- Сина, сними занавески! Там вековая пыль скопилась. Балдахин уже сняли? Хорошо. Все в стирку. Осторожно, воду не разлей! - Это я уже кричу тощей и нескладной девчонке, что припадает на правую ногу. Мне страшно следить за ее передвижениями. Она чуть ли не согнулась пополам, волоча наполовину наполненное водой ведро. С кряхтением ставит его на пол. Со скрипом разгибается и со страхом смотрит мне в глаза. Так жалостливо, что мне становится не по себе от того, что я стою и командую, а она работает.

Но я же леди в конце концов. Мне не по статусу. Даже в прошлой жизни я часто пользовалась услугами клининговой компании, предпочитая лишний час задержаться на работе и возвратиться в сверкающую чистотой квартиру.

Но такими темпами до ночи мы точно не успеем. А спать очень хочется в чистой комнате.

Вздыхаю. Покрикиваю на прислугу и взяв тряпку начинаю протирать мебель.

- Ой, леди Эллена, мы сами, не пачкайте ручки, - пытается протестовать Сина.

- Все остальные комнаты точно сами. Завтра и начнете генералить. А сейчас пошевеливайтесь, я хочу иметь чистую спальню.

Надо бы узнать, сколько муж оставляет на содержание особняка денег. Прикинуть расходы. Нанять еще несколько человек и привести в порядок дом. Вставить стекла в окна. Столько работы! Не представляю, как я со всем справлюсь. Но жить в этом жутком и запущенном доме я точно не хочу.

А еще надо подумать о внешности. Может быть здесь есть врач? Должен быть какой-то способ привести в порядок мое лицо. Убрать эту коросту с кожи. Разгладить шрамы. На любовь мне точно надеяться не приходится.

Темнеть начинает рано. Я поторапливаю служанок, заставляю немого конюха повесить еще влажные после стирки занавески на высокие окна. Балдахин сохнет на веревке на заднем дворе дома. Но работы еще много. Сина пыхтит в ванной комнате, девчонка оттирает пол. Еле-еле елозит тряпкой по одному и тому же месту, так, что во мне вскипает раздражение.

Сина выбилась из сил. Села на кромку ванной и негодующе вопит:

- Устала я, леди. Давайте до утра. Уж не молода я, целый день полы драить.

Хромая девчонка совсем на ногах не держится и только испуганно вжимает голову в плечи от каждого моего окрика. Мне и хочется быть помягче, но злость на сложившуюся ситуацию кипит в моем сердце. Я про себя костерю супруга за запущенное поместье. Яростно кляну судьбу, что забросила меня в другой мир. С ненавистью взираю на свое отражение в высоком зеркале в витой деревянной раме. Не могу видеть свою громоздкую нелепую фигуру и непроизвольно морщусь, когда бросаю взгляд на лицо.

Это все не я! Не со мной! Это не моя жизнь!

Поэтому только и получается, что кричать от бессильной ярости на служанок и пыхтеть от злости на туповатого конюха, что топчет грязными сапогами чистый пол, притащив на плече выбитый ковер.

За окном стемнело. Огонь в камине еле теплится, не желая разгораться на отсыревших дровах. Томас-смотритель выдал мне одну свечу со словами:

- Экономить надо, леди. Запасы кончаются.

Девчонка, кое-как домыв пол, опрометью бросилась прочь из комнаты, волоча за собой ведро с черной, от грязи, водой. Сина, отпросившись на кухню за ужином, куда-то пропала. Конюха еще бы поискать, чтобы натаскал воды в ванную. Хочется смыть с себя пот и грязь сегодняшнего дня.

Только тишина кругом, никого нет. Все будто про меня забыли. Или больше не хотят видеть.

Тяжело вздыхаю. Беру в руки свечу и решаюсь выйти из комнаты в полумрак незнакомого дома.

Зажгла свечу и решила пойти на кухню. Перекусить мне не помешает. Я сегодня достаточно потрудилась, чтобы вознаградить себя маленьким кусочком пирога. Кухарка месила тесто, значит точно к ужину будет выпечка.

При мысли о сдобных булочках мой рот наполнился слюной. Я представила посыпанный сахарной пудрой кусочек пирога и невольно сглотнула. Живот жалобно заурчал, призывая немедленно наведаться на кухню.

«Сегодня можно! Калорий потрачено много!» - разрешила я себе и чуть ли не бегом спустилась по лестнице. Чем ближе я подходила к кухне, тем явственнее разливался в воздухе сладковатый аромат сдобы, что кружил голову и заставлял в предвкушении раздувать ноздри.

Из приоткрытой двери лился теплый свет и слышались веселые голоса. Звонкий смех и доминирующий над всем этим гамом голос Сины:

- Хозяйка у меня не сахар! Загоняла, жуть. День только начнется, как она уже орет на весь дом – «Сина, умываться! Сина, чистую сорочку!» И к столу ей подавай только куриную грудку и фрукты. Пироги не ест и от каши с салом нос воротит. Так что, кончится скоро ваша вольная жизнь.

- Это мы еще посмотрим! - узнаю я сиплый голос кухарки.

Крадусь совсем близко к двери и замираю в тени, не решаясь нарушить царящую на кухне веселую атмосферу. Им так хорошо без меня. Легко и беззаботно. А я … я только всех пугаю.

- Страшна уж больно твоя леди. И как только хозяин на такой женился? – режет слух писклявый голосок хромоногой девчонки.

- Приданое хорошее наверняка за ней, хозяину нужно по долгам платить, - с трудом разбираю я шепелявый говор смотрителя.

- С такой ни за какие деньги в постель не ляжешь, - с усмешкой пыхтит кухарка, - ладно бы еще покладиста была, так злая, как ведьма. Еще и страшная, как болотное чудище. Не зря ее хозяин от себя подальше отослал. Сам-то неизвестно когда явится.

- Заколдованная она. По предсказанию от поцелуя должны были чары развеяться, а оно вон как… Только характер испортился, - поясняет Сина.

- Неужто ее хозяин целовал? – испуганный возглас девчонки.

- В храме, когда их союз благословляли. Может было мало поцелуя, да ваш хозяин не решился…

Я задыхаюсь, слыша их сдержанные смешки. Как смеют! Судят меня за спиной. И Сина хороша! Все про меня разболтала. Хочется ворваться и устроить скандал. Чтоб не сомневались в моем вздорном характере.

- Жалко ее, - Сина громко вздыхает, - поди не сладко с таким лицом жить.

- Бедняжка, - прорывается жалостливый тонкий голосок девчонки.

- Не повезло нашей леди. Иди, Сина, отнеси ей кусок пирога. Голодная поди… - охает кухарка.

Их жалость разбивает мне сердце. Это больнее, чем смешки. Постоять я за себя могу, но вот ответить на жалость нечем. Да и правы они во всем. Неуклюжая, никому не нужная уродина со скверным характером. И ничего не изменить. Сколько ни старайся.

Храбрюсь. Нечего меня жалеть. Я со всем справлюсь. Вон, даже уже худеть начала. Кажется, даже намек на талию появился.

Вскидываю гордо голову и уверенно вхожу на кухню.

Первое, что бросается в глаза - это ярко пылающий очаг, от которого разливается живительное тепло. Так уютно от этого.

Перевожу взгляд на притихшую компанию слуг, что молча взирает на меня, сидя за кухонным столом. Следят за каждым моим движением напряженными взглядами. Так, а это кто? Не верю своим глазам. Ребенок! Девочка в светлом чепце уставилась на меня испуганным взглядом и указав в мою сторону пальцем, закричала:

- Там чудовище!

Сбегаю. Через анфиладу заброшенных комнат вверх по темной лестнице. К себе в комнату.

Огонь в камине еле тлеет. Я ворошу угли. Бесцельно брожу из угла в угол по комнате, и в моей голове все звучит детский голос:

- Чудовище!

Беру в руки подсвечник и подхожу к зеркалу. Вглядываюсь в свое отражение. Бесформенная фигура в безразмерном, мышиного цвета платье, спутанные пряди волос торчат вверх. И лицо. Словно застывшая уродливая маска.

- Чудовище! Настоящее чудовище! Ненавижу!!!

Подсвечник летит прямиком в мое отражение, и оно разлетается на части. Рассыпается сотней осколков, множа мое безобразное лицо.

- Ненавижу! Все ненавижу! Себя. Этот дом. Этот мир.

Душат слезы. Спазм перехватывает горло, из которого готов вырваться яростный вопль.

- Леди, - доносится до меня испуганный голосок Сины.