— Единственное правило — это отсутствие правил. Нет ничего запрещенного, если вы выходите за ринг. Бой начнется через пять минут.
Я вздрагиваю от этих слов.
Я знаю, что Феникс — отличный боец, но его противник выглядит как человек, который будет опираться на отсутствие правила «ничего запрещенного», чтобы победить.
Продолжая идти по рингу, я прохожу мимо другого бойца, и он свистит мне вслед. Когда я смотрю на него, он смачно облизывает губы так, что у меня сводит желудок. Я делаю шаг назад.
— Найди меня после боя, детка, и я покажу твоей заднице, как надо проводить время.
Мое лицо искажается от отвращения, но суматоха за спиной не дает мне ответить. Коварные глаза бойца переводятся с моей груди на что-то над правым плечом.
Я вовремя оборачиваюсь и вижу, как Феникс бросается на меня.
Нет, не на меня.
Его темные глаза устремлены на другого бойца с таким выражением, которое гарантирует абсолютное уничтожение. Его мышцы напряжены, как свернутая пружина, и он похож на мрачного жнеца, пришедшего вершить правосудие.
С моих губ срывается тихий испуганный крик, и я отпрыгиваю в сторону, держась за канаты.
Другой боец успевает сделать два больших шага, прежде чем Феникс оказывается на нем.
Феникс уклоняется, когда боец наносит первый удар, затем проскакивает под его рукой и возвращается с другой стороны, нанося сокрушительный левый хук в челюсть. Я понимаю, что это катастрофа, только по бешеному взгляду Феникса.
Что-то трещит, и второй боец падает лицом на пол бескостной грудой, как ходячая игрушка, из которой только что вынули батарейки.
Я и остальные зрители застываем в шоке, глядя на распростертого на полу крупного мужчину, который, похоже, был нокаутирован одним ударом. Все закончилось, не успев толком начаться.
Кто-то встает на одно колено рядом с ним и начинает считать, но это бессмысленно. Он потух, как свет, и ему уже не подняться.
— Один…
Я перевожу взгляд на Феникса и вижу, что он уже смотрит на меня.
Я заперта в этом моменте с ним, и счет едва улавливается, как будто он доносится издалека.
— Два…
Он смотрит на меня немигающим взглядом, в котором столько ярости, что у меня перехватывает дыхание.
— Три…
Почему он так зол? Это он утверждает, что ненавидит меня, это он отталкивал меня годами.
— Четыре…
Так почему же он не может смириться с тем, что кто-то еще прикасается ко мне? Он напал на него еще до начала боя, насколько я могу судить, просто потому, что тот приставал ко мне.
— Пять…
Кажется, что обратный отсчет длится вечно, а он остается непоколебимым, пока длится наше противостояние. Он выглядит более напряженным, чем до драки, как будто настоящее извержение еще впереди.
— Шесть…
Его глаза сужаются, когда судья произносит эту цифру (прим. перев.: сокращение имени главной героини созвучно с цифрой шесть — Six). Я смотрю на него в ответ, сопротивляясь желанию скрестить руки на груди, потому что не хочу показывать, как сильно он на меня влияет.
— Семь…
Он играет со своей капой, перекладывая ее с левой на правую сторону рта и сердито жуя ее.
— Восемь…
Приближение конца обратного отсчета удушает. Как будто на моем горле затянулась петля, и с каждой секундой она становится все туже и туже, пока мы наконец не дойдем до десяти, и тогда она меня задушит.
Феникс так пристально смотрит на меня, что кажется, будто он с помощью пилинга сдирает кожу с моего тела.
— Девять…
Его язык щелкает по внутренней стороне щеки, пока он работает челюстью.
— Десять.
Я выдыхаю весь воздух из легких, когда Феникс делает шаг ко мне, но его останавливает рука, хватающая его руку и закидывающая ее ему за голову.
— Ваш победитель благодаря искусному нокауту… Феникс!
Бездонные глубины его глаз не покидают меня. Они видят, как я дрожу, ожидая, что он сделает.
Рефери отпускает руку, и я задерживаю дыхание, но Феникс с последним ледяным взглядом поворачивается на пятках и уходит. Он говорит два слова своему тренеру, ныряет под канаты и исчезает в толпе, которая приветствует его.
Это как ударить ножом по воздушному шарику, и я сдуваюсь, мои плечи опускаются в облегчении. Я отказываюсь называть это сожалением, хотя это похоже на него.
ГЛАВА 16
Сикстайн
Мне хотелось разозлить его до такой степени, чтобы он украл меня и увез подальше от посторонних глаз, чтобы разобраться с собой.
Но вместо этого я наблюдала, как он уходит.
Я подошла к изумленным Нере и Тайер, радуясь, что хотя бы их выражения совпадают с моими.
— Я… я не могу подобрать слов, — говорит Тайер.
— То, как этот человек смотрит на тебя, детка, — говорит Нера, качая головой.
— Да, ненавидящие взгляды — это уже перебор.
Она вздыхает.
— Знаешь, я не уверена, что он вообще тебя ненавидит.
В прошлом она делилась со мной своими теориями. Или, по крайней мере, пыталась, потому что разговоры о Фениксе не были моей любимой темой в детстве. Слишком болезненно.
У нее их несколько, но одна из них заключается в том, что я ему тайно нравлюсь. Она говорит не о сексуальном влечении, которое, судя по тому, как он смотрит на меня в последнее время, я знаю, он испытывает. Она говорит о больших чувствах, скрытых за ненавистью.
Я отрицаю свои чувства к нему, потому что так мне легче переносить его ненависть, и поэтому я знаю, что эта ее теория неверна. Потому что если бы я ему нравилась, он бы так со мной не обращался.
Та привязанность, которую он когда-то испытывал ко мне, давно исчезла, сгнила от ненависти, которая горит внутри него.
— Я пойду переоденусь, напишу, когда буду готова встретиться, хорошо? — говорю я им, и они кивают.
Я дохожу до раздевалки и захожу внутрь, закрывая за собой дверь. Она резко заглушает шум толпы, оставляя меня в тихой комнате наедине со своими мыслями. Я подхожу к раковине и упираюсь руками в край, позволяя голове слегка наклониться вперед.
В целом, я бы сказала, что вечер удался. Я пришла туда, была уверена в себе, устроила шоу и ушла невредимой. Отличный способ отпраздновать восемнадцатый день рождения.
Я смачиваю руки холодной водой и встряхиваю их, чтобы удалить излишки воды. Склонившись над раковиной, я подношу руки к щекам, стараясь не задеть тяжелый макияж глаз, и наслаждаюсь ощущением прохлады на своих теплых щеках.
В комнату врывается громкий шум, и прежде чем я успеваю понять, что это означает, что дверь открылась, я слышу, как она снова закрывается.
Я выпрямляюсь, и мои глаза сталкиваются с глазами Феникса в зеркале.
О, putain — Твою мать, думаю я про себя.
Он не изменился, на нем все те же шорты, в которых он дрался, и футболка, которую он даже не успел снять.
Честно говоря, я не должна называть это дракой. Его волосы даже не растрепались.
Шорты, в которых он чуть не убил кого-то, — вот как это лучше назвать.
— Могу я тебе помочь? — спрашиваю я.
Мое сердцебиение учащается, когда я наблюдаю, как он тянется за спиной, не сводя с меня глаз, и поворачивает замок с угрожающим щелчком.
— Что ты делаешь? — спрашиваю я, по-прежнему встречаясь с его взглядом через зеркало. Мне кажется, что если я повернусь и посмотрю на него, это сделает все реальным.
— Тебе было весело?
Его глубокий голос пронизан абсолютной властью. Что-то в нем заставляет меня повиноваться. Он идет ко мне, и с каждым его шагом пульс бешено бьется в моих венах.
Будь смелой. Сопротивляйся, говорю я себе.
— Да, — отвечаю я, стараясь, чтобы мой голос не дрожал.
— Это хорошо, — отвечает он, и его голос такой хриплый, что почти мурлычет. Он касается моей коже, и между ног у меня становится влажно.
Я не могу сказать, в каком он сейчас настроении. В его взгляде — гром и молния, но его энергия не горячая, как я ожидала. Нет, он спокойно смертоносен, как Декстер со скальпелем (прим. перев. Декстер — главный герой телешоу, судебный аналитик полицейского управления Майами), и это гораздо страшнее.