Когда люди напуганы и растеряны, им может помочь лишь одно: понятная и достижимая цель, поставленная им высшим авторитетом. Поводырь дотошно изучил психологию людей, что теперь и демонстрировал. Ирги оправились от ужаса, воспряли и бросились к Бхулаку.

— Хватайте ария! — продолжал кричать Сула.

Первым, кто последовал этому призыву, стал… Аргрика. Но он же первым и напоролся на меч Бхулака, который подхватил обмякшее тело брама, прикрывшись им от новых нападающих. Сам он пятился к продолжающему что-то вещать чудищу, в отличие от иргов понимая, что оно совершенно безопасно.

— Не убивайте его, — увещевал вождь Змей. — Мать съест его живьём!

Это оказалось на руку Бхулаку — враги старались не ранить его, потому он продолжал прикрываться трупом жреца, в который впивались копья и ножи, а сам то и дело доставал нападавших остриём меча. Хотя долго так продолжаться, конечно, не могло. Крюк на копье зацепил тело брама и рванул так, что Бхулак не смог удержать свою единственную защиту и остался совсем открытым. Сейчас его убьют…

Но тут враги вновь завопили от ужаса, да куда сильнее, чем в прошлый раз. При этом они смотрели за спину Бхулака, который тоже обернулся и на миг оцепенел сам. На месте, где только что возвышалась огненная Змееногая, возникло нечто ещё более страшное и дикое. Трудно даже было описать эту фигуру, лишь отдалённо походившую на неправдоподобно высокого и худого человека, словно бы состоящего из густой тьмы, озаряемой изнутри багряными всполохами. Но с таким же успехом походило это на сухое дерево, угрожающе размахивающее голыми ветвями. А то, что служило фигуре головой, являло собой громадный череп — то ли конский, то ли лосиный, увенчанный ветвистыми рогами. А может, тоже голыми сучковатыми ветвями. Но самом страшным для собравшихся стало то, что чудище всё равно чем-то напоминало могущественную богиню, только что вещавшую на этом месте.

— Хийс! — в ужасе заорали ирги.

— Виндо! — вторили им их союзники — северные дикари.

И правда, Арэдви очень удачно совместила и воспроизвела в голограмме представления этих племен о страшном духе-людоеде.

— Он нас сожрёт! — голосили, разбегаясь, стойкие воины, не боящиеся смерти в бою. Но мысль о том, что их тела и души поглотит ненасытная тварь из кромешного подземного мира, лишала их воли и ввергала в дикую панику.

Люди идут к цели, пока привержены тому, что её олицетворяет — будь то идея, человек или созданная сумасшедшей машиной голограмма. Но если это олицетворение приобретает противоположные качества, цель для людей теряет смысл. Это, конечно, знал Поводырь, но для данной миссии посчитал несущественным. Чем и воспользовалась Арэдви — её машинной мощности не хватало на то, чтобы создать собственную проекцию голограммы такого же качества, но вполне достало, чтобы видоизменить уже существующую. Тем более, что автономный модуль находился гораздо ближе к месту действия, чем Поводырь.

Хаос охватил лагерь, все без толку метались с места на место, орали, никто не представлял, что делать. Присутствия духа у костра, похоже, не потеряли лишь Бхулак, который единственный понимал, что тут творится, да Сула-наг.

— Стойте, безумцы, это колдовской морок, не бойтесь его! — взывал он.

Но крик его вдруг прервался бульканьем. Глаза нага недоумённо округлились, он попытался что-то сказать, не смог, двинулся было, но не сумел — ноги его подкосились и он бессильно рухнул на землю, увлажняя её кровью из раны на шее. Только теперь Бхулак увидел ту, что стояла за ним на границе освещённого пространства — Нойт. В руке её была длинная бронзовая булавка — такими женщины Страны городов обыкновенно прикрепляли к волосам свои вязаные красные шапочки. Но эту булавку сверху донизу покрывала кровь.

— Я хотела сделать это раньше, — произнесла девушка, подняв глаза на Бхуалка. — Но не выдалось случая.

Он разглядел, что Нойт вонзила своё оружие точно туда, куда нужно — в шею под ухом. Наг умер почти сразу.

— Зачем? — спросил Бхулак.

— Я не хочу, чтобы Шамью убили в бою, — ответила она спокойно. — Но я знаю, что так будет, если ирги нападут снова. Духи показали мне и это, и единственный выход — убить главного нага. Я пришла и сделала это. Ты ведь тоже пришёл сюда, чтобы они снова не напали.

— Да, но я знал, что делаю…

— Я тоже. И я знаю, что умру за это. Но Шамья останется…

Договорить фразу она не успела: тело её дёрнулось, взгляд остановился, изо рта пошла струйка крови, а из груди вышел окровавленный кремнёвый наконечник копья, брошенного кем-то сзади. Девушка свалилась рядом с убитым ею иргом, но Бхулак не видел этого — он в три прыжка преодолел расстояние в десяток шагов до метателя. Тот повернулся к нему, показав злорадно ухмыляющееся лицо даского вождя Навека. Увидев противника, он пытался сопротивляться его бешеному натиску, стараясь достать того каменным топором, но продолжалось это всего несколько секунд. Бхулак вырвал у него топор, оглушил рукояткой меча, заставив врага опуститься на колени, и, ухватив за хохол, от уха до уха перерезал ему горло.

Не взглянув на убитого, он подбежал к Нойт, но с первого взгляда понял, что тут уже нечего не поделаешь. В смерти лицо её сделалось невинным и мечтательным, словно у спящей маленькой девочки. Пока Бхулак, поглощённый горем, стоял над телом жены своего сына, жуткая фигура за его спиной стала колебаться, блёкнуть, а потом вовсе исчезла, и на месте том остался лишь круг догорающего костра.

— У меня иссякла энергия на подержание голограммы, а Поводырь свою отключил, — сообщила появившаяся словно ниоткуда Арэдви. — Нам надо уходить.

В обеих руках она сжимала окровавленные кинжалы.

— Да, — глухо ответил Бхулак. — Но её я не брошу.

Он перерубил мечом торчащее из спины Нойт древко копья, вытащил из груди наконечник и взял тело на руки.

— Пошли, — бросил он Арэдви.

— Алогичное решение, — вынесла та заключение, однако прозвучало это почти одобрительно.

Она заняла свое место за спиной Бхулака с явным намерением прикрывать его, пока его руки заняты. Однако, хотя паника в лагере уже утихала, выбрались они из него без происшествий. Молча и быстро достигли места, где спрятали лошадей с колесницей. Арэдви вновь видоизменилась и впряглась в повозку, а Бхулак затащил в кузов мёртвое тело, сам втиснувшись рядом.

«Шамья», — призвал он на ходу.

Ответ раздался сразу же:

«Где ты, отец?»

«Ухожу из лагеря иргов. А ты?»

«Я тоже поблизости — со своими людьми»

«Зачем?»

«Ищу Нойт… И тебя. Срп сказал мне, что ты там. И она тоже».

«Она со мной», — ощутив вспыхнувшую было в Шамье радость, Бхулак послал ему чувство своей скорби и с болью ощутил удар, испытанный сыном.

«Я оставлю её в степи и разожгу костёр, чтобы вы её нашли», — сказал он.

«А ты?»

«Меня там не будет», — Бхулак прервал связь.

Он примерно представлял себе, где находится отряд Шамьи, и подъехал как можно ближе к нему. Вместе с Арэдви, вновь принявшей обычный облик, они нарубили в ближнем колке целую гору сухих сучьев и разложили большой костёр. Тело Нойт Бхулак бережно положил рядом с ним, надеясь, что огонь не погаснет достаточно долго для того, чтобы его заметили в темноте арии, и чтобы отпугивать до того времени степных хищников.

Несколько секунд посмотрев на девушку, прощаясь, он вместе с Арэдви забрался в кузов колесницы, куда снова запрягли коней. В молчании отъехав так далеко, что костёр сначала превратился в яркую точку во тьме, а потом и вовсе исчез за горизонтом, они доехали до невысокого холма.

— Здесь, — сказала Арэдви, и Бхулак остановил лошадей.

Всё так же молча они поднялись на плоскую вершину с разбросанными в беспорядке замшелыми валунами. Во времена оны те стояли кругом, обозначая то ли священное место, то ли границу владений какого-то канувшего в вечность народа. Теперь большая часть из них валялась на земле, лишь парочка ещё упрямо продолжала стоять, хотя смысла в том никакого уже не было.