трус, раз не решился бороться за нас. И знаешь что? Он прав насчет труса. Я могу лгать и говорить, что знаю, что ты не хочешь, чтобы я боролся за тебя, что я недостоин даже второго шанса, но правда в том, что я слишком напуган, чтобы сделать хоть что-то, кроме как дышать, боясь, что сделаю еще хуже. Я потерял не только тебя, Элла, я потерял и их. Здесь нет ничего простого, и я делаю все возможное, чтобы сохранить спокойствие. Так ты хочешь этот чертов горох? Потому что на сайте, который я читал, написано, что его можно есть после облучения.

Он поклялся.

— Горох полезен, — получилось что-то вроде шепота.

— Отлично. Там есть цельнозерновой рис. И нежирная курица, так как ей легче ее переварить, — он поставил тарелку с горохом. — Я могу узнать, что будет дальше? Или мне просто ждать выписки из страховки?

— На следующей неделе у нас запланирован анализ крови. Если все будет чисто, мы начнем иммунотерапию.

На его лице появилась облегченная улыбка, но она предназначалась не мне.

— Это последнее препятствие, верно?

— Может быть. Надеюсь. На самом деле я не хочу надеяться.

— Надежда — это хорошо. Почувствуй ее. Потому что мы понятия не имеем, что нас ждет впереди. Нужно принимать хорошее, когда оно приходит, потому что плохое не даст тебе выбора.

Дети прибежали на кухню, и Мэйзи опустилась на один из стульев.

— Мэйзи?

— Я в порядке, мама.

— Только не переусердствуй, — сказала я по привычке.

— Вы остаетесь или уходите? — Бекетт спросил меня шепотом, чтобы дети не услышали. Он дал мне право выбора. Он всегда давал мне выбор.

— Бекетт. Кольт попал в футбольную команду весенней лиги, — сказала Мэйзи, раскачиваясь на стуле взад-вперед. — К тому же Хэйли рассталась с очередным парнем, и я снова отказалась от своего желания.

— Подожди, ты что? — спросил Бекетт, подойдя к ней. — Почему? Разве ты не хочешь нарядиться Бэтгерл на праздник в Денвере? Или побыть русалкой на Багамах? Поработать денек над фильмом с Роном Ховардом?

Она пожала плечами.

— У меня есть все, что я хочу, и единственное, что я попросила бы, они не могут мне дать, так что они должны отдать это желание тому, кто в нем нуждается.

Он присел.

— Чего ты хочешь?

— Сейчас это неважно. Мы будем есть?

«Я потерял не только тебя, Элла, я потерял и их». Его слова снова поразили меня, вдвое сильнее, чем в первый раз. Я любила этого человека — и до сих пор люблю, если быть честной с собой, доверяла ему настолько, что позволила усыновить моих детей. Потом, по иронии судьбы, я разорвала с ним связь, чтобы сберечь свое сердце, и тем самым разбила жизнь близнецам, именно то, чего я боялась, что он сделает. А все потому, что я не могла находиться рядом с ним и одновременно дышать полной грудью. Он никогда не был опасен для них, и возможно я была глупа, но небольшое расстояние прояснило мою голову, и я поверила, что он всегда был честен с детьми. Черт возьми, он был их отцом не только с юридической точки зрения. Он не бросил их, как Джефф. Он построил им чертов дом и бросил все свои дела, чтобы поехать за Кольтом, хотя мы больше не были вместе. И хотя я от него отказалась, он ни разу не пришел ко мне с этим соглашением об усыновлении, чтобы заставить меня решать этот вопрос. Он предоставил мне выбор.

И я ошиблась.

Я ошиблась.

— Мы останемся.

Бекетт встал, окинув меня шокированным взглядом.

— Вы останетесь.

— Это просто ужин.

Его лицо изменилось от эмоций, но потом он кивнул и принудительно улыбнулся.

— Да, давайте поедим. Кольт, принеси напитки для девочек.

Кольт одобрительно хмыкнул и принялся наливать лимонад из красивого стеклянного кувшина. Мы поели, и это было одновременно прекрасно и мучительно. Мои дети оживились и без умолку болтали, рассказывая Бекетту обо всем, что произошло за последний месяц. Он слушал и отвечал, его глаза плясали, когда он впитывал каждое их слово. Я молча наблюдала за ним, опуская взгляд, когда он замечал меня, но потом возвращала его. Он был Бекеттом, но он был и Хаосом, и с каждым воспоминанием о его письмах в моем сердце вспыхивали строчки, напоминавшие мне, что человек, сидящий напротив меня, тот самый, к которому я сразу же почувствовала влечение. Тот самый, который был печален, одинок и не чувствовал себя достойным человеческой связи, семьи.

Мы закончили есть, и я встала.

— Кольт, уберешь со стола? Я хочу, чтобы Бекетт показал мне второй этаж.

— Да! — сказал он, с энтузиазмом, а затем прошептал Бекетту что-то, что звучало очень похоже на «извинись».

Бекетт торжественно кивнул, затем взъерошил волосы Кольта и подмигнул Мэйзи. Затем он жестом пригласил меня следовать за собой и повел вверх по лестнице. Лестница выходила на площадку, где холл разделялся на две части мостиком, перекинутым через вход.

— Детские и все остальные комнаты в той стороне.

— Покажите мне главную спальню.

Он пошел в противоположную сторону и привел меня в великолепную спальню со сводчатыми потолками и массивными окнами. Кровать королевского размера занимала одну стену, с серебристо-белым постельным бельем, которое я бы выбрала сама.

— Здесь есть ванная комната, два гардероба и стиральная машина с сушилкой. Вторая такая же есть внизу, в подсобке, потому что… ну… дети пачкают вещи. Не то чтобы это имело значение. Можешь проверить, если хочешь, — он сел на перила кровати.