Хавок оставила меня, заняв место рядом с ним. Хавок и Хаос. Как же они идеально подходили друг другу.

— Я не понимаю, — наконец смогла сказать я.

Бекетт слегка наклонился и погладил Хавок по голове так, как я видела сотни раз. Это было не ради нее, а чтобы успокоиться самому. Она была его служебной собакой и собакой-терапевтом в одном лице.

— Помнишь, я рассказывал тебе, что убил ребенка?

— Да, — такое вряд ли можно забыть.

— Это было двадцать седьмого декабря. Ты говоришь себе, что ты хороший парень. Ты здесь, чтобы остановить террористов, вернуть мирным жителям страну, которую они заслуживают, что мы обеспечиваем безопасность нашей страны. Но видеть, как эта маленькая девочка умирает от моей руки… это что-то сломало во мне. Я не мог перестать думать о ней, о том, что я сделал или что я мог бы сделать по-другому, — он провел руками по лицу, но взял себя в руки.

Мое глупое сердце дрогнуло, несмотря на все, что он сделал. Я на собственном опыте убедилась, что эти кошмары сделали с ним. Остальное в нем могло быть ложью, но я знала, что это правда.

— Следующей ночью поступили новые разведывательные данные, и мы получили приказ. Половине отряда было поручено отправиться туда, в том числе и мне, но одна мысль о том, чтобы положить руку на оружие, буквально вызывала у меня рвоту. Я знал, что представляю опасность не только для себя и миссии, но и для своих братьев. Я подошел к Донахью и снял себя с позиции. Я знаю, что это звучит просто, но это не так. Это признание перед братьями, что ты не можешь быть с ними — что ты сломлен. Донахью согласился и сказал, что мне нужно несколько дней передышки, чтобы привести себя в порядок.

— Это понятно, — мягко сказала я.

— Не делай этого. Не нужно меня жалеть. Потому что, когда я сошел с дистанции, освободилось место, и Райан занял его.

Я дышала через боль, как научилась делать, когда умерли мама и папа. Все, чего я хотела с тех пор, как эти люди появились в дверях, это вернуть брата, но я бы хотела узнать, что с ним случилось. Теперь эта дверь была распахнута настежь, и я разрывалась между желанием знать и потребностью захлопнуть ее и продолжать жить в неведении.

— Он занял твое место, — одно только произнесение этих слов вызвало во мне поток эмоций. Гордость за то, что Райан сделал шаг вперед. Гнев за то, что он слишком часто подвергал себя опасности. Благодарность за то, что Бекетт выжил. Но грусть пересилила все. Я скучала по своему брату.

— Он занял мое место, — Бекетт сжал челюсти, сделав дрожащий вдох. — Во время миссии он отделился от остального отряда. Они добрались до цели, но Райан пропал. Судя по разговорам, его схватили.

Мои глаза обожгло знакомым жжением слез. Закрыв их, я вызвала в памяти воспоминания о Райане: он смеялся с детьми у озера, прыгая по камням. Он не стал учить их ловкости и просто устроил соревнование по брызгам. Живой. Здоровый. Целый. Я так крепко вцепилась в эту мысленную картину, что почти ощутила воду на своей коже. Затем я открыла глаза.

— Расскажи мне остальное.

Он покачал головой, сжимая кулаки.

— Ты не хочешь знать остальное.

— Ты потерял право говорить мне то, что по твоему мнению, мне нужно. Теперь говори, — это было похоже на мега-химиотерапию Мэйзи. Взорвать все одним мощным, мучительным ударом.

— Боже, Элла, — он посмотрел на потолок, затем на мои письма, а потом снова на меня. — Его пытали. Нам потребовалось три дня, чтобы найти его. Когда мне сказали, что он пропал, я взял себя в руки, и мы с Хавок отправились на поиски. Радиопереговоры, поиски… все они оказались безрезультатными после той первой ночи. Я даже искал в Интернете, думал, что если бы они его убили, то выложили бы это в сеть, — он зашипел. — Прости, этого не нужно было говорить.

— Все это нужно было сказать раньше.

Он кивнул.

— Ладно. Мы наконец-то получили информацию от группы детей, пасущих коз немного в стороне от города. Мы поехали туда, но к тому времени, как мы туда добрались, лагерь был пуст. Хавок… она нашла Райана примерно в пятидесяти ярдах от нас.

— Он был мертв, — догадалась я.

— Да, — его лицо исказилось, глаза метались из стороны в сторону, и я поняла, что он погрузился в воспоминания. — Да, он был мертв.

— Расскажи мне.

— Нет, это не поможет тебе уснуть, Элла. Поверь мне, тебя будут мучить кошмары. Мои кошмары.

Действительно ли я хотела знать? Поможет ли это хоть как-то? Не пожалею ли я, что упустила этот единственный шанс?

— Расскажи самое главное, — после этого я могла больше никогда не увидеть Бекетта, и никто в этом подразделении не собирался мне ничего рассказывать.

— Главное? В этом не было ничего НЕ главного, — выражение его лица менялось каждые несколько секунд: рот, морщина на лбу, напряжение в челюсти. — Мы нашли его раздетым до трусов и майки. Они… ужасно над ним поработали.

Первая слеза вырвалась наружу, окрасив мою щеку свежим, уродливым горем.

— Элла… — страдальческий шепот не был похож на тот, что я когда-либо слышала от Бекетта.

— Продолжай, — я моргнула, пустив по лицу еще одну струйку влаги, не потрудившись ее вытереть. Если Райан выдержал все это, значит, я могу плакать о нем, не заботясь о том, чтобы щеки были безупречно чистыми. — Они не позволили мне увидеть его. Сказали, что останки не подлежат осмотру.

— Он был убит выстрелом в затылок, а такое ранение…

— Его казнили.

— Да. Это наше последнее предположение. Они сделали это в спешке, когда услышали наше приближение, и… бросили его, когда убегали в холмы.

Я кивнула, от этого движения на одежду попала влага.

— Что дальше?

Он отодвинул кресло и рухнул в него, закрыв лицо руками. Я должна была чувствовать себя виноватой за то, что заставила его рассказать мне об этом. Но даже после того, через что он заставил меня пройти своей ложью, я чувствовала лишь необъяснимую связь с человеком, которого любила, который был рядом и помог моему брату. Странным, ужасным образом эта боль связывала нас узами, которые я одновременно боялась и отчаянно пыталась разорвать.

— Пожалуйста, Бекетт.

Его руки безвольно упали на колени, и он откинулся в кресле. Когда он посмотрел на меня, страдание было пропечатано в каждой черточке его лица и в потухших глазах.

— Он был без сознания, но теплый, и я перевернул его, думая, что смогу начать искусственное дыхание, но не смог. Там не было… — он покачал головой. — Я не могу. Я просто не могу, — его взгляд изменился, как будто он мысленно переместился туда.

— Прилетел вертолет, и мы его эвакуировали. Я взял его жетон, я знал, что он хотел, чтобы он был у тебя, и просидел с ним всю ночь пока не прилетел самолет, а потом Дженсен привез его домой к тебе. Меня посчитали слишком ценным для миссии, чтобы дать мне отпуск особенно, когда наша цель перешла к убийцам Райана.

— Вы нашли их? — не знаю, почему это кажется важным, на войне не бывает справедливости.

— Да. Нашли. И находим. Не спрашивай, — его глаза стали жесткими и опасными, и я снова увидела его — человека, который пережил все это. Я видела бурю в его глазах, видела, как сжимаются его кулаки. Это был Хаос. И когда-то я испытывала к нему настоящие, глубокие чувства.

— Ты получил другие письма? Те, что я отправила после? — мне нужно было знать. Они так и не были возвращены. Эти письма были свидетельством моей боли. Прочитал ли он их или просто выбросил?

— Да. Но я не мог заставить себя прочесть их. Не мог заставить себя взять в руки ручку и рассказать тебе о том, что произошло, да мне и не разрешали. Я влюбился в тебя, в эту невероятную женщину, которую даже никогда не видел. Я никогда раньше не чувствовал любви, не в таком смысле, и все, что я хотел сделать, это защитить тебя.

— Ставши призраком? Заставив меня думать, что ты умер вместе с моим братом?

— Не делая ничего, что могло бы принести хоть каплю боли в твою жизнь. Я ломаю все и всех, Элла. Вот почему меня называют Хаосом. Это прозвище дали мне задолго до армии, а когда я встал на защиту твоего брата в драке в баре и прозвище стало известно, оно прилипло и к нему. По праву. Я приношу разрушение везде, где бы ни был. Мы еще даже не познакомились, а я уже стоил тебе Райана. Последний оставшийся в живых член твоей семьи погиб, потому что я не смог собраться с мыслями, чтобы выполнить свою миссию. Из-за меня он умер. Ты хотела продолжать переписываться с человеком, из-за которого погиб твой брат? Может, мне стоило солгать тебе тогда? Ты не даешь второго шанса, когда дело касается твоей семьи, помнишь? Даже если бы я сказал тебе правду, и ты каким-то образом простила бы меня, продолжать переписку зная, что я стал причиной его смерти и что я могу стать следующим уведомлением, которое ты получишь? Я не мог этого сделать. Ты заслуживала того, чтобы прижечь эту рану и жить дальше.