— Держи спину прямо и будь рядом, — заботливо сказала королева, поправляя моё украшение. — С принцами не дерзи. Веди себя вежливо с королём и королевой. И помни, на тебе лежит ответственность за мир между нашими государствами.

Я непроизвольно закатила глаза и тихо пробормотала: «А ещё нужно разобраться с проклятием рода». Мама внимательно посмотрела на меня, сжала губы в тонкую полоску и едва заметно кивнула. Ни один локон на её голове не дрогнул, словно она не шевелилась. Удивительно, как она держит осанку.

Отец строго позвал меня. Он осмотрел нас, но его взгляд не потеплел.

— Вы готовы? — спросил он.

Мама снова кивнула, но на этот раз так, чтобы все заметили. Она взяла меня за руки и попыталась что-то увидеть в моих глазах. Может быть, свою надежду?

Слуги медленно начали раскрывать тяжёлые двери. Их высота равнялась высоте стен, а они были очень высокими. Поэтому складывалось ощущение, будто это ворота.

Родители встали рядом, плечом к плечу, а я была позади них, как хвостик. Как там сказала мама? Не отсвечивать? Я и не буду. Только вот сейчас незаметно сниму накидку и подожду конца вечера, когда меня накажут по всем законам строгости.

В зале было неестественно тихо, словно он был пуст. Не удержавшись, я заглянула через плечо отца и увидела, что зал полон придворных. Музыканты сидели, опустив головы и изучая ноты, лежащие на пюпитрах.

— Их королевские величества, король Генрих и королева Амелия, а также её высочество принцесса Фрея! — громко, чеканя каждый титул и имя, прокричал церемониймейстер.

Родители двинулись к тронам, находящимся на обитом бархатом помосте. Все взгляды были направлены на нас. Я заметила, что большинство людей смотрят на меня. Я что, похожа на экспонат? Но я лишь подняла голову выше и походкой от бедра прошла к трону. Самый величественный трон был у отца. Оно и понятно, король всё-таки.

Мы сели, и пёстрая толпа низко поклонилась. Отец не повернул ко мне головы, а вот мать, заметив мой наряд, удивлённо раскрыла глаза. Неужели она таки умеет выражать эмоции, и её можно застать врасплох?

К нам подходили представители знатнейших домов и снова кланялись. Церемониймейстер надрывался, выговаривая каждую фамилию. Честно говоря, я была настолько взволнована, что не запомнила ни одну. Даже не сразу поняла, что леди Диверсати уставилась на меня так, будто готова была сжечь своим взглядом. Она пристально изучила мой наряд, отчего мама, в перерыве между уходом дамы-попугая и объявлением следующей фамилии, наклонилась и вопросительно посмотрела на меня. Я лишь плечом повела, потому что мотивов этой сороки и знать не хотела. Да и времени подумать у меня не осталось. Ведущий произнёс ужасные слова, от которых у меня по спине побежали мурашки. Он представил: «Король Фауст и королева Ариадна Райгард, правители Скандарии, с принцами Каспианом и Тристаном, а также леди Морганой, невестой его высочества Каспиана».

Двери зала, которые мы раньше не видели, открылись. Я увидела того, кого совсем не ожидала встретить в этот вечер. Это был Жан Поль, который учил меня держать меч и побеждать в бою. Он шёл с гордо поднятой головой и улыбался всем присутствующим. Его камзол был чёрно-синего цвета, который идеально сочетался с цветом его глаз и волос.

Я поняла, что он не просто бастард, а настоящий титулованный принц. Но может быть, мне всё же повезло, и он не наследник престола? Может быть, королева согрешила с каким-нибудь рыцарем? Такое ведь могло произойти? Хотя, глядя на Его Величество, я вижу очевидное сходство, только с той поправкой, что мой знакомый выше, моложе, красивее и не бородатый.

Рядом с ним под руку шла девушка. Она плыла по серому каменному полу, постукивая каблучками. Интересно, у них у всех эта грация с рождения или ей всё-таки можно научиться? Её губы были красные, как лепестки роз, глаза тёмные, как сама ночь, с чёрными облаками ресниц. Платье сидело на её сочной фигуре так плотно, словно дорогую ткань сшивали уже на её теле. Я оценила её пышную, подтянутую грудь и невольно опустила глаза на свою. Разница в наших размерах колоссальная. Но в старости моя грудь так и останется маленькой, а ей придётся скатывать свою в рулетик и укладывать в поролоновый лиф платья.

Эта мысль так позабавила меня, что я еле сдержала рвущийся наружу смешок. Хотя маленькую улыбку удержать так и не удалось.

Понятно, почему Жан Поль так равнодушно относился ко мне в то утро. На его месте я бы тоже не замечала других девушек. С такой-то грудью. И я не завидую ему. Я знаю себе цену и знаю, что моя фигура пропорциональна. И вообще, мне стоит думать о его младшем брате, старшего-то уже застолбили, да и обещана я была всё-таки Тристану.

Младший принц шёл такой же величественной походкой. Но он был один и без пары, а от этого выглядел совершенно одиноким. Красавец. Высокий, статный, с мягкими чертами лица. Вся его внешность правильная и словно выверена линейкой. Его волосы золотятся от бликов свечей, и чем ближе он подходил к нашему помосту, тем отчётливее виднелись его зелёные глаза. Почти как изумруды в моей короне.

Сразу видно, что старший сын копия своего отца, а младший — матери. И хоть волосы королевы Ариадны были скрыты под тканью, мне почему-то казалось, что они такие же, как у Тристана. Рукава её тёмно-синего платья были коротки, но из-под них виднелись вторые, из полупрозрачного шёлка лазоревого цвета. Свободный покрой платья скрывал все несовершенства женщины, если такие были. Весь её вид создавал ощущение идеальной дамы, но так же ощущалась неподдельная любовь и доброта.

Король Фауст контрастировал на фоне моего отца. Коренастый мужчина с заметно выступающим животом и двойным подбородком. На его лице — пышная борода, а бакенбарды переходят в густую шевелюру, которая уже начала седеть. Вокруг глаз — морщинки, которые говорят о привычке улыбаться. На каждой голове королевской семьи была надета золотая корона.

У знойной красавицы, которую назвали невестой Каспиана, не было титульных украшений, но это не мешало ей гордо держать голову, словно на её пышной причёске всё же была корона. У меня же была настоящая потрясающая диадема, но я ни в коем случае не хвастаюсь.

Когда расстояние между нами сократилось до десяти шагов, мой отец встал с трона и спустился на одну ступеньку, чтобы показать своё уважение. Мать встала следом и взглядом подняла меня. Она сложила руки замком, и я повторила её жест. Было страшно лишний раз пошевелиться и неверным действием разжечь войну. Эта осторожность начинала раздражать, и вскоре это могло перерасти в откровенную злость. Но сегодня такого допустить нельзя.

— Фауст, Ариадна, — я не ожидала, что речь моего отца начнётся так панибратски. Кажется, я даже удивлённо изогнула бровь, но от волнения моё тело одеревенело. — Мы рады видеть вас в наших землях. Вкусите нашу пищу и разделите с нами вино.

Он обратился к народу как к свидетелям исторического события:

— Сегодня поистине великий день. День, когда войны между нашими государствами прекратятся, и настанет мирное и светлое время. И чтобы мои слова не оказались голословными, наши дети скрепят договор брачным союзом. Так возрадуемся же новой и не запятнанной кровью жизни!

Каждое слово отца вызывало во мне противоречивые эмоции. В итоге я запуталась в собственных ощущениях и почувствовала себя выпавшей из гнезда, не вытолкнутой родителями, чтобы научиться летать самой, а случайно вывалившимся, ещё не оперившимся птенцом.

— Генрих Мандфельдский, я клянусь, что ни один закон гостеприимства не будет нарушен, — голос короля Фауста позволял выступать в оперном театре. Такой глубокий баритон, услада для музыкального слуха. — Мы с радостью примем ваши дары и скрепим союз наших детей, чтобы их дети принесли мир в наше светлое будущее.

Какие дети? Я не готова становиться матерью в таком возрасте. А как же конфетно-букетный период? Поцелуи при луне? Песни под балконом? Но если без сарказма, то дети должны рождаться от любви и страсти, а не от союза и договора. Только тогда дети будут счастливы и, как и хотят потенциальные дедушки, принесут пользу государству.