Сессия прошла в марте 1993-го в студии «Мелодии» на Васильевском острове, в бывшем помещении католической церкви Св. Екатерины. «Хозяйство Морозова» располагалось в трех смежных комнатах. Самая большая была занята микшерским пультом. Голосовые партии и барабаны записывались в крохотной каморке. Атмосфера была уютная, почти домашняя.

Правда, для Чижа, который обслуживался «в кредит», нашли не самые удобные смены (по сути — «окошки» в расписании студии). Если первая смена начиналась, скажем, в понедельник, в 10 утра, то следующая — только в четверг, в восемь вечера. В итоге работа над альбомом заняла почти три недели.

Но такие пустяки Чижа не смущали. На «Мелодии» он получил главное — творческую свободу: «Тут я был сам себе командир. Никто надо мной не довлел. Если я знал, что в этом месте сыграно что-то не так, хоть застрелите меня — так играть мы не будем!..»

Даже у матерого джазмена «Дяди Миши» Чернова он забраковал три варианта партии флейты для «Мышки», пока окончательно не остановился на четвертом. (Интересно, что Чернов при этом не брызгал слюной и не бил себя в грудь кулаком, — чем профессиональней музыкант, тем щепетильней он относится к качеству своей работы.)

— То же самое, — говорит Чиж, — было с Ваней Воропаевым, когда он записывал скрипку в «Глазами и душой». Мы сидели с Морозовым, и я говорю: «Юра, чего-то здесь мне не нравится». Он говорит: «Мне тоже». Тогда я прошу: «Вань, давай попробуем еще разок?..»

Позже Чиж говорил, что не ставил перед собой задачу «сделать суперпрофессиональный альбом», — главным для него было «настроение». Но, кроме присутствия настроения, в котором преобладали ностальгия и «неунывающий дух хиппизма», Чиж сумел добиться главного: все песни звучали именно так, как он хотел. Это подтверждало мысль Александра Градского: «Чтобы исполнять свои вещи, нужна своя группа. Иначе, если ты просто на равных, то тебя никто не слушается. То же самое происходит, если люди не твои единомышленники».

Многие потом отмечали, что сольник производит впечатление работы, сделанной на выдохе, как бы играючи. Чиж утверждал, что создать эту атмосферу раскованности помогли «косяки» с марихуаной. Но если не принимать во внимание забавный момент, когда за неимением слайда он использовал шприц («Она не вышла замуж»), студия совсем не напоминала наркопритон, а Чиж — «разупыханного молодчика».

— Если у тебя всё держится на «кайфе», на настроении, ты просто не сможешь работать, — говорит Морозов. — Профессионализм — это уравновешенность и баланс. Профессионал умеет собраться и выдать результат.

На «Мелодии» перебывала куча певцов и музыкантов, которые, добиваясь особого настроения, гасили свет, зажигали свечи. Чиж в этом не нуждался. Ему помогал опыт. В том числе игры в кабаках и на свадьбах, где надо было работать, не обращая внимания на помехи.

Безусловно, Гребенщиков был одним из идейных вдохновителей сольника, но в студийный процесс тактично не вмешивался.

— Хотя он мог бы слепить то, что ему хотелось видеть, — говорит Чиж. — И я бы послушался... может быть.

Вопреки скепсису Гребенщикова, он всё же записал «Она не вышла замуж» — на сольных концертах и «квартирниках» было видно, что эта песня «цепляет» не только девочек с феньками и мальчиков в хайратниках, но и тех, кто постарше: «Мнение этих людей, моих ровесников, было для меня небезразлично. Хотя они и не были такими звездами, как БГ».

— Когда Борисыч пришел в студию, — говорит Чиж, — он только спросил: «Ну как работа продвигается? Что успели записать?.. Ну, классно!» Всё! Никаких больше разговоров. Взял, кинул в воду — плыви!..

На самом деле вклад БГ в чижовский сольник был более значителен. Его голос остался запечатлен в подпевках к песням «Хочу чаю» и «В старинном городе О.». В «Такие дела» он записался в составе хора, где для массовости участвовали все, включая Морозова. Но самое главное — именно Гребенщиков дал альбому название. Это произошло, когда по просьбе Чижа он привез на студию свой акустический «Gibson» для записи «Мышки» и «Хочу чаю».

— Мы спустились покурить у него в машине, — рассказывает Чиж, — и он спросил: «А как пластинку будешь называть?» «Боря, — говорю, — я просто теряюсь. Ну не называть же “Хочу чаю”, что за бред!» Он говорит: «Я бы посоветовал назвать его просто “Чиж”. Во-первых, это емко. Во-вторых, запоминается. В-третьих, отражает суть вещей».

Что имел в виду БГ под «сутью вещей»? Слова Конфуция: «Правильно назвать — правильно понять»?

На Западе уже давно стало традицией называть первый альбом музыканта его именем. Например, сольный альбом Пола Маккартни, выпущенный в апреле 1970 года, когда распад The Beatles стал реальностью, был так и назван: «McCartney». Просто и категорично.

На пресс-конференции Маккартни задали вопрос: «Выпуская свой альбом, вы просто отдыхаете от “Битлз” или это начало новой карьеры?» Будущий сэр Пол уклончиво ответил: «Сольный альбом всегда подразумевает начало новой карьеры». Умному, мол, достаточно.

Порядок, в котором песни с альбома предлагаются слушателю, подчиняется своей логике. Отсюда вытекает задача: правильно их выстроить. В этом Чиж попросил помощи у старой питерской знакомой Светы Лосевой. По его словам, она умела видеть всю картину целиком. Вдвоем (точнее, втроем — была еще бутылка вина) они гоняли кассету десятки раз, выставляя песни в самых разных вариантах, пока не нашли тот самый, один-единственный — от «Автобуса» до «Ассоли». Песни встали туго, как патроны в обойме.

Эту цельность оценил человек, который оформил пластинку, — фотограф Валерий Потапов, известный своей работой с группой «Алиса». Выпускника кинофотоотделения Ленинградского института культуры (у них с Чижом была общая alma mater) затянул в рок-фотографию персональный магнетизм Кинчева. В 1985 году Потапов дембельнулся из пустыни Гоби (он служил в группировке советских войск в Монголии), и буквально в первый же день на «гражданке» приятель затащил его на рок-клубовский концерт. Кроме «Алисы», на сцене «рубилось» много других групп, но больше всего вчерашнего солдата поразила энергетика Кинчева. Увидеть такой рок-шабаш после двух лет созерцания барханов, танков и верблюдов!.. «Мне было интересно общаться с ними, а они нуждались в приличных снимках». Для того времени это было круто: у советской рок-группы — собственный фотограф!

Потапов нашел себе «крышу» в ленинградском филиале музея имени Ленина — там была прекрасная фотолаборатория, и вскоре пленки с рок-концертов стали сохнуть по соседству с негативами документов из «красных» архивов. Валерий оформил несколько пластинок «Алисы», отснял множество выступлений и даже побывал фигурантом на судебном процессе против газеты «Смена», обвинившей Кинчева в фашизме. К 1993 году он стал отходить от репортажной остроты, посвятив себя студийным экспериментам.

— Мне позвонила Света Лосева: «Старик Потапыч! Приехал хороший хлопец, тебе понравятся его песенки», — рассказывает Валерий. — До этого я про Чижа вообще не слышал. Песни Чернецкого я знал, они мне офигенно нравились. А Чиж был для меня «темной птичкой». Но у Светы хороший вкус, я ей доверяю. Мне дали прослушать кассету, и это был тот редкий случай, когда мне сразу всё понравилось. К тому времени я уже обожрался рок-н-роллом. А тут всё было свежо, здорово — классный вариант, когда целиково выстроился весь альбом. То, чего я до сих пор не слышал у «ДДТ»: есть шикарные вещи, программы, но нет цельного альбома... Что тогда изначально покоряло в Сереге — самое ироничное отношение к себе и к жизни. Он никогда не косил под «крутого», вокруг него всегда была нормальная атмосфера. Мне нравилось с ним работать.

Первая по-настоящему профессиональная фотосессия Чижа прошла в Мраморном дворце, где тогда размещался ленинский музей. Через неделю Потапов предложил свой вариант оформления конверта: синий, облачно-вечерний город, над ним три барельефа, как будто вырубленных в скале, — Чиж в окружении двух милых девушек.