Добравшись до своего “Escalade”, я быстро отпираю его, а затем с такой силой распахиваю дверь, что чуть не срываю ее с петель, и не успеваю даже моргнуть, как уже оказываюсь на водительском сиденье и лечу по своей длинной подъездной дорожке.

Я могу только предположить, что Аспен находится где-то рядом с кампусом ее колледжа, поэтому я поворачиваю направо и направляюсь в ту сторону, набирая ее имя на своем телефоне и нажимая кнопку вызова. Он подключается через мою систему Bluetooth, и еще до того, как закончился первый гудок, ее голос заполняет мои колонки.

— Айзек? — шепчет она, ее голос дрожит и полон такого страха, что это убивает меня.

— Я уже в пути, детка. Я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось, — обещаю я ей. — Где ты?

— Я… я не знаю, — говорит она все тем же дрожащим тоном, явно на грани слез.

Ее голос такой тихий, что мне приходится напрягаться, чтобы расслышать, но я вслушиваюсь в каждое гребаное слово, отчаянно желая увезти ее подальше оттуда.

— Я шла домой из бара, когда увидела, что какой-то подонок преследует меня, поэтому свернула на какую-то случайную дорогу и бросилась бежать. Я прячусь в кустах возле чьего-то дома, но он знает, что я где-то здесь. Он ищет меня, Айзек. Это лишь вопрос времени.

— Хорошо, ты можешь определить свое местоположение?

— Я… — наступает небольшая пауза, и когда ее голос звучит снова, меня охватывает неприкрытая паника. — Я не знаю как. Я никогда не делала этого раньше.

— Все в порядке. Просто держись, Птичка. Я найду тебя, — пытаюсь успокоить ее я. — Откуда ты шла?

Ужас колотится у меня в груди, каждый удар сердца грозит свалить меня с ног при одной только мысли о том, что с ней может случиться, и я пытаюсь разогнать свой “Escalade” еще быстрее, потому что никогда в жизни не испытывал такого сильного отчаяния.

— Бар “У Дж… Дж… Джо”, — она, заикаясь, отвечает. — Он недалеко от кампуса.

Я киваю, прекрасно зная это. Мы с Остином слишком часто засиживались там допоздна, когда учились в колледже, и от ее жилого комплекса до него рукой подать. Хотя я не знаю, какого черта ей понадобилось гулять в такое время ночи. Она знает, что лучше не подвергать себя такому риску, но это не то, что нам нужно обсуждать прямо сейчас. Все, что имеет значение, это добраться до нее раньше, чем это сделает он.

— Хорошо. Хорошо. Что еще ты можешь мне дать?

— Э-э-э… Кажется, я свернула на первую улицу после того, как дошла до жилого квартала. Я просто… Я не знаю, как далеко я зашла или…

Я слышу панику в ее тоне, и быстро пытаюсь успокоить ее, чтобы она мыслила здраво на случай, если ей придется действовать.

— Все в порядке. Скажи мне, что ты видишь. В каких кустах ты находишься?

— Тут… — она делает паузу, пытаясь понять, что происходит, и найти какие-то ориентиры, которые помогут мне найти ее. — Через дорогу есть дом. Его окна заколочены, а трава заросла. И тут же единственный фонарный столб на всей улице, который не работает.

— И ты находишься прямо напротив него?

— Да, — говорит она. — В кустах за белым забором.

— Это хорошо, Птичка. Ты можешь сказать мне, насколько он близко находится? — спрашиваю я. — У тебя есть время подойти к двери дома и постучать?

На минуту повисает тишина.

— Я… я не уверена, — говорит она мне. — Не думаю, что здесь кто-то есть. На подъездной дорожке нет машины, а почтовый ящик выглядит так, словно его давно не проверяли. Я не знаю, могу ли я рискнуть подойти к двери и подождать, пока кто-нибудь откроет, пока он меня не нашел.

— Тогда оставайся на месте. Не пытайся двигаться, — говорю я ей. — Тебе безопаснее там, где ты сейчас. У тебя есть сумочка? У тебя есть что-нибудь острое, что ты могла бы использовать в качестве оружия?

— Эээмм… — Я слышу, как она начинает рыться в сумочке, и кажется, что эта задача дает ей возможность сосредоточиться и придает ее тону немного больше уверенности. — Ручка или, э-э-э… мои ключи.

— Отлично, детка. Я хочу, чтобы ты положила свою сумку на землю и держала эту ручку. Пока я не приеду, это твой спасательный круг, и если этот парень найдет тебя, ты воспользуешься им. Ты меня понимаешь? Ты сделаешь все, что в твоих силах, чтобы сбежать. Вонзи ее ему в горло. В глаз. Куда угодно, лишь бы он упал.

Дрожь возвращается в ее голос.

— Я не уверена, что смогу это сделать.

— Ты сможешь и сделаешь это, — говорю я ей. — Теперь, что насчет тех каблуков? Ты все в них?

— Да.

— Сними их. Я знаю, это кажется неправильным, но, если тебе нужно бежать, я хочу, чтобы ты была уверена в своей опоре. Ты не можешь рисковать упасть. Сними их и спрячь за собой в кустах.

В трубке становится тихо, и я могу только предположить, что она снимает каблуки.

— Я… — она судорожно втягивает воздух, полный ужаса.

— Что случилось, детка? Ты в порядке?

Она продолжает молчать.

— Он там? — спросил я.

С ее губ срывается почти неслышный писк, и я крепче сжимаю руль, костяшки моих пальцев белеют, когда я подлетаю ближе к колледжу.

— С тобой все будет в порядке, — обещаю я ей. — Не издавай ни звука. Просто слушай мой голос. Я почти на месте.

Она шмыгает носом в ответ, и частичка моей души рассыпается в прах.

— Шшш, малышка. Положи большой палец на кончик ручки, чтобы она не выскользнула у тебя из пальцев, если тебе понадобится ею воспользоваться. Держи ее крепко.

Она хнычет, и я понимаю, что должен что-то сказать, чтобы успокоить ее и не дать ей сойти с ума. Ей нужно быть спокойной и держать себя в руках на случай, если дело дойдет до борьбы за ее жизнь.

— Прости, что причинил тебе боль, Аспен. Это последнее, что я когда-либо хотел сделать, но в тебе есть что-то, что сводит меня с ума. Мы как огонь и лед, Птичка. В ту секунду, когда ты смотришь на меня, у меня по коже бегут мурашки, и я просто жду того дня, когда ты поймешь, что меня никогда не будет достаточно для тебя.

Я тяжело сглатываю, не представляя, насколько уязвимым буду чувствовать себя после такого признания.

— Ты была права вчера. Я гребаный трус, и когда я погрузился в тебя в “Вишне”, это было намного больше, чем просто быстрый трах.

Она судорожно втягивает воздух, и я морщусь, нуждаясь в том, чтобы она вела себя как можно тише.

— Ты не представляешь, как, блядь, сильно я хочу дать тебе все, чего ты всегда хотела. Я ненавижу причинять тебе боль и постоянно отстраняться. Ты такая чертовски красивая, Аспен. Еще до того, как все это началось, я всегда так думал, и я всегда так многого хотел для тебя. Я хочу защитить тебя и увидеть, как ты получишь весь гребаный мир, и, если я буду до конца честен, я думаю, что это одна из причин, по которой я так часто ссорюсь с тобой. Мне нужно, чтобы ты увидела, что я недостаточно хорош, и когда мы кричим друг на друга, это удерживает меня от того, чтобы сказать то, чего, я знаю, не должен. Это удерживает меня от признания, насколько чертовски сильно я хочу тебя.

— Айзек.

Ее голос едва слышен, он просто подтверждает то, что она действительно слышит меня.

— Я почти на месте, детка. Просто держись там.

— Где ты, Красотка? — я слышу голос. — Выходи, выходи, где бы ты ни была. Я знаю, что ты здесь. Я просто хочу поиграть.

БЛЯДЬ!

Я слышу, как она прерывисто вздыхает, и мне приходится замолчать, когда я заворачиваю за угол, почти теряя контроль над гребаной машиной. Еще две гребаные улицы, и я буду там.

С ней все будет в порядке. У нее в руках ручка, и она готова нанести удар. Она боец. Она ничему не позволит случиться.

— Знаешь, когда я с тобой… Я не знаю, как это описать, Птичка, — говорю я ей, проглатывая комок страха в горле, когда ее всхлипы набирают обороты и становятся громче, угрожая выдать ее. — Я знаю, что это началось как простой секс, но я думаю, ты знаешь, что это гораздо больше. Когда я прикасаюсь к тебе… черт. Я никогда не чувствовал ничего подобного, Аспен. В тебе есть что-то такое, что ставит меня на гребаные колени. Ты меня зацепила, а я даже близко не готов к тому, чтобы ты ушла от меня. Насколько это, блядь, эгоистично?