Я закрываю глаза и вздыхаю. Конечно, Остин это сказал.

— Птичка, за последние несколько недель я так глубоко залез в задницу Остина, требуя, чтобы он выслушал меня, что практически знаю, сколько раз он встряхивает своим членом после того, как помочится, — говорю я ей. — Меня дважды арестовывали за незаконное проникновение, и меня чуть не переехал твой брат-засранец, но, конечно, если это его версия того, что я не пытался, то я и не пытался.

При этих словах она отрывает голову от моей груди, и ее глаза ищут мои.

— Ты боролся за нас?

— Каждый гребаный день, Аспен, и поверь мне, это было нелегко. Твой брат может быть настоящим мудаком, когда захочет.

— Расскажи мне об этом, — бормочет она себе под нос, в чем-то напоминая саму себя, и заставляет меня задуматься, помогают ли разговоры о наших отношениях отвлечь ее от всего, что только что произошло.

Желая успокоить ее, я запрокидываю ее голову назад и пропускаю воду через ее длинные пряди каштановых волос, прежде чем намылить их шампунем. Уверен, что у меня не очень хорошо получается, но это лучше, чем если в волосах останется кровь.

— На этот раз я не уйду, — говорю я ей, не отвлекаясь от нашей темы. — Я облажался, Аспен, и я пойму, если ты хочешь сохранить дистанцию между нами. Я не заслуживаю нового шанса после того, как причинил тебе столько боли, но я устал ждать, когда Остин передумает. Сегодня вечером он ясно дал понять, что не может справиться со своим гневом. По крайней мере, пока. И мне надоело причинять боль женщине, которую я люблю, потакая его эмоциям. Я хочу быть с тобой, Аспен. Я хочу начать жить с тобой. Я хочу построить дом и нарожать кучу детей с твоими прекрасными зелеными глазами.

— А если меня запрут в тюремной камере?

— До этого не дойдет, — говорю я ей. — С тобой все будет в порядке.

Словно собравшись с силами, Аспен начинает смывать шампунь со своих волос. Она закрывает глаза, и становится ясно, что она глубоко задумалась, но никто не сможет сказать, где витают ее мысли. Хотя не осталось незамеченным, что она никак не отреагировала на мои слова о том, что я хочу быть с ней, но сейчас не время настаивать.

Мы заканчиваем принимать душ, и я тянусь за полотенцем, прежде чем завернуть ее и отвести обратно в свою комнату. Я нахожу для нее футболку, и довольно скоро она сворачивается калачиком в моих объятиях, положив голову мне на грудь.

— Я убила человека, Айзек.

Я киваю.

— Да, но я не хочу, чтобы ты зацикливалась на этом. Это был акт выживания. Это была самооборона. Ты не сделала ничего плохого, — объясняю я. — Я знаю, это кажется невозможным, но я хочу, чтобы ты немного поспала. Ты в шоке. Рано или поздно в дверь постучат полицейские и захотят забрать тебя на допрос, и когда это случится, хорошо бы прийти с ясной головой.

— А если у меня не будет ясной головы?

— Тогда все в порядке, потому что в “Vixen” есть камеры видеонаблюдения.

Аспен кивает, уткнувшись мне в грудь, и когда она прерывисто дышит, я чувствую, как горячие слезы скатываются из ее глаз и скапливаются у меня на груди.

— Все будет хорошо, Птичка. Я буду рядом. Я позабочусь о тебе.

Аспен не отвечает, лежа в моих объятиях и пытаясь заснуть. Проходит почти час, прежде чем она перестает дрожать, и когда я уверен, что она наконец заснула, я наклоняюсь к ней, целую в лоб и выскальзываю из-под нее.

Я поправляю одеяло у нее на плечах и чертовски надеюсь, что она не проснется, пока меня не будет, но я должен вернуться в “Vixen” и выяснить, что будет дальше. И, несмотря на то, что я знаю, как сильно Остин хочет прямо сейчас надрать мне задницу, несправедливо, что все это дерьмо ложится на его плечи. Это мой клуб. Это я должен быть там, и отвечать на вопросы, а также утешать своих сотрудников.

Бросив еще один взгляд на Аспен и убедившись, что с ней все в порядке, я натягиваю футболку и спортивные штаны и снова выхожу. Мой телефон звонил без остановки больше часа, но я не отвечал, решив сначала позаботиться об Аспен.

Поездка обратно в “Vixen” не занимает много времени, и, подъезжая, я обнаруживаю, что улица освещена красным и синим светом. Повсюду копы, полицейские патрульные машины, машины скорой помощи, и значительная часть дороги огорожена полицейской лентой.

Быстро оглядевшись по сторонам, я нахожу парня, который выглядит так, будто он главный, и направляюсь к нему, отстраненно замечая Остина, сидящего в машине скорой помощи, которому осматривают его сломанный нос.

— Сэр, вам нельзя здесь находиться, — говорит офицер, когда я направляюсь к его начальнику, наблюдая, как копы входят в мой клуб и выходят из него.

Плаксивый тон полицейского привлекает внимание сержанта, и он разворачивается, готовый дать мне отпор, но, увидев решимость в моих глазах, останавливается и ждет того, что я собираюсь сказать.

— Меня зовут Айзек Бэнкс, — говорю я, не сомневаясь, что Остин уже передал ему мою информацию. Черт, вероятно, даже его звонок есть во многих пропущенных вызовах на моем телефоне. — Я владелец “Vixen”, и я рад предоставить вам любую информацию или ответить на любые вопросы, которые у вас могут возникнуть. У меня только одно условие для сотрудничества.

Он выгибает бровь.

— Давайте послушаем, — говорит он, его тон говорит мне, что у меня есть пространство для маневра и что меня не собираются утаскивать в наручниках за избиение почти мертвого человека, потому что, как я предполагаю, он уже видел видеозапись и знает, что произошло.

— Оставьте Аспен в покое на ночь. Я забрал ее к себе домой, чтобы она немного поспала. Она потрясена, напугана и намерена сотрудничать. Она будет рада ответить на любой вопрос, который вы ей зададите. Однако после всего, что она пережила сегодня, я прошу вас дать ей несколько часов, чтобы отдохнуть и смириться со всем, что произошло.

— Сынок, ты же понимаешь, что у меня есть мертвое тело и множество вопросов без ответов.

— Да. Однако я также знаю, что каждый квадратный дюйм моего клуба находится под наблюдением камер, и на любой вопрос, который у вас может возникнуть, можно ответить, просмотрев видеозапись.

Он поджимает губы в жесткую линию.

— Похоже на то, — говорит он. — Однако я буду вести свое расследование так, как считаю нужным, и пока мои офицеры не получат возможность полностью просмотреть записи и исключить любые правонарушения, мисс Райдер будет нуждаться в подробном допросе.

— Я понимаю это, и я с радостью отвезу ваших офицеров к себе домой, чтобы они забрали ее. Я лишь прошу дать ей несколько часов отдыха. Ваши офицеры могут разбить лагерь у моего дома, если захотят. А пока вы можете что-нибудь сообщить мне по поводу моего клуба? У меня много сотрудников, которые, несомненно, задаются вопросом, есть ли у них сейчас работа, и, честно говоря, я задаюсь тем же вопросом.

Сержант еще некоторое время говорит со мной, объясняя, как это обычно происходит, и через двадцать минут, после того как офицер подтвердил, что Аспен действительно действовала в рамках самообороны и что они не будут выдвигать обвинения, я наконец ухожу, пообещав привести ее в участок, чтобы она дала показания первым делом утром.

Я нахожу Остина прислонившимся к своей машине на полпути к дороге, его взгляд прикован к открывшемуся перед ним зрелищу: он наблюдает, как тело Райатта выкатывают на каталке, облаченное в мешок для трупов. Сержант не сообщил, как скоро копы уберутся из моего клуба и когда я смогу снова открыть его, но я могу с уверенностью сказать, что это займет какое-то время. В конце концов, мне придется сделать полный ремонт в этой комнате.

— С ней все в порядке, — говорю я ему, устраиваясь рядом и прислоняясь к капоту его машины, оставляя между нами достаточно места на случай, если он снова решит нанести удары.

Он кивает, опустив взгляд на асфальт, и чувство вины, исходящее от него, едва не ставит меня на колени.

— Ее чуть не изнасиловали сегодня ночью, а я был слишком занят ненавистью к ней, чтобы даже спросить, все ли с ней в порядке.