Бхулак мечтал о часе, когда он всё это с себя сбросит — однако случится это ещё очень нескоро. Хотя невеста его уже приближалась: из-за холмов раздались звуки флейт и барабанов, нестройное пение десятков голосов. Наконец на горизонте показались первые колесницы кортежа, и вскоре он уже двигался по равнине прямо к толпе у ворот крепости. Впереди шествовали брамы, распевающие гимны, благословляющие свершающийся брак. За ними шагали лошади в сбруе, украшенной бронзовыми бляхами, которые медленно влекли вереницу колесниц. Было их много — пять, шесть… Бхулак сбился со счёта — не менее десятка или даже больше. На первой, сразу за жрецами, рядом с колесничим стоял величественный старец в богатых доспехах с наброшенной на них алой мантией. Это был сам райжа Анга, лично прибывший заключать столь важный для всего арийского народа договор.
За райжой шли колесницы его приближённых кшатри и самых славных воинов его вары. Но Бхулак искал глазами главную участницу нынешнего события — свою наречённую, которую он ни разу не видел. Знал лишь, что она совсем молода — всего пятнадцать зим провела в этом мире — и, как говорили, прекрасна. Он понимал, конечно, что ничего иного посланцы Аюдхи ему сказать и не могли, но, увидев свою будущую райяни, сразу же понял, что те его не обманули. Правда, сначала он от этого зрелища почти ослеп, однако виной тому стала не красота девы, а огромное количество надетых на неё золотых украшений, на которые как раз, когда Бхулак нашёл невесту взглядом, упал луч утреннего солнца. Блеск золотых гривен, блях и подвесок нагрудника, височных колец, бус и браслетов вспыхнул в его глазах.
Когда закрывшие мир тёмные пятна растворились, он наконец рассмотрел свою наречённую. Много золота — это всего лишь должное сопровождение дочери славной вары, посвященной солнечному Шурье. В Аюдхе этот редкий металл всегда был в почёте — его выменивали у гостей из дальних краёв, не торгуясь, а часто снаряжали за ним и собственные походы. И ярко-красная туника, и шерстяной, расшитый золотыми же бусами плащ цвета запёкшейся крови, надетые на Тапати, тоже напоминали о Шурье. А вот солнечный блеск её волос даден ей был от рождения. Их заплели в толстую косу, убранную в тяжёлый золотой накосник, но драгоценный металл проигрывал по сравнению с живыми прядями.
Впрочем, косу он рассмотрел лишь после того, как приветствовал Ангу, по обычаю, обняв его, а потом подошёл к колеснице Тапати, чтобы, опять же согласно обычаю, помочь ей сойти наземь — хотя в такой помощи эта выросшая в варе девушка, с детства привыкшая к лошадям и повозкам, наверняка не нуждалась. Они и впрямь оказалась очень юна, и наверняка думала, что её отдают за старика — сейчас Бхулак старался выглядеть зим на сорок и намеревался «стариться» при помощи всяких ведомых ему фокусов и дальше. Знала бы она, сколько он прожил на самом деле…
Она бросила на него быстрый взгляд — словно вспорхнули две ярко-васильковые бабочки — но тут же вновь его потупила. Кожа её была очень белой, но не бледной, и чистой. Прямой нос, яркие губы, густые брови вразлёт — такие лица считались у ариев признаком особого благородства.
Он взял невесту под руку, чтобы подвести к отцу, который, по обычаю же, должен был сопровождать её, пока не передаст мужу. И тут Бхулак уловил нечто беспокоящее: одновременно тоскливый и полный ярости взгляд, который бросил на них молодой воин из свиты невесты. Это следовало запомнить, так как могло означать некое преткновение в будущем. И Бхулак запомнил.
Свадьбу сыграли на следующий день. Невеста шествовала между отцом и наречённым, позвякивала украшениями — наверное, они немало тяготили её, но та не подавала виду, ступая плавно и уверенно. Распрямил спину и Анга — дабы выглядеть не слабее своего будущего зятя. Когда они шли по проходу между жилыми кольцами к центральной варе, народ разразился приветственными криками, барабанщики и флейтисты выбивались из сил, а брамы до предела напрягали голоса, выводя слова гимнов.
Да будут прямыми и без шипов пути,
По которым едут друзья на нашу помолвку! *
Все понимали, что это не просто свадьба, а наступление нового жизненного цикла для всей страны, и что двое этих мужчин через эту юную девушку становятся теперь страны этой воплощением и посредниками между её людьми и богами. Двойное правление не было для арийцев новшеством — оно возникало в разных их обществах постоянно, и Бхулак хорошо это помнил. Да и не только у арийцев — законность такого вида власти отражалась в историях о богах-близнецах, рассказываемых многими народами. Но обычно в этих легендах имелась и тёмная сторона.
Да, похоже, и сейчас не все в стране счастливы от установления совместного владычества Аркаина и Аюдхи. Доказательства тому подоспели очень скоро…
Невеста уже стояла на камне, олицетворяющим Мать-землю, уже принесла свои клятвы, уже сменила украшения из родительского дома на подаренные женихом, который снял с неё девичье покрывало. Брамы прочитали молитвы от демонов и начали благословения:
Здесь так и стойте, не разделяйтесь!
Доживите до глубокой старости
Играя с сыновьями и внуками
Радуясь в собственном доме!..*
Подходило время пира в доме райжи, куда допускались лишь наиболее знатные кшатри и браманы. Они расселись на циновках в длинном общем помещении, перед исходящими паром котлами с варёным мясом, тушами зажаренных на вертеле коз и баранов, комус, мёд, брага и даже привозное вино лились рекой, а рабы сновали с мисками, полными запечёнными корневищами камыша, кашей из сосновой заболони с пшеницей, жареными и варёными грибами.
Жених с невестой пребывали в дальнем конце зала, на высоких сидениях за деревянным столом, вместе с райжой Аюдхи, главными брамами и первыми колесничими обеих вар. Все они тоже с удовольствием отдавали дань яствам и напиткам. А вот молодожёнам, похоже, придётся идти спать голодными…
Причиной такого огорчения стала короткая беседа, случившаяся у Бхулака, когда он шёл на пир.
— Не ешь там ничего и не пей, — услышал он тихий голос. — И невеста тоже.
Взглянув в сторону, откуда донеслись эти слова, он успел заметить скрывшуюся в толпе Нойт. А к её предупреждениям, как уже не раз убеждался за эти годы Бхулак, следовало относиться серьёзно. Девушка оставалось полной тайн, но, без сомнения, искренне желала предостеречь его. Она казалась на удивление осведомлённой о многих вещах, которые происходили не только в Аркаине, но и других варах страны, и даже в племенах диких дасов. Её сообщения всегда были краткими, но вполне определёнными, и Бхулак почитал разумным следовать им и не допытываться, откуда она всё это знает.
И теперь ему стало тревожно — причём это наложилось на давно уже беспокоящее его туманное, но мрачное предчувствие. Сев с невестой за стол, он глазами нашёл среди стоящих женщин Арэдви. Та тоже пристально глядела не него, и он понял, что его предостерегает и она.
— Делай вид, что ешь и пьёшь, но в рот ничего не бери, — шепнул он невесте.
Та вздрогнула и заметно сжалась, но едва заметно кивнула — кажется, дева понятлива. Это хорошо.
Бхулак взял налитый рабом-дасом ковш браги и поднёс ко рту, изображая, что пьёт. Потом незаметно выплеснул напиток на пол. То же самое проделала и Тапати — довольно ловко, надо признать. Да, в общем-то, занятые набиванием собственных желудков гости особенно и не следили за аппетитом молодых.
Однако подходил момент, когда им всё же придётся испить ритуальный мёд с примесью горьких трав, символизирующий супружескую жизнь —обязательная часть свадебного пира. Напиток готовили брамы, и он уже появился в зале — Бхулак разглядел давешнего даса, осторожно пробирающегося среди пирующих, держа в обоих руках полную чашу. Дурное предчувствие Бхулака всё возрастало, он с тревогой следил за приближением слуги. Хотя тут уж ничего не поделаешь: в этот момент все глаза устремятся на пару, и им придётся пить по-настоящему, до дна, а потом показать народу пустую чашу.
