— Лен! — Слышится со стороны выхода из подвала.

Несколько секунд и его окружает целая толпа. Каждая из рук слаба в отдельности, но вместе они стягивают с него надсмотрщика, а после и вытаскивают Лена из горящего подвала. Языки пламени тянутся за ними, не желая отпускать.

Звуки ударов по кирасе и по телу надсмотрщика. Люди с огромным удовольствием мстили за все, что только накопилось. Димитрий помогает ему подняться. Рядом с ним Олаф, он держит трофейный меч, завернув руку в тряпку, чтобы не обжечься.

Вдоволь почесав кулаки, толпа ставит избитого надсмотрщика на колени. Снег вокруг красный от крови. Все смотрят на Лена и Димитрия и ждут. Некоторые привычки так просто не сломить.

Олаф протягивает меч отцу. Тот принимает его, со знанием дела взмахивает им, проверяя баланс, но… передает клинок Лену.

— Ты этого хотел больше всех. Ты победил. — Признает Димитрий.

— Мы все победили. — Отвечает Лен, принимая жгущий руку меч. Он оглядывает крепостных… нет, свободных людей и обращается к ним.

— Вы все знаете, никто этого не хотел. Видит Единый, все мы хотели жить как г’аньше. Спокойно г’аботать и получать свой паек. Г’астить детей и любить жен. Но нам объявили войну. Они объявили войну нашим близким. Скольких мы потег’яли за этот месяц? Яг', что покончил с собой, не в силах выдег’жать голод, его жена, что задушив дочь, последовала за ним. Вал, что умег' в муках от ядовитого зег’на… Зег’на что преподнес нам баг’он! Такова была его благодаг’ность за наш честный тг’уд! Он отправил сюда этого головог’еза, чтобы измываться над нами! Восстановим же справедливость. Снимите котомку с этого ублюдка, посмотг’им, что он там пг’ячет от всех нас!

Разгоряченная толпа с энтузиазмом принимается исполнять приказ, не забыв отвесить еще пару тумаков надсмотрщику. Застежку на катомке попросту рвут, чтобы поскорее добраться до содержимого. Все мечтают увидеть еду, но…

На окровавленный снег сыпятся монеты. Серебро… Даже золото!

— Деньги, что были ук’гадены у нас! — Восклицает Лен. — Это наш тг’уд! Единый создал нас г’авными, но этот человек г’ешил, что имеет пг’аво кг’асть у нас. Кто он такой? Он не маг! Не аг’истокг’ат! Он всего лишь пг’исосавшийся к ним паг’азит! Мы выг’вем свободу из его хладных г’ук!

— Убить его! — Разносятся многоголосые крики.

Росчерк меча. Одобрительный гул. Димитрий молча качает головой, наблюдая царящее вокруг безумие.

Лен вытирает меч и отдает приказ.

— Скиньте тело в подвал! Пусть он сгог’ит в пламени, что сам и г’азжег! Но не спешите думать, что спг’аведливость востог’жествовала. Г’азве баг’он не знал об этом? Г’азве он случайно обг’ек нас на голодную смег’ть? Он знал! Чем же тогда баг’он отличается от него? Его благог’одная кг’овь будет такой же кг’асной и я обещаю вам, мы вымажем в ней наш стяг! Отомстим же за все годы, когда они жили в г’оскоши, пока мы копошились в гг’язи! Он зажег этот огонь! Он сгог’ит в нем, как сгог’ел его слуга!

От криков закладывает уши. Несмотря на хаос, Димитрий выходит вперед.

— Не хотелось бы портить твой триумф… Но что теперь будем делать, староста?

Толпа тут же взрывается предложениями.

— Может, нападем на патруль? Лошади — вкусные. Нам нужна еда, иначе мы все просто умрем с голода!

— Нам они не по зубам…

— Мы должны попробовать! У нас уже нет пути назад, за убийство надсмотрщика нас в любом случае убьют, так заберем побольше уродов с собой в могилу!

— Лен, что будем делать, Лен?

— Вы пг’авы. Пути назад у нас нет! Отныне мы все связаны, как кг’овные бг’атья. Если вы довег’яете мне, то идем со мной, я покажу вам новый путь. — Пошатываясь, Лен направляется к окраине деревне. К тракту.

Он идет не наобум, а к заранее подготовленному месту. Надеясь, что его в самом деле подготовили харданцы…

Он тщательно считает шаги от дороги, осматривается в поисках елки. Вот оно! Под кроной — деревянный ящик.

— Еда? Это еда? — Заголосила толпа.

— Нет. Это не еда. Нельзя жить на чьи-то подачки, мы должны сами обеспечивать себя. — Лен открывает ящик и достает оттуда затейливый механизм, от которого идут провода. — Олаф, можешь помочь? Вот эту штуку надо повесить на вег’хушку.

Олаф кивает, берет в руки антенну и карабкается с ней на сосну.

Лен сверяясь с инструкцией, соединяет прибор. Отщелкивает рукоятку и начинает крутить. Динамомашина гудит, вырабатывая электричество. Поддерживая обороты, он замыкает контакт. Раздается треск. Несколько минут он выбивает указанный в инструкции ритм, пока прибор не отвечает хриплым писком.

Сигнал подан.

Далеко не так Ростолав представлял себе священный поход против мертвяков, демонов и предателей человечества. Доблестные бои! Стена щитов и рыцарская кавалерия, что молотом разбивает врага, пока пехота сдерживает его, выступая наковальней.

Слава, почет и… хорошая выпивка, конечно же. Возможно даже вино!

А в итоге…

Холод и тотальная скука.

После выдачи символической серебряной монеты, ржавой кольчуги со следами крови, которую чинили не менее десятка раз, и хорошего обеда — их снова посадили в фургон. Полдня пути и возница просто бросил их с Кином посреди сожженной деревни у самой границы Герцогства.

Тут не было практически ничего необходимого. Даже палаток, что защищали бы от снега и ветра. Лишь обгорелые тонкие, черные бревна, присыпанные белоснежными шапками и почти сотня таких же потерянных новобранцев.

Понять, что тут раньше была деревня — с каждым днем становилось все тяжелее. Ежедневно повозки привозили новых людей и каждому нужен был костер, чтобы не помереть от холода. Новобранцы весьма быстро пустили на дрова большую часть деревянных руин. Они десятками ютились у тлеющих, смрадно чадящих костров, варили безвкусную кашу. Лица и доспехи будущих воителей медленно, но неуклонно покрывались сажей, как и снег вокруг. Вскоре вся деревня напоминала собой серое кострище, даже снег было не отличить от золы и пепла. Ростославу это даже отчасти нравилось. Вместо коричнево-ржавых цветов их армия приобретала зловещий черный вид.

Порой на инспекцию приезжали рыцари, тогда всю их толпу строили неровными рядами, пока

Когда это произошло в первый раз, Рост думал, что скоро начнут тренировки, но нет. Посчитав по головам и записав количество, всадники просто удалились, оставив рекрутов заниматься своими делами.

Контроль за ними велся довольно условный, строго настрого запрещалось лишь покидать деревню, а в остальном — их предоставили самим себе.

Кто-то даже пытался тренироваться самостоятельно, но Рост лишь фыркал, наблюдая их нелепые попытки. Он всю жизнь рубил самое крепкое дерево в мире, неужели мертвецы и демонопоклонники сравнятся с ним по прочности? Трижды ха. Всех гадов порубит!

К тому же пока что самой реальной опасностью было не проснуться поутру. Даже не от поножовщины, что тоже случалась довольно часто, а просто из-за холода.

На всю деревню было лишь два более-менее целых строения. Амбар, где хранилось зерно и куда никого не пускали, а также конюшни.

Можно было прикорнуть на конюшнях, среди теплой соломы и теплых лепех, но солдат оттуда гоняли. По-видимому Герцог считал, что коням крыша над головой была нужнее, чем им. Хотя, скорее всего, он попросту не думал о таких мелочах. Большой человек, о стратегии думает. Не его величины вопросы — какой-то там мороз.

Холод, что и так пробирал до костей — из-за ржавой кольчуги становился еще сильнее. Кин уже давно ее снял, а вот Ростослав боялся, ведь так ее могли легко украсть. Да и вдруг кто-то решит воткнуть нож в бок? Конфликты случались все чаще, не из-за еды, а из-за скуки. Эх, правильно говорил Димитрий, в зиму воевать — только пальцев лишаться. Но с другой стороны, а какой выбор? В деревне голодом мориться? С каждым следующим привозом новобранцы становились все худей и худей, а он напротив, даже чуть жирка набрал. Лепота.

Сунув валенки практически в костер, он потянулся. Жалобно заскрипели слипшиеся от холода кольчужные кольца. Эх, скорей бы в поход, хоть можно будет в человеческом жилье потчевать, а не в яме от костра, как собака!