Сам Морозов практически не пил, лишь изредка употребляя за пультом сухое вино. «Компания» больше налегала на водку.

— А как еще сблизиться между собой, как открыться? — недоумевает Чиж. — Когда мы только-только начали ездить, мы искоса друг на друга посматривали и выясняли, кто какую музыку дома слушает. Так было забавно! Вроде уже отработали с десяток концертов, везде собирали аншлаги, а друг друга еще не знаем. И кто-то (не помню, кто именно) опасался, что если он произнесет вслух слово «Высоцкий», то другие скажут: «Ты блатняк слушаешь?! Да ты не рок-н-рольщик!» И когда выяснилось, что все мы от Владимира Семеныча прёмся, он сказал: «Чуваки, а я боялся признаться...» Через рюмку, через стакан мы друг к другу притирались.

Трезвому образу жизни мало способствовала и сама гастрольная жизнь, сильно бьющая по иммунной системе. Тяжелые переезды и перелеты. Смена часовых поясов. Гостиничные номера с тараканами. Хамовитая обслуга. Сон урывками, на ходу. Разная вода, к которой трудно приспособить желудок. (Питание вообще особая тема: благодаря гастролям Чиж навсегда возненавидел «солянку сборную мясную» — дежурное блюдо всех ресторанов от Выборга до Находки.)

На Западе вообще пришли к выводу, что «гастрольная лихорадка» — это такое же профессиональное заболевание (как, например, силикоз у шахтера), избежать которого практически невозможно. Но тогда справедливо признать, что спиртное для музыкантов является одним из средств профилактики.

— Я знаю только три способа, — говорит Чиж, — как погасить адреналин после концерта: секс, алкоголь и наркота. Ничего другого человечество не изобрело. Всё! Выбирай! А иначе можно с ума сойти! Пытаешься уснуть и не можешь, а утром встаешь и чувствуешь, что эта усталость не прошла — она, бл***, как радиация, накапливается...

Когда Чиж пробовал бросить пить, это делало его жизнь значительно труднее: он оставался единственным трезвым в купе. В какой-то момент «компания» даже заслужила сомнительную славу «самой пьющей группы», а Чиж — «железного троянского коня», которого не перепить ни при каких обстоятельствах. Лидер группы «Сплин» Александр Васильев рассказывал: «Мы его боимся. Приехали как-то в Вятку, и нам говорят, что позавчера здесь играл Чиж, но не уехал — нас дожидается, чтобы домой ехать вместе. Мы в ужасе схватились за голову. И наши самые худшие опасения подтвердились. Говорят, что первым в Питере с поезда сошел бодрый и довольный Чиж, потом вынесли нас».

Во многом из-за этих гастрольных загулов группу решил покинуть Юрий Морозов.

— Всё это постепенно развивалось, — говорит он. — Поначалу можно было как-то вытерпеть. Потом всё больше и больше... Досуг рокеров — отдельная тема. Вот для сравнения: приезжаем с «ДДТ» в Витебск, и местные предлагают Шевчуку: «Хочешь посмотреть музей Шагала?» Едем туда, ходим, смотрим. Всё здорово. Приезжаем с «чижами» куда-нибудь. «Парни, чего-нибудь хотите?» — «Баню и пива!» На первых гастролях еще бродили по городу, выезжали на речку. А потом программа стала стабильной: баня, пиво — и всё, никаких отклонений!.. И эта накатанная программа меня в конце концов достала. Помню, звонит после гастролей Романюк: «Юра, ну ты удивишься!.. Мы в этот раз так дали!..» Я говорю: «В библиотеку, что ли, пошли? Это единственное, чем вы могли меня удивить».

Пребывая в состоянии перманентного похмелья, «чижи» даже не заметили, как добрались до Первого зала страны — ныне снесенного Государственного Центрального концертного зала (ГЦКЗ) «Россия». В этом пафосном месте по соседству с Кремлем 5–6 октября 1996 года должны были пройти их выступления, посвященные (не смейтесь!) 2-летию группы и презентации альбома «Перекресток».

— Когда Березовец сказал, — вспоминает Чиж, — что мы попробуем сыграть в «России», это был не мандраж, а так — ни фига себе, добрались, типа, до вершины... Было даже, я скажу, некое чувство ответственности, которое, однако, не помешало мне просрать эти концерты со словами: «Да пошли вы на фиг с вашей фешенебельностью! Не на таких “точках” игрывали!..»

В «Россию» группа прибыла прямо с гастролей. Были назначены три выступления: одно в субботу вечером и два — на следующий день.

Начала дневного воскресного концерта публика прождала минут сорок. Что было потом, рассказал фэн Владимир: «Выходят музыканты, начинают играть вступление к песне, Сереги на сцене нет. К микрофону подходит Миша Владимиров: “Наш друг Серега вчера напился, щас он оклемается и выйдет...” Выходит Серега без майки и босиком, что-то говорит за кулисы, выносят стул и вентилятор. Он сел, сказал: “Простите, если кого обломал, сейчас немного попоем”, поставил перед собой пару бутылок с водой и запел, да как запел! У меня был хороший бинокль, я видел, как ему было тяжело. Он честно отработал всю программу и еще несколько песен спел на бис. А ведь вечером был еще один концерт!»

На втором выступлении ближе к концу Чиж встал и скрылся за кулисами. Место у микрофона занял Владимиров, который спел четыре песни собственного сочинения, чтобы Чиж смог отдышаться. На протяжении всего концерта возле «России» дежурила бригада «скорой помощи».

БГ не зря предупреждал: если человек берется за такое энергетичное и рискованное дело, как рок-н-ролл, но при этом оттягивается больше, чем работает, он с большой вероятностью гибнет или сходит со сцены. И если «чижи» по-прежнему продолжают выступать, это означает только одно: они работают все-таки больше, чем «оттягиваются».

Впрочем, как бы ни пили «чижи», они всегда старались честно делать свое дело. По-настоящему неприятный инцидент случился разве что в Томске, где по договору группа должна была отработать ровно час. «Со сцены ушли все в поту, в мыле, — рассказывал Чиж. — А публика всё скандирует, что-то орет, не успокаивается. Нас уже посадили в автобус, в который тут же полетели грязь и булыжники. А вслед за ними обидные ругательства. Оказывается, ребятам сказали, что Чиж будет играть три часа. Вот такая подстава со стороны организатора. Сидишь и не понимаешь, за что получаешь камнями».

«Гастроли — это испытание на прочность вашего таланта, — говорит Дэвид Нопфлер в своем “The Bluffer’s Guide to the Rock Business”. — Каждый тур, подобно военному походу, закаляет и сплачивает рок-группу».

— Спаянная ли у нас группа? — задумывается Баринов. — С одной стороны, долго друг друга выносить не можем. А друг без друга — такая тоска сразу... На гастролях одна мысль — быстрее бы разбежаться! На вокзал приезжаем — и сразу врассыпную по домам. А через час-другой все уже на телефонах: «Как ты?» — «А ты как?» — «Тут вот в моем чемодане твои трусы». — «Оставь себе!» — «И еще грязные носки...» — «Себе оставь!!»

Странно, но в России почему-то принято считать, что рокер должен непременно жить в нищете. «Я не совсем понимаю таких, как Ник Рок-н-Ролл[113], — говорил Чиж в интервью 1995 года. — Помню, мы играли с «Разными людьми» в Питере. После концерта встретили Кольку, и он посмотрел на нас и говорит: “Вот вы сейчас все в гостиницу пойдете...” — “Конечно”, — говорим мы. “А мне некуда”, — говорит он. “Так пойдем с нами”. — “Нет, — говорит Ник, — ни хрена. Я альтернатива всему этому, и я пойду спать в подъезд”. Вот это, честно говоря, я не понимаю...»

Чиж не раз утверждал, что не боится «обмажориться»: «Мне абсолютно по фигу, что мне жрать, где мне жить, на чем ездить... Единственное, что цепляет, — это фонотека, библиотека и инструмент. Деньги меня интересуют, только чтобы ни жена, ни дочь не голодали и не ходили оборванными». Он был по-мужски горд, когда концертно-альбомные гонорары принесли в семью относительный достаток. Верным признаком того, что «жизнь-то налаживается», стала полная коллекция битлов на CD, которую Ольга преподнесла ему на день рождения. И если жена, которая вела бюджет, смогла выделить порядка 250 долларов на такой шикарный презент, значит эти деньги были явно не последними.

— Когда Серега более-менее стал зарабатывать деньги, — вспоминает диджей Валерий Жук, — в комнате тут же появились стеллажи с компактами: «Вот на пенсию выйду, буду слушать». Ольга, по-моему, буквально хватала его за руки, потому что он приезжал с гастролей с деньгами и сразу же бежал выполнять план музыкальным магазинам: «Деньги жгут ляжку!»