— Мне почему-то нравились уроки сольфеджио. Я такой, наверное, долбанутый. Мне просто нравилось петь. Я приходил и с удовольствием пел любые, самые сложные упражнения, задания, примеры.

С первого по третий класс музшколы в группу ходило много народу, и Чижу удавалось филонить. Как всякий пацан, он тянулся к двоечникам, которые привлекали его своим независимым поведением. Глядя на них, он позволял себе прогуливать, читать шпионскую книгу «Тарантул», прикидываться больным («мам, у меня чего-то голова болит»).

Затем Чижа перевели в утреннюю группу, которая состояла всего из двух человек — его и Наташи Зайцевой, гитаристки с «народного» отделения (Чиж страшно завидовал, что у этой барышни есть собственная гитара).

— Там уже спрятаться было не за кого. И я начал выполнять все домашние задания. И незаметно втянулся. Новую тему нам объясняют — мы ее тут же схватываем. Оставалась масса свободного времени. Наш преподаватель, Галина Яковлевна Бодрова (я ей на всю жизнь благодарен), успевала что-то проигрывать, объяснять сверх программы. Я влюбился во всякие полифонические штучки, начал «въезжать» в Баха. Помню, мы проходили по музыкальной литературе «Князя Игоря». И все эти гармонии, которые я никогда не слышал раньше — «Улетай на крыльях ветра», — это настолько мои мозги расширяло... Даже Моцарт не произвел на меня такого впечатления, как Бородин.

Хорошая теоретическая база, которую Чиж заложил в музучилище, в дальнейшем неоднократно его выручала. Но он никогда не проявлял высокомерия к тем, кто в силу разных причин не получил полноценного музыкального образования. Братом-музыкантом Чиж готов признать любого, кто может сыграть «хотя бы гамму до мажор».

Впрочем, сам он ненавидел разучивать гаммы и поэтому научился извлекать звуки на кнопках-басах гораздо раньше, чем правой рукой на клавишах. Первой песней, которая выходила за рамки обучения, была очень модная в то время «Червона рута», исполняемая молоденькой Софией Ротару, и — на басах — дворовый «Фантом»[5].

«Музыкалка» не помешала Чижу учиться в обычной школе на круглые пятерки. До тех пор, пока не ввели такие предметы, как физика и химия. «Вот они-то меня и смутили. Ну не врубаюсь я в эти атомы-молекулы!.. Мне ставили троечку, потому что попробуй-ка поставь двойку — тебя самого потом в учительской сожрут, это лишняя мутота для педагога».

Чиж, конечно, не был пай-мальчиком. Ему не раз случалось получать от родителей ремня за мелкие шалости, вроде попыток втихаря покурить на чердаке или перерисовывание через копирку непристойных картинок. Но в сложный подростковый период именно музыка уберегла его от дружбы с «гопотой», а возможно, и от «ходки» на зону.

В начале 1970-х в Дзержинске, как по всей стране, стали возникать агрессивные молодежные группировки (к середине восьмидесятых их будет около тридцати)[6]. Каждая гоп-команда имела свое название, обычно по ареалу обитания — «победовские», «октябрята», «тринага». Одни группировки дружили между собой, другие свирепо враждовали. Если шли глобальные войны, уличные банды объединялись с ближайшими соседями, образуя подобие индейских племенных союзов. «И большое значение имело, — рассказывал Чиж, — на какой улице ты живешь и за кого ты бегаешь. Не под кем, а за кого. Ибо каждый раз, когда, допустим, седьмой микрорайон собирался идти драться на девятый, собирались все. И отмазки не канали».

По вечерам под окошком квартиры бушевали нешуточные страсти: булькал портвейн «из горла», слышались победные вопли, мат и девичий визг. Вскоре появились первые жертвы: убитые, изнасилованные и покалеченные. Кого-то увезли в колонию для малолеток.

«Стычек с гопниками я старался избегать, — вспоминал Чиж. — Ненавижу драться. Но приходилось. С кем? А разве поймешь, когда пятьдесят на пятьдесят. Ты вмазал, тебе вмазали... Как стадо бизонов бежали, и надо было в сторону отскочить, чтоб не затоптали. Мне гораздо интереснее было дома посидеть — пластинки послушать, по газетам постучать — барабанчики такие».

По-настоящему Чиж «подсел» на битлов лет в четырнадцать. Сентиментальные детские ощущения были уже не в счет. Теперь он воспринимал их песни как начинающий музыкант. Ставшая навсегда любимой «Eleanor Rigby» зацепила его прежде всего своей мелодикой, не по-советски причудливой и трогательной. (Смысла текстов он по-прежнему не понимал, поскольку учил в школе немецкий язык: «Может, к счастью, потому что, как мне сказали, если бы ты битлов перевел когда-нибудь, просто охренел бы! Особенно ранних. Я придумывал свой перевод, про любовь».)

Первым альбомом The Beatles, который Чиж целиком прослушал у соседа на магнитофоне «Романтик», стал «Let It Be». Вот здесь-то и пригодилось знание сольфеджио: чтобы не забыть битловские гармонии, Чиж решил записывать их на ноты. «На лето я уезжал в Москву к маминой сестре, тете Пане, у них был магнитофон. Я брал у приятеля бобину и там всё досконально записывал — все аранжировки, кто какую партию играет».

Вслед за битлами пришла очередь хард-роковых Deep Purple. Пленки с культовыми альбомами вроде «Machine Head», «Deep Purple In Rock» Чиж брал у приятелей в комплекте с «бобинником», катушечным магнитофоном. Главным его достоинством считались три скорости, необходимые для профессионального роста. Обычно пластинки перезаписывались на пленку на 19-й скорости. Прослушивая затем бобину на 9-й, замедленной, можно было спокойно, нотка за ноткой подобрать на аккордеоне гитарные партии Риччи Блэкмора или клавишные трели Джона Лорда. Для совсем тупых существовала 4-я скорость.

— И вот в 7-м классе, лет в четырнадцать, я как-то в одночасье начал расширять свой музыкальный кругозор. Мне вдруг резко начала нравиться классическая музыка. И тут еще нагрянула моя первая любовь, Рита Романова...

Эта история случилась в зимнем пионерлагере. Саундтреком к ней был битловский «Белый альбом». Под звуки «Dear Prudence» Чиж танцевал (разумеется, на «пионерском расстоянии»[7]) первый в своей жизни медленный танец с барышней: «Включился “The Beatles”, и на второй песне мы расходились по парам». Но, проводив свою подругу на место, он тут же прилип ухом к магнитофону, чтобы запомнить аккорды других 28 песен с этого альбома-двойника.

— Раньше у каждого в пионерлагере был свой песенник, — рассказывает Чиж. — Естественно, я тоже завел себе такую тетрадку. И, чтоб перед девчонками «показаться», писал сверху текстов аккорды, а они всё спрашивали: «А что это такое?» Я же не просто писал ля минор, до мажор — я писал Am7, Hm6, C7... И вот всё это разом свалилось на меня — я был совершенно очумевший. Плюс интересные занятия по сольфеджио и аккордеону. И я уже знал четыре аккорда на гитаре — Васька Солдатов показал, мой одноклассник, живет в соседнем доме, до сих пор дружим. У него была маленькая дамская гитара. Начинали с «Шизгары»[8], а когда вышла советская пластиночка «Криденс», «Cosmo’s Factory», я пытался подобрать эти соло своими корявыми пальчиками...