Свет, пробивающийся сквозь витражные окна, падал на спину мужчины, покрывая его почти божественным свечением. Чёрные пряди боязливо касались заостренной челюсти. Широкие плечи заслоняли собой весь свет. Такой знакомый и вместе с тем чужой силуэт… Должно быть, это ангел? Или второй спаситель, которому так упорно сейчас молился весь зал?

Иллюзия лопнула, словно надушившийся шар, когда, привыкнув к освещению, Эфи заметил синие, как глубина океана глаза, что смотрели на него холодно и осуждающе.

— Не позорь нас… Брат, — покачнул головой Аластер, выделяя последнее слово, будто пытаясь ужалить им совесть и память Эфингема.

Пораженно охнув, мальчик шокировано наблюдал за тем, как облаченные в латы отец и старший брат спускаются по ступеням, рождая тот самый лязг. Он сглотнул, понимая, что упустил последнюю возможность обратиться к матери. Её тело уже вынесли на улицу, а несовершеннолетним не следовало смотреть за погребением.

***

Тарелки капризно скрипели под зубцами вилок, что впивались в их белоснежное тело. Лишь их плач разрезал воцарившуюся тишину. Эфингем не отрывал взгляда от сочных листьев салата, что были укрыты сливочным соусом. Он не ел все эти три мучительные дня и не собирался приступать к еде.

Широкий стол в фамильном зале был рассчитан, по меньшей мере, на двадцать пять человек. Заняли же они его втроём. Они с братом сидели во главах стола, а Асмодей восседал в самом центре.

Эфи поднял взгляд на брата, что с аппетитом уплетал какую-то птицу. Лицо мальчика скривило от отвращения. Аластер не более, чем пару часов назад смотрел на труп родной матери, а теперь вгрызался в мясо невинного существа, чья кровь стекала на тарелку, окрашивая специи, уложенные на ней, в алый.

— Неужели тебе не мерзко? — выдавил он полушепотом.

Эфи казалось, что столь большой зал и не позволит Аластеру услышать его возмущение, но тот мгновенно замер, уперев в него взгляд.

— Шикарное мясо, — пожал он плечами, снова смыкая челюсти на нём.

На секунду Эфи показалось, что брат насмехается над ним, но судя по пронизывающей пустоте в его глазах — он был бесчувственен. Словно пережитое не оставило на нём никакого следа. Словно не видел он сейчас, как на крышку материнского гроба падают клочья земли. Словно не виделся он впервые за семь лет разлуки с родным братом. Словно мир для него замер тогда, на перроне.

— Как ты можешь есть после того, как увидел смерть? — выпалил юноша дрожащим голосом, с грохотом укладывая вилку на стол.

— Если бы я объявлял голодовку каждый раз встречаясь с ней, то я бы умер от голода, — монотонно отозвался он, не реагируя на раздражение брата. — Ты забыл, что я вернулся с войны? — новый рывок челюстей, отрывающий сочный лоскут мяса.

Аластер изменился. Мало сказать о том, как сильно он повзрослел. Теперь Цепеш был похож на героя их детских забав. Высокий, широкоплечий, облаченный в латы, его прекрасное лицо было обезображено безразличием.

Вновь в зале зазвучал только скрип посуды, но Эфи теперь не слышал и его. В голове его кипела кровь, а навязчивый голос внутри него взрывался от негодования и ненависти, что расцвела в юноше с новой силой.

— Я стану рыцарем, — выпалил он, вскидывая полный вызова взгляд на брата. — Поеду работать во дворец к губернатору. Он примет меня на службу, а оттуда я поднимусь в самый верх. Сяду за рыцарский стол. Стану первым рыцарем его высочества. Его правой рукой, его псом.

Маска равнодушия дрогнула на лице Аластера, губы скривились, рука дернулась и воткнула опустошенные зубцы вилки в столешницу, из-за чего та дрогнула. Мужчина вскочил, разъяренный одной лишь мыслью об этом.

— Ты с ума сошёл?! — взревел он.

— Замолчи, — наконец подал голос военачальник, что даже не оторвал глаз от тарелки. Тупые зубы продолжали жевать мясо, словно ничего не произошло. Он выдержал паузу, пододвигая к себе соусницу и щедро поливая мясо. — И сядь.

Каково же было удивление Эфи, когда он понял, что отец обратился не к нему. Аластер помедлил всего секунду, после чего послушно осел на стул.

— Ты знаешь, какие отношения связывают нашу фамилию и рыцарство?

Эфингем знал об этом больше, чем мог знать любой мальчик его возраста. Все эти годы в его юной голове развивался нехитрый план. Он готов был посвятить свою жизнь мести за потерянное детство.

Армия и рыцарство, несмотря на общее дело, взаимно презирали друг друга с самого их зарождения. А так как во главе армейцев с начала времен стояли их предки — фамилия Цепешей приводила каждого рыцаря в бешенство. Все давно позабыли, из-за чего между ними возникла столь плотная вражда, но каждый презирал другого лишь за одно его существование. И вот — отличный шанс доказать миру, что не все Цепеши одинаково жестоки и безрассудны, а к тому же ещё и уколоть отца и Аластера.

— Они загрызут тебя! — наконец снова не выдержал старший.

— Я сказал молчать! — гаркнул военачальник, кидая разъяренный взгляд на сына. — Ты забыл, что такое приказ, щенок?! Или забыл, что такое плеть?!

Аластер шумно выдохнул, явственно помня обе эти вещи. Хоть он и болел душой за брата, отцу требовалось подчиняться. Но как же он хотел донести до младшего, что рыцарство не то благородное дело, которым ему стоит заниматься. Насолить им можно и иначе, не обязательно при этом добровольно ложиться под поезд. Есть столь разных подразделений, в которые Эфи мог бы вступить, чтобы побесить их. Присоединение к имперцам вывело бы отца куда сильнее, но с ними Эфингем не подвергал бы себя тому, что ждет его в губернаторском дворце. Это ведь не просто ход наперекор им. Это суицид.

— Есть, сэр, — лишь сухо кивнул Аластер, снова облачаясь в бесчувствие. Как бы сложно не было поддерживать эту маску, он должен быть отступить. Ради Эфи.

— Если ты поступишь так — мне навеки станет безразлична твоя участь, — равнодушно протянул Шерман, пригубляя чашу, наполненную вином.

Вторник, 1 июля 2025 года

Территория тринадцатой колонии Британии

Неизвестная локация

Неизвестное здание

Тело принцессы утопало в чем-то мягком, а по светлой коже скользила шелковая ткань. Голова была умощена на пышные подушки, а глаза бережно прикрыты плотной повязкой, что мягко обнимала её голову, из-за которой девушка не сразу смогла понять, что глаза открыты. Похлопав ресницами, она аккуратно ощупала собственное лицо и приподняла маску, тут же жмурясь от яркого света, что был направлен на нее. Широкое окно было занавешено, но сияние люстры после кромешной темноты сна казалось невыносимым.

Сев и осмотревшись, Биа не узнала комнату, хотя была приятно удивлена. Массивная дубовая мебель стояла на пушистом светлом ковре, выкрашенные стены вмещали на себе несколько не слишком пёстрых картин, а полупрозрачный балдахин, что спускался от высокой спинки к полу, дарил ощущение защиты. Нервно выдохнув, она потёрла ушибленный затылок и свела брови к переносице, пытаясь осознать глубину проблемы с памятью.

Вдруг, самым краем глаза, ей стало заметно странное мигание. Обратив свой взгляд к нему, Биа увидела, что это ненавязчиво кивал красный огонек маленькой камеры, что была установлена в углу комнаты, окидывая её целиком. Не успев ужаснуться этому, она услышала, как приоткрывается дверь, выпуская из комнаты яркий свет. Из-за двери показалось худое лицо парня, обрамлённое пшеничными волнами волос. Небесно-голубые глаза смотрели с легким беспокойством, но тонкие бледные губы были растянуты в тёплой улыбке.

— Доброй ночи, миледи, — выдохнул он, убедившись, что хотя бы на первый взгляд девушка здорова. Проскользнув в помещение, он поудобнее перехватил поднос, с которым явился. — Как ваше самочувствие?

— Кто вы?.. — голос старался скрыть любопытство и изобразить недоверие, но в обман этому тело осталось совершенно расслабленным, а глаза бесстыдно бегали от самых лакированных ботинок парня до светлых прядей.