Она замирает, когда чувствует, как мой теперь уже явно твердый член упирается ей в живот.

— Отпусти меня, — шипит она, но в ее просьбе нет ни капли тепла.

Я игнорирую ее и прижимаюсь грудью к ее груди, вверх-вниз и влево-вправо, ища трения с ее пирсингом.

Ошибки быть не может, это штанга, проходящая через ее левый сосок.

У меня темнеет в глазах и раздуваются ноздри, когда я снова чувствую прикосновение металла на себе. Наша одежда служит защитным барьером, но я все равно чувствую его.

Я не хочу опускать взгляд и проверять, видно ли его сквозь одежду, потому что если да, то я сойду с ума.

— У тебя проколот сосок. — Я подтверждаю, вытягивая слова против раковины ее уха.

От вожделения у меня голова идет кругом.

Я хочу увидеть, как выглядит пирсинг на ней.

Я хочу знать, какого цвета ее соски, какой формы и каковы они на вкус, когда я их облизываю и покусываю.

Я хочу схватить ее сиськи, зарыться лицом и членом между ними и трахать их, пока не исполню свои самые грязные фантазии.

Вопреки здравому смыслу, моя рука движется вверх, пока я не касаюсь боковой поверхности ее сисек. Прикосновение невинное, хотя по испуганному взгляду Сикс мне кажется, что я без предупреждения засунул два пальца глубоко в ее киску.

Я чувствую, как вздымается ее идеальная грудь, и думаю о том, что если я сдвину большой палец на несколько дюймов в сторону, то смогу щелкнуть по этому украшению.

Позади нас все зашли в лифт. Дверь закрывается, и он начинает спускаться.

Она переставляет ноги под предлогом необходимости их переставить, но игрок узнает игрока. Так же, как я двигался раньше, чтобы почувствовать ее пирсинг, она двигается, чтобы потереться о мой член.

Если она продолжит тереться об меня, я кончу в свои джинсы прямо здесь, рядом с пятью моими самыми близкими друзьями.

Она смотрит на меня из-под ресниц и бросает взгляд, от которого у меня стынет кровь. Мои глаза уже прикованы к ней, я вижу, как она краснеет, как учащается ее пульс и бьется о кожу, как ее глаза кокетливо двигаются вокруг нас, стараясь, чтобы никто не увидел эту эротическую сцену.

А я тем временем наслаждаюсь тем, как хорошо она реагирует на мои прикосновения.

И я хочу увидеть больше.

Я передвигаю большой палец на пару сантиметров, пока он едва не задевает украшение. Она тихонько вздыхает, но в остальном замирает, потрясенная моим смелым шагом.

Я провожу большим пальцем под металлическим стержнем и поднимаю его вверх. Она стонет, и я чуть не теряю дар речи.

Стон едва слышен, поэтому никто больше его не замечает, и слава богу, но это самый сексуальный звук, который я когда-либо слышал. Словно животное зовет своего самца.

Мне требуется каждая йота самообладания, чтобы не трахнуть ее у стены на глазах у нашей публики.

В последний раз, когда я видел ее, я прижал ее к земле, называя шлюхой, а теперь она позволяет мне играть с ее соском, ее глаза расфокусированы от вожделения.

Я снова щелкаю штангой, и ее колени подкашиваются.

— Не могу поверить, что у тебя проколоты соски, — мурлычу я ей в ухо, полностью потерявшись, зарывшись носом в ее волосы, как я и хотел. — Разве ты не должна быть хорошей девочкой?

Рука, не играющая с ее твердым пиком, скользит вниз по спине, пока мои пальцы не касаются верха ее попки.

— Я такая и есть, — уверяет она, ее голос звучит с придыханием и не более чем шепот.

— У хороших девочек соски не проколоты. А у тебя оба?

— Только один. — Поправляет она, и теперь уже я почти стону. Почему это кажется бесконечно горячим?

— На половину ангел, на половину дьявол, — замечаю я. — Я удивлен.

— Мне все равно, если тебе это не нравится, — бросает она.

Я хихикаю низким голосом, стараясь не привлекать к нам внимания, но все парни заняты тем, что развлекают кого-то другого. Я обхватываю ее бедра и притягиваю к себе еще плотнее, вдавливая свою эрекцию в ее плоть.

— Очевидно, это единственное, что мне в тебе нравится, — едко замечаю я.

Она снова вздрагивает, и я клянусь, что слышу, как между нами оживает связь. Но это уже новая Сикс, и она больше не уклоняется.

— Ну, это было сделано не для тебя.

Лифт пикает на первом этаже, и она оглядывается через плечо, когда двери открываются. Я знаю, что скоро упущу ее из виду, но я не позволю ей уйти от этого гребаного заявления.

Мои пальцы сгибаются на ее бедрах, пока ногти не впиваются в кожу достаточно сильно, чтобы пустить кровь. Другой рукой я обхватываю большим и указательным пальцами ее проколотый сосок и сжимаю его.

Она тихонько вскрикивает, но на этот раз достаточно громко, чтобы Рис услышал, когда выходит из лифта. Он поднимает на нас бровь и ухмыляется, но ничего не говорит, прежде чем уйти.

— Для кого же тогда это, черт возьми? — я рычу, жестоко дергая ее за сосок.

Она выгибается дугой, а ее руки отчаянно впиваются в мою рубашку. Мысли о том, чтобы сорвать с нее одежду и впиться в нее, жестко трахнуть ее у стены, снова набрасываются на меня, пока у меня не начинает кружиться голова.

Я даже не задумывался о том, что она могла сделать это для другого парня. Мы только что вернулись с летних каникул; она могла встретить кого-то, пока путешествовала по Европе с Нерой.

Вот и все. В следующий раз, когда я открою Instagram, я буду следить за ней, чтобы всегда видеть, чем она занимается.

Эта мысль развеивает головокружение и возвращает гнев, заставляя меня ущипнуть ее сильнее.

Она толкает меня в грудь, но я не отпускаю ее. Я слышу, как кто-то зовет ее из лифта, но не поднимаю глаз. Я ни за что не отпущу ее сейчас, не тогда, когда она только что это сказала.

Я настолько захвачен новой вспышкой ярости, что не замечаю, как она сгибает колено и целится мне в яйца.

Я двигаюсь в последнюю секунду, но недостаточно быстро, чтобы полностью пропустить удар.

Удар попадает в мягкую ткань верхней части бедра и заставляет мою ногу согнуться, когда я издаю болезненный стон. Это достаточно отвлекает Сикс, чтобы вырваться из моей хватки.

Она выбегает из лифта, затем разворачивается, нажимает кнопку на внешней панели и кладет руки по обе стороны от дверей. Они начинают закрываться, и я делаю предупреждающий шаг к ней, когда она произносит,

— Для кого угодно, только не для тебя.

Двери захлопываются перед моим лицом, подкрепляя ее слова и подтверждая то, что я всегда знал.

ГЛАВА 14

Сикстайн

— Я хочу сказать, что мое исполнение «I Will Always Love You» было очень трогательным, — говорит Тайер, закрывая дверь машины.

Нера следует за ней через парковку по направлению к The Pen.

— Не могу с тобой спорить, потому что ты права, это заставило людей отойти от сцены, — сухо отвечает она.

Тайер разворачивается, поднося руку к груди в насмешливом возмущении, и смотрит на Неру.

— Я оскорблена.

Мы с Нерой взяли Тайер в Женеву на вечер, посвященный 90-м, в наш любимый караоке-бар. Беллами должна была пойти с нами, но последние пару недель она находилась под домашним арестом у Роуга и не смогла присоединиться.

Формально она вольна приходить и уходить, когда ей заблагорассудится, пока она проводит ночь у него.

В действительности же Роуг не может выпустить ее из виду.

Мы провели несколько часов, распевая все хиты 90-х, и главным источником развлечения для меня был скрипучий вокал Тайер.

— Сикс, прикрой меня, пожалуйста, — говорит Тайер, переплетая свою руку с моей. — Скажи мне, что у меня есть карьера певицы на случай, если с футболом ничего не выйдет.

— Я рада, что ты проводишь дополнительные тренировки с Рисом, — говорю я, ласково похлопывая ее по руке.

— Почему?

— Потому что, судя по твоим предыдущим выступлениям, тебе очень нужен футбол, — говорю я.

Нера разражается смехом, открывая нашу входную дверь.

— Прости, Тайер, ты не можешь быть хороша во всем.

— Почему? Ты ведь хороша, — говорит Тайер.