— Они рыдали! Половина зала в слезах! — с восторгом кричал Влад. — Данилевский, ты гений, я же говорил!

А я смеялся, не в силах ответить связно, только повторяя раз за разом, какие все молодцы. Я даже не замечал, что продолжаю обнимать Элли, а она даже не пытается от меня отстраниться. Это была победа, и я упивался каждой улыбкой своих актеров, которые сделали для меня этот праздник.

— Пойдемте на сцену, — потянул нас Влад. — Они требуют выхода.

И вот мы стоим перед полным залом, который аплодирует стоя, выкрикивает что-то ободряющее, и весь этот ликующий шум толпы словно возносит меня к самым облакам. И те слезы эмоций, вызванные моими героями, которые продолжали вытирать особо чувствительное зрительницы, казались мне лучшей наградой, самой высшей оценкой моих трудов.

Я не раз за свою жизнь принимал овации зрителей, но тогда я был актером, и благодарность касалась только меня и моей роли. Но сейчас я словно принимал похвалы за каждого своего актера. Более того, они возносили мою пьесу и мой театр, и это признание было в тысячи раз мощнее всего, что я испытывал раньше.

А после нас подхватил вихрь событий, уже лишних для меня, но столь необходимых публике. Меня, Элли и Влада фотографировали, поздравляли, задавали вопросы, несмотря на то, что я выделил отдельное время для общения с прессой.

К Элли, казалось, было больше всего внимания. Но она так нежно улыбалась, так мило отшивала самые беспардонные замечания, что я не переставал восхищаться ею. Она словно продолжала находиться в роли Катерины, будто знала, что именно этого я от нее и жду.

Немало досталось и Владу, но за него я не переживал. Он мужчина, сумеет отбиться от самых каверзных вопросов. Ну и, конечно, моя персона была на первом плане. Всем безумно хотелось узнать, сам ли я написал пьесу, кто вдохновил меня на ее написание и когда я соберусь жениться на этой загадочной музе. Я шутя отбивал назойливые атаки, ведь мне нечего было скрывать от всех этих акул.

Отдельной сенсацией стал мой обещанный секрет про Жанну. Я не стал сильно уничтожать сбежавшую стерву, слишком добрый был сейчас. Просто рассказал, что актрису пришлось заменить, потому что предыдущая предпочла замужество карьере. Но это еще больше повысило Элли в глазах публики, потому что они узнали, за какой срок новой актрисе удалось подготовиться.

Прием по окончании премьеры, казалось, длился вечно. Но вот холл стал пустеть, репортеры уехали, я прощался с последними гостями, когда ко мне подошел Александр Савельев. Представитель банка-спонсора весь вечер держался в стороне, наблюдая за происходящим вокруг. Только сейчас он решил подойти.

— Господин Данилевский, — произнес он, приподнимая бокал в приветственном жесте, — хочу вас поздравить с оглушительным успехом.

— Благодарю, — коротко кивнул я.

— Мы можем поговорить с вами наедине? У меня будет к вам интересное предложение.

— Надеюсь, оно не касается выплаты штрафов? — поддел я собеседника, припомнив ему наш последний разговор и его недоверие по отношению ко мне.

— Ну что вы, — наигранно возмутился Савельев. — Вы полностью исполнили все обязательства по контракту, так что я хотел бы предложить вам несколько расширить ваш успех.

— Ну что ж, пойдемте, — ответил я, сделав приглашающий жест в сторону своего кабинета. Перед уходом успел шепнуть Элли, чтобы переодевалась и ждала меня. Я хотел непременно поехать домой с ней. Моя малышка послушно кивнула, а я подозвал Марата, и втроем мы направились вверх по лестнице.

— Артур, ваш спектакль понравился зрителю, — начал Савельев, когда мы расположились в кабинете, и я разлил нам по бокалу давешнего коньяка. — Как вы смотрите на то, чтобы продать на постановку права еще нескольким театрам?

Мои брови взлетели вверх. Я не ожидал такого поворота событий.

— Вы хотите сказать, что у вас уже есть такой покупатель? — сразу поймал я суть предложения.

— Да, — кивнул Савельев. Он выглядел расслабленным, отпивая янтарную жидкость из своего бокала. — У нас есть контракты с некоторыми театрами, которые нуждаются в хорошем толчке, чтобы обрести нужную популярность. Они находятся не в Москве, так что здесь вы будете единственным, кто будет показывать эту постановку.

— Я правильно понимаю, что вы лично заинтересованы в популярности этих театров? — спросил я, не желая бродить вокруг да около.

— Верно. Они не смогли выполнить условия контрактов с нашим банком, и я в состоянии дать им второй шанс, чтобы они смогли реабилитироваться.

— То есть вы хотите отдать мою постановку театрам, которые находятся где-то на дне? — мне стало смешно от такого предложения.

— Не совсем так. Они может не слишком популярны сейчас, но у них все впереди. Вы можете дать им второй шанс, как и я даю его им.

— А какая выгода с этого мне? Я с тем же успехом и без малейшего риска могу показывать пьесу у себя.

— Артур, вы же бизнесмен, — с насмешкой проговорил Савельев. — Вам нужны деньги и популярность. Или, может, я не прав?

Чертов банкир был прав, и чем-то его предложение меня зацепило. Я могу быть единоличным пользователем своего произведения, эксклюзивным поставщиком эмоций по нему. Это щадило бы мое самолюбие и тщеславие, но со временем популярность угасала бы, сдерживаемая рамками моего театра. Расчетливый предприниматель во мне зашевелил мозгами, выстаивая перспективы и рисуя возможные риски.

— Я мог бы ездить с гастролями, — высказал я одну из версий своего продвижения.

— Бросьте, вы сами знаете, какие это расходы. Сейчас вам это не по карману. А так большую часть возьмут на себя другие театры, с которыми вы заключите контракты. Ваше имя будет на всех афишах, а договоры вы можете подписать таким образом, чтобы контролировать постановки вплоть до мельчайших деталей. Вам будет обеспечена популярность, а еще вы сможете получать доход от тех постановок, приняв в процессе минимум участия. А от нас вы получите дополнительную бесплатную рекламу еще на месяц. Бонус, так сказать.

Да, финансист прав. Тщеславие – тщеславием, но бизнес так не строится. И если моя пьеса кому-то интересна, нужно пробовать ее показывать везде, где получится.

Я посмотрел на Марата, он задумчиво потирал лоб, глядя на меня. По его взгляду я не смог понять, какого мнения придерживается мой компаньон по этому предложению. Значит, надо будет обсудить с ним после все плюсы и минусы.

— Я должен ознакомиться со всеми театрами, поговорить с их владельцами и подумать о содержании контрактов. Сейчас я не могу принять решения, — ответил я Савельеву. — Но я услышал ваше предложение и постараюсь вернуться с ответом к концу следующей недели.

Савельев довольно кивнул. Конечно, он не ждал от меня ответа прямо сейчас, и то, что я не отказал сразу, значительно повышало шансы на положительный ответ.

Когда мы распрощались с банкиром, я опустился обратно в свое кресло.

— Что думаешь, Марат? — спросил я.

— Это твоя пьеса, и ты волен распоряжаться правами на нее как захочешь. Но я бы сначала посоветовался с юристами, чтобы они подсказали, как передать права таким образом, чтобы ты не остался внакладе.

— Это само собой, — отмахнулся я от очевидного. — Но у тебя нет других возражений? Я вижу, что ты сомневаешься.

Марат снова потер лоб, словно пытаясь сформулировать свои мысли.

— А тебя не смущает, что какой-то другой театр будет показывать твое произведение? Это ведь твое детище, часть твоей души, а ты собираешься это продать.

Я задумался над этим замечанием и понял, что Марат высказал вслух ту самую мысль, которая царапает и меня. Но ответ пришел внезапно быстро и очень легко.

— Ты знаешь, нет. Я не продаю часть души, я продаю возможность показать зрителю эту часть моей души. И только от меня зависит, насколько хорошо другим постановщикам и актерам это удастся сделать. А еще я с легкостью готов отдать эту пьесу, потому что очень скоро поставлю другую, и уж на нее-то я хочу остаться единственным правообладателем.