Внешне они мало отличались от маргушцев, но говорили на ином языке — Бхулак встречался с похожими далеко к северо-востоку отсюда. К гостям из Марги тут относились с уважением, а вдобавок Бхулак платил за гостеприимство серебром и медью. Потому приняли их радушно, выделив угол и очаг в главном кугуе, где проживали важные люди посёлка — старейшины и жрицы Великой Матери.

С одной из них они сейчас и общались — вернее, говорил Бхулак, а Арэдви скромно молчала, хотя в этом обществе, где у женщин было довольно много власти, никто бы не удивился и не возмутился, возьми она на себя даже ведущую роль. Старуха напоминала Бхулаку старейшую Кхел из его далёкого детства: тоже толстая и источавшая столь же неприятный запах, хотя и гораздо более пристойно одетая. Однако беседовала с гостями она вполне дружелюбно, прилично пользуясь языком Маргуша. Но Бхулак ощущал за её словами некую скрытую тревогу. Впрочем, может быть, он просто устал.

Эмьё-почтенная, хранительница священного очага главного кугуя и глава совета старейшин всего Ю, живо интересовалась новостями из Марги — что было вполне понятно: они напрямую касались и здешних обитателей. Необычным казалось лишь отсутствие в ней любопытства к тому, по каким причинам эта странная пара на невиданной повозке устремилась прочь от великого города в места малолюдные и дикие. Не очень охотно рассказывала она и о пути на север — вопрос, который Бхулака, конечно, очень интересовал.

— На севере быстро темнеет, — её слегка сиплый голос при этом звучал зловеще. — Чем дальше человек уходит туда, тем больше тьма растворяет его.

Вообще-то, Бхулак не без основания предполагал, что предки этих людей пришли как раз с севера — на похожем языке говорили жители селения, куда он попал много столетий назад. Единственно, что коренным образом отличало их от юсов — тесное знакомство с лошадьми. Он не исключал, что юсы были их родичами, но если и так, то о лошадях они забыли прочно.

— Золотая Старуха-мать защищает детей своих от тьмы, но могущество её не беспредельно, — продолжала меж тем старуха. — Среди вечной ночи и лютой стужи оно заканчивается, там царство Великого-змея-пожирающего-свет. Там нет места ни богам, ни зверям, ни людям. Лишь слуги Великого змея колдовским своим манером несутся по снежной пустыне, убивая всё живое, что встречают на пути.

Хотя Бхулак знал, что даже на самом крайнем севере подобных ужасов нет, в душе его похолодело — слишком уж убедительно звучал сиплый голос старой жрицы. Чтобы разогнать тревогу, он, почтительно поклонившись старейшине, вышел из густо продымленного и заполонённого человеческими запахами дома на воздух.

— Мать тебе поможет. Но и ты будь осторожен, очень осторожен, — тихо, но чётко напутствовала его Эмьё-почтенная.

Он вышел в посёлок, оживлённый, несмотря на довольно уже позднее время: одни его обитатели готовились отправиться на вечерний лов рыбы, другие занимались на воздухе своими делами. Мужчины мастерили наконечники копий и стрел, откалывая тонкие пластины от кремнёвых желваков, добытых в ближних холмах, женщины трепали вымоченное конопляное волокно, из которого потом ткали одежду и делали рыбацкие сети.

А рыбаки с этими сетями и острогами рассаживались в плоскодонные, обтянутые кожами лодки, стоящие на одной из многочисленных речных проток, пронизавших всю эту заросшую густым тугаем местность. К утру лодки вернутся, тяжёлые от груза рыбы.

Бхулак сидел на камне, глубоко вдыхая сырой воздух, наполненный запахами реки, рыбы и гниющих растений, прислушивался к приглушённому людскому говору и звукам, издаваемым разнообразной живностью в тугайных зарослях. Оттуда же исходили облачка мелкого кровососущего гнуса, но Бхулак не обращал на него внимания. Казалось, всё вокруг исполнялось размеренным покоем, но в нём продолжал назойливо шевелиться колючий червячок тревоги.

Он обратил внимание на небольшую группу юсов неподалеку. На первый взгляд, те просто беседовали. Но, внимательнее приглядевшись, Бхулак понял, что мужчины почтительно внимают стоящему посереди них невысокому кряжистому человеку в длинном чёрном плаще и маленькой круглой шапочке. Гораздо более зоркие, чем у большинства обычных людей, глаза Бхулака отметили, что вещающий сильно отличается внешне от здешних жителей — он походил, скорее, на узкоглазых людей, живущие в далёких восточных странах.

Человек повелительно бросил короткую фразу, и собравшиеся вокруг него мужчины, низко поклонившись, растворились в наступающих сумерках. Возможно, это был начальник группы охраняющих посёлок воинов или богатый купец из дальних краёв, привезший ценные товары. Но всё же Бхулак отметил для себя, что наутро стоит расспросить кого-нибудь про эту необычную личность.

— Господин, подали ужин, — раздался голос бесшумно возникшей за его спиной Арэдви.

В доме у их очага на расстеленной тростниковой циновке стояли глиняные миски с копчёной щукой, запечёнными в панцирях черепахами и жирной варёной олениной. Еда была вкусной, Бхулак поглощал её с удовольствием. Арэдви тоже делала вид, что ест. Но, взяв кувшинчик с напитком из перебродивших лесных ягод с мёдом и поднеся его ко рту, она вдруг остановилась, а потом, сделав маленький глоток, поставила сосуд обратно.

— Не пей, — коротко сказала она.

— Почему? — оставив еду, спросил Бхулак.

— Напиток содержит препарат на основе мака. В высокой концентрации. Очень токсичен для вашего вида. Обычный человек от такой дозы впадёт в глубокий сон на грани комы. Ты нет, но и тебя он сделает малоактивным.

— А ты?

— Органические яды для моих конструкций безвредны.

Бхулак задумчиво поглядел на кувшинчик. Ничего удивительного: произошло именно то, о чём предупреждал его назойливый червячок. Вопрос теперь состоял в том, что делать дальше. Конечно, это заговор, и, конечно, о нём была осведомлена Эмьё-почтенная, без которой, как подозревал Бхулак, в славном городе Ю не делалось вообще ничего.

— Она пыталась тебя предупредить, — Арэдви опять слово бы читала его мысли.

Он и сам так думал. Похоже, жрица вынуждена согласиться с заговором против гостей, но сама отнюдь не пребывала от того в восторге. Это можно как-то использовать.

— Сейчас мы сделаем вид, что выпили это и потеряли сознание, — тихо проговорил Бхулак.

Без лишних объяснений понявшая его Арэдви, не тратя времени, осушила сосуд. Бхулак взял второй такой же, изобразив, что пьёт. Нетронутый напиток он незаметно вылил в золу угасающего очага. Через несколько минут он растянулся на мягких шкурах, словно вдруг ощутил настоятельный позыв ко сну. Девушка легла рядом и затихла.

Притворяться потерявшим сознание или даже мёртвым Бхулаку было далеко не впервой, он мог очень долго не двигаться и дышать очень тихо. Но время тянулось мучительно медленно. Постепенно очаги гасли по всему дому, его насельники отправлялись на покой. Кое-где раздавались звуки любовных игрищ, но вскоре стихли и они. Всё окутала темнота, лишь в центре дома негасимым огнём горел священный очаг, который сторожила одна из помощниц главной жрицы.

Бхулак чутко вслушивался в тишину, но улавливал лишь дыхание спящих людей, тихое потрескивание хвороста в священном очаге, да отдалённые звуки ночной речной долины. Наконец слух его поймал негромкий, но резкий шорох… потом ещё. К ним явно кто-то тихо приближался — и не один.

Четверо мужчин. Они очень осторожно подошли к очагу и с минуту стояли, пытаясь, видимо, понять, насколько крепко гости спят. Убедившись, что намеченные жертвы совершенно неподвижны и едва дышат, двое из пришельцев осторожно взяли Бхулака один за плечи, а второй за ноги и понесли к выходу. Двое других, идущих позади, надо думать, так же поступили с Арэдви. Бхулак на полсекунды приоткрыл глаза и убедился, что молодая жрица сидит лицом к огню, не обращая на происходящее никакого внимания.

Несли их быстро, тихо и довольно долго: по расчётам Бхулака, они давно уже покинули пределы посёлка. В конце концов запыхавшиеся похитители остановились и опустили наземь два бесчувственных на вид тела. Вряд ли их собирались прямо сейчас убить — ничего не мешало сделать и в доме. Наверное, намереваются пытать, чтобы узнать какие-то сведения…