Михаил Владимиров родился в Ленинграде в 1967 году. Как и многие пацаны его поколения, он взял в руки гитару в тринадцать лет. Это случилось в школьном ансамбле. Выбор оружия был небогат: ритм-гитару уже «занял» паренек, который знал аккорды песен «Машины времени», а как извлекать звуки из бас-гитары Миша понятия не имел. «Хочешь играть с нами, — сказали ему, — ищи инструмент!» Пришлось выпиливать лобзиком из ДСП подобие корпуса, ставить на него звукосниматели и гриф со сломанной гитары.

— Выглядел мой первый инструмент ужасно, — вспоминает Михаил. — Но все мы были тогда еще те игроки... Всем известный «Поворот» в нашем исполнении можно было узнать разве что по словам.

В пролетарском Кировском районе, где жил Владимиров, функционировал подростковый клуб «Радуга». Там репетировала группа, куда он позже влился. Сначала ему пришлось буквально пару дней побыть в новой команде барабанщиком. Потом нашли другого пацана, который стучал громче, а Мише вручили бас-гитару. Овладевая инструментом, он оборвал самую толстую струну. За порчу имущества его даже хотели выгнать из коллектива, но он реабилитировал себя, предложив две песни собственного сочинения («Одну про цунами, как сейчас помню. Это была целая композиция»).

Обе песни немедленно включили в репертуар, а Мишу оставили в группе. Теперь он переключился на соло-гитару, осваивая технику игры в лучших традициях «дворовой школы».

— Был у нас в районе человек, года на два постарше, который играл весь «Machine Head», как нам тогда казалось, практически в копейку. Что-то у него смотрел, что-то подбирал сам...

Модные в то время Boney M и ABBA душу Владимирова не грели. Его любимым стилем стал хард-рок — Deep Purple, Rainbow, Whitesnake. Подражая манере кумиров, он стал играть соло с «подтяжкой»[95], как это делают все западные гитаристы.

— Началось с того, что я «сдирал» с магнитофона какое-то соло, — рассказывает Миша. — И сразу получились «подтяжки» — держишь одну ноту, а практически получаются две, а то и три. Вот так, на раскачивании первой-второй струны, я и стал «пилить». Делал импровизации практически на любую вещь. Сначала на нижних струнах, а потом, когда появились мозги, прибавил к ним верхние.

До этого момента наличие «толстых» струн на гитаре было для него большой загадкой — они казались явно лишними, поскольку звучали глухо, некрасиво.

Именно там, в клубе «Радуга», Владимиров впервые познал всю прелесть рок-н-ролльного угара:

— Репетируешь какую-то программу. Потом берешь лист бумаги, раскрашиваешь, чего хочешь рисуешь, пишешь: «В субботу в клубе “Радуга” будут танцы. Вход бесплатный». И приклеиваешь на стекло. В субботу набивался полный зал народу. Причем все приходили, уже выпив по две бутылки портвейна. Было очень весело. На улице — зима, в клубе крашеные стены, и если рукой провести — там просто роса. Ну и мы к концу этих плясок... Все, как сумасшедшие, пили тогда.

Рост мастерства упирался в незнание нотной грамоты, поскольку играть исключительно «на слух» способны только черные старики-блюзмены и гении вроде Джими Хендрикса. Многие талантливые гитаристы-самоучки так и сгинули в безвестности, потому что как черт ладана боялись самого вида нот либо не захотели — из лени или свободолюбия — становиться школярами: разучивать гаммы, выполнять домашние задания, получать оценки. Но желание получить азы ремесла оказалось сильнее, и 16-летний Владимиров пришел в джазовое училище на улице Салтыкова-Щедрина. Здесь можно было заниматься по вечерам, после уроков в школе.

Владимиров, разумеется, не стал в одночасье «профессором гитарных наук». Но вслед за Марком Нопфлером, который выучил ноты будучи уже профессиональным гитаристом, он мог бы сказать: «Я был словно человек, который вдруг научился читать. Для меня открылся целый мир, о существовании которого я и не подозревал. И этот мир был безумно интересен».

Как раз в середине 1980-х в Ленинграде стали появляться брошюры, которые предлагали уже готовые музыкальные фразы — блюзовые, рок-н-ролльные, хард-роковые. Это была большая находка для гитариста: чем больше таких фраз выучишь, чем больше их будет в твоем арсенале, тем красивее получатся импровизации.

Освоение гитары увлекло его так сильно, что, когда пришло время идти в армию, прерывать занятия Михаил не захотел. Чтобы на год отсрочить призыв, он поступил в техническое училище, где получил профессию радиомонтажника.

В «учебку» связистов в тайге под Свердловском Миша прибыл с обшарпанной фанерной гитарой, расписанной пожеланиями друзей. Однажды эту гитару, сиротливо лежавшую в казарме, заметил капитан-взводный и загорелся идеей создать ансамбль. Наскребли денег, купили еще две шестиструнки ужасного уральского производства. И в часы «культурно-массовых мероприятий» стриженные налысо музыканты (одним из них был Владимиров) усаживались на табуретки и исполняли песни по заявкам — от «Машины времени» до «Smoke On The Water» (сейчас эти концерты назвали бы «unplugged»).

Сержант Владимиров не расставался с гитарой и в части, куда был направлен после «учебки» — при полковом клубе репетировал настоящий бэнд, с электрогитарами и ударной установкой.

— Поиграть на офицерских танцах было за счастье, — вспоминает Михаил. — Особенно когда возвращаешься с учений, где целый день сидишь в сугробе.

После дембеля вместе с басистом Андреем Липейко (подружились еще во втором классе) они создали группу «Азарт», договорившись исполнять только собственные песни. Чтобы заработать на жизнь, Михаил устроился ночным приемщиком в булочную.

В 1988-м приятелей неожиданно пригласили в «Мифы». Это был старейший в СССР рок-коллектив, созданный осенью 1967 года двумя ленинградскими школьниками — Геной Барихновским и Сергеем Даниловым. Его популярность в андеграунде была так велика, что на подпольных сейшенах «Аквариум» почитал за счастье сыграть у «Мифов» на разогреве. Впервые услышав отвязных ленинградцев на совместном концерте, молодой Макаревич признался: «Я был растоптан», а его басист Евгений Маргулис вообще наотрез отказался выходить после них на сцену.

Со временем «старая гвардия» и свежая кровь создали интересный замес. Владимиров не только играл свою и чужую музыку, но и стал бэк-вокалистом. И без его поддержки, утверждают те, кто бывал на концертах «Мифов» того периода, голос Барихновского звучал бы плоско. В свою очередь Барихновский включил в репертуар группы четыре песни Владимирова, которые позже были записаны на альбоме «Черная суббота».

(Интересно, что в сентябре 1989 года на фестивале «Аврора» в Питере сразу после «Разных людей» на сцену вышли «Мифы» с Мишей Владимировым, но тогда они играли настолько разную музыку, что друг другом даже не интересовались.)

Когда советский рок вылез из подполья, «Мифы» много гастролировали по стране, а после развала СССР их стали часто приглашать в Германию.

— Помню, был некислый фестиваль в Штутгарте — Чик Кориа, блюз-гитарист Рори Галлахер, — вспоминает Михаил. — А мы как раз «раскачивали» Глорию Гейнор. Принимали нас отлично. Немцы очень любили рок-н-роллы. «Мифы» им напоминали... какая же у них группа была? Кажется, «Сигнал». Такая немецкая помесь Status Quo и Rolling Stones. Мы потом даже сыграли на городской площади. Гена Барихновский тогда сказал: «Вот здорово: сидишь на скамеечке, куришь, никто не подойдет, по роже не даст...»

Барихновский настолько полюбил этот бюргерский Ordnung, что вскоре эмигрировал в Германию. «Мифы» фактически распались. Время для Владимирова было сложное: нет работы — нет денег. Ему пришлось даже торговать китайскими пуховиками и шить на пару с женой плюшевых кукол-поросят. Выручил приятель, который пригласил поиграть в ресторане «Садко». Заведение было респектабельным (в центре Невского проспекта), предназначено только для иностранцев и «новых русских». В самые сжатые сроки Мише предстояло выучить порядка 500 «фирменных» песен — от классических рок-н-роллов 1950-х до слащавой «Besa Me Mucho».