Дружба дружбой, но перед тем, как сесть в студию, Чиж аккуратно созвонился со всеми авторами: «Я врубался, что на дворе капитализм, и выпустить пластинку — совсем не то, что спеть чужую песню на концерте».

Но почему в альбоме не оказалось ни одной песни Некрасова и Чернецкого, двух самых близких Чижу партнеров-соавторов?

Когда он попросил у Некрасова «Расстели мне поле», тот ответил, что планирует когда-нибудь записать эту песню сам.

— Говорю: ну запишешь ты, и что? Если б я записал не одну твою песню, а три, ты быстрей бы поднялся. Чернецкому говорю: «Саня, у тебя же есть песня “Сигаретный окурок”, нигде она у вас не записана. Ну не ее, дай какую-нибудь другую». Он: «Чувак, тут вот, знаешь, такая бодяга...» Мутили. Настороженное отношение было. Причем я тут же говорю: «А вы берите у меня всё, что хотите, записывайте. Мне не жалко!..»

Зато Чижу не отказал Полковник: с легкостью отдал своего «Солдата на привале» за обещание налить стакан водки. Не пожалел «Любителя жидкости» и «Still Life» другой земляк, Вадим Демидов. Последний толчок к записи альбома дал опять-таки нижегородец, подаривший суперхит, которым «чижи» много лет подряд заканчивали свои концерты. Позже диджеи «Нашего радио» прикалывались: «Нетрудно представить, в какой обстановке рождалась эта песня: прокуренная комната, пачка “Беломора”, бутылка портвейна и такой волосатый хиппарь, мечтающий о том, как хорошо бы стать крутым, заработать много денег и купить себе машину, а всего-то и надо — написать песню о любви...»

Реальная история суперхита «...О любви» (такой элегантный вариант написания — заслуга дипломированного филолога Юли Лебединовой) куда интересней. Его написал вовсе не Чиж, а Олег Тарасов — старый приятель Лёши «Полковника» Хрынова, «интеллигентный человек с офигенным чувством юмора и внешностью молодого Олега Янковского» (выражение Чижа). В то время Тарасов проживал в Москве, занимаясь перегоном иномарок из Германии. Песни он сочинял как хобби, не рассчитывая получить ни славы, ни денег. Летом 1995-го они встретились в столице с Полковником, и тот уговорил приятеля рвануть на его «мерседесе» к Чижу в Питер.

— Лешка говорит: «Человек песню написал — умрешь от зависти! Послушай!..» — вспоминает Чиж. — Спел под гитару, и я говорю: блин, это же вторая «Ассоль»!.. И сразу попросил: «Олежка, подари песню!» — «Да забирай». Олежек умный человек. Естественно, он врубался, что его подарок — это шлягер. По-моему, в тот вечер он больше ничего и не спел: «Да остальное там... да не стоит».

Поскольку материал представлял собой, по словам Чижа, «песни друзей, которые мы любим петь на наших посиделках», все аранжировки он приблизил к «кухонному» варианту. С этим не согласны многие люди, которые считают альбом как раз одной из самых интересных работ Чижа, новаторской по музыкальным идеям и саунду. Критик А. Головлев вообще назвал «...О любви» лучшей записью за все время существования группы. И перечислил слагаемые успеха: классные тексты, полная «обойма» мелодических находок, не грешащих заимствованиями, и отличный студийный звук.

Аранжировки были бесспорной заслугой «чижей», к которым уже пришли сыгранность и взаимопонимание. В палитре альбома было всё: от блюзового настроения «Последних денег» до психоделии «Мамы» и экзотических африканских ритмов «Точки» (обе песни — Евгения Варвы), от махновского разгуляя в «Атамане» до «застенчивых» гитарных аккордов в «Двери в лето» и проигрыша а-ля Pink Floyd в «Идиллии».

Необычно была сыграна «Прогулка по Одессе» из репертуара Игоря Ганькевича. Парни придумали красивую коду: walking bass Романюка изящно вплетался в джазовую импровизацию, исполняемую Чижом на фортепиано. Это был музыкальный поклон в сторону гимна Одесского рок-клуба, сочиненного Ганькевичем, — «Мой прадед был в “Гамбринусе” тапёр».

— У меня в голове щелкнуло: «Гамбринус» — это же культовый пивной бар! — рассказывает Чиж. — Я знал, конечно, что в Одессе в кабаках играют совершенно другую музыку (по идее, надо было сыграть «Семь сорок»), но мне почему-то захотелось сделать именно так, по-джазовому.

Когда «чижи» поехали в Одессу на фестиваль, Чиж очень боялся, что его упрекнут: «Что ж ты, гад, с песней сделал?!» Но одесситы сказали: «Молодец! Классно!» Правда, поправили: «Чувак, вот тут слова... наоборот надо». — «Поздно, — сказал Чиж, — уже записано!»

— Удивительно ностальгически-грустновато получилось у Сереги, — говорит бывший одессит Максим Ланде, ставший директором «Аквариума». — Вроде бы изначально песня была веселой, забавной, а у него больше слезу прошибала. Она ассоциировалась с человеком, который ее написал. Смерть Гани произвела сильное впечатление на многих. Так бывает, когда неожиданно уходит тот, кого многие любят...

Отличный саунд альбома во многом был заслугой студии, принадлежавшей радиостанции «Европа Плюс Петербург», где «чижи» работали урывками в июле-августе 1995-го (несколько песен были записаны на студии «ДДТ»).

— В то время мы задумывались о музыкальном продюсерстве, — говорит Виктор Мушенджинов, — и построили рядом с эфирной студией здоровенную студию звукозаписи, которая по тем временам была самой оснащенной на всем Северо-Западе. Там была здорово сделана шумоизоляция, стоял роскошный голландский пульт с диким количеством функций, электронные барабаны и, по-моему, единственный в стране настоящий орган «Хэммонд».

Помимо органа Чиж с удовольствием поиграл во время записи на мандолине, аккордеоне и даже на ситаре, который обнаружил в студии: «До этого я видел его только по видеозаписям Харрисона и еще у БГ дома. На нем же нужно играть в позе лотоса, причем обязательно разувшись. Вот я сидел и трынкал на нем. А потом говорю: давайте запишем. Они тут же позвонили хозяину инструмента, экс-басисту группы “Кино” Игорю Тихомирову. “А кто будет играть? — спросил Тихомиров. — Чиж? Чижу — можно”».

Кроме великолепных инструментальных проходов Чижа, критики обратили внимание на «Атамана», украшенного залихватскими подпевками сестер Марины и Татьяны Капуро.

— Марину лично я пригласил, она когда-то спела несколько моих песен — «Там, где дали темны», «Зал ожидания», — вспоминает Морозов. — Как у певицы у ней есть гениальная способность: она мыслит голосами и интервалами. Скажи любой голос: сексту, квинту, увеличенный, уменьшенный — выдаст с ходу! Чижа это поразило, он очумел: «А давай вот здесь... А давай здесь».

За альбом, где из 13 песен собственно чижовских было только две (еще одна в соавторстве с Некрасовым), критики бросили Чижу упрек: петь чужие песни — не по-рокерски, ведь «русский рок — рок авторский».

«А почему мне нельзя петь чужие песни? — недоумевал Чиж. — Если песня хорошая, то почему бы ее не спеть, а тем более не записать?.. Если наш человек играет Хендрикса, то это нормально и разрешено, но стоит ему спеть песню, допустим, Егора Летова, то всё, п**. Значит: а) своих песен не хватает, б) с мозгами что-то не в порядке и в) давно пора распускать всю команду. И еще — спето хреново. У нас так, у нас другого подхода не существует...»

Как ни странно, беспощадный в оценках Морозов его поддержал. Называя музыку Чижа «гениальной эклектикой», а его самого блестящим исполнителем и интерпретатором, Юрий Васильевич говорил, что «часто он делает это лучше, чем сами авторы».

— Песни его друзей настолько гармонично вписались в наши концерты, — говорит Романюк, — что я вспоминаю, о том, что это чужие вещи, только когда мне об этом говорят. «А-а, точно! “...О любви” — это же не Чижа песня!»

Рецензируя альбом, Л. Захаров из «Комсомолки» остановился на заглавной песне:

«Песенка, как это часто у Чижа бывает, весьма ироничная:

Но главная-то ирония заключается в том, что всё это — немножко и о самом Чиже, который однозначно стоит сейчас на пороге превращения в суперзвезду общенационального масштаба».