Очевидно, что годы тренировок принесли свои плоды.

Я не двигаюсь с места, чтобы помочь Максу.

Может, это трусость с моей стороны, но он также поцеловал меня без спроса, так что… да пошел он.

В одну секунду я смотрю на Макса, а в следующую Феникс уже стоит передо мной, закрывая его от моего взгляда, его движения настолько быстры и незаметны, что я успеваю лишь моргнуть, и вот он уже здесь.

Его рука смыкается вокруг моего горла, и страх пробирается в мои вены, когда он сжимает его. Я боюсь, что он свернет мне шею, как свернул руку Максу, безвозмездно покончив с моей жизнью, потому что ему так захотелось.

Уверена, он ни секунды не будет думать обо мне. Он сожмет и сделает это с легкостью, словно дернув выключатель, и не почувствует угрызений совести.

Его маска снова на месте, но держится она непрочно. Я вижу, как вспышки ярости искажают его черты каждые несколько секунд, пока он старается держать свой гнев под контролем.

Я взвизгиваю, когда он снова сжимает меня, на этот раз сильнее, и этот звук звучит почти комично на фоне мучительных стонов Макса.

Глаза Феникса опускаются к моему рту, и мои губы раздвигаются, когда он наблюдает за ними, так же отчаянно желая его, как и вся я. После же, он издает звук отвращения и вынуждает меня встать перед ним на колени.

Он пытается унизить меня, и, поскольку другие академические мероприятия уже закончились, он получает аудиторию, необходимую ему для достижения своей цели.

Он все еще молчит, и мне кажется, что я не слышала слов уже несколько недель. Я жажду, чтобы он что-то сделал, что-то сказал, что угодно, лишь бы вывести меня из этого чистилища.

Когда он наконец говорит, я тут же жалею об этой мысли.

— Я знал, что ты никчемная сука, — говорит он, его голос едва слышно шепчет, но так злобно, что я даже не могу смотреть ему в глаза. — А теперь я вижу, что ты еще и неверная шлюха.

Я никогда не вступаю в бой, когда он нападает на меня своими словами или действиями, и я не собираюсь менять это сейчас, когда он перешел к физической агрессии.

Это отличается от того, когда он толкал меня на похоронах или загонял в раздевалки в прошлом году, это его пальцы, обхватившие мою шею, его руки, держащие мою жизнь в своей власти.

Я не смотрю на него, даже когда он оскорбляет меня, и я вздрагиваю. Я просто позволяю ему держать меня, как безжизненную куклу, пока он не решит, что с меня хватит.

Это совсем другое ощущение, как будто мы переступили какую-то невидимую черту. Почему он называет меня шлюхой? Кому я якобы не верна?

Он отпускает меня с ворчанием, и мой вес падает на бедра, когда я стою перед ним на коленях и смотрю вниз. Краем глаза я наблюдаю, как его ноги уходят в сторону, мимо все еще лежащего Макса, пока я не перестаю их видеть.

Я замираю от облегчения и усталости, адреналин покидает мое тело и показывает, насколько я истощена.

Проходит неделя, в течение которой его отстраняют от занятий за то, что он сделал с Максом. По сути, это просто пощечина, ведь за нападение он должен сидеть в тюрьме.

Я чертовски боюсь пересечься с ним в день, когда он вернется после отстранения. Накануне вечером я не могла уснуть и ворочалась до тех пор, пока не почувствовала желание вырвать себе волосы.

Оказалось, что мне не нужно было беспокоиться о новой конфронтации, потому что, когда я вижу его, он делает что-то в миллион раз более болезненное.

Хуже, чем его гнев, хуже, чем его неограниченная ненависть, он проходит мимо меня, как будто меня и нет.

Я ожидаю столкновения между нами, а вместо этого он плавно проносится мимо, даже не взглянув в мою сторону, оставляя меня беспомощно наблюдать за тем, как он уходит.

Он больше не разговаривает со мной в течении последующих двух лет.

ГЛАВА 11

Сикстайн, выпускной год

Я выныриваю из своего мгновенного транса и поворачиваю голову к сцене, разворачивающейся передо мной, и в моем нутре зарождается нечто сродни ужасу.

Беллами, одна из двух моих новых соседок-американок, только что столкнулась с Роугом и случайно пролила свой молочный коктейль ему на рубашку. Его рука обвилась вокруг ее шеи, а она сопротивляется, пытаясь отстранить его от себя.

На ее месте я бы испугалась. Это безумный враг. Гнев Роуга всегда был неистовым, и время ничего не изменило. Он не из тех, кому можно перечить — скорее всего, он заставит вас исчезнуть в канаве, если вы это сделаете — и она сделала именно это в свой первый день.

Я пропустила физическое столкновение между ними, потому что мои глаза были в другом месте, блуждая, как это часто бывает, по Фениксу.

Это первый раз, когда я вижу его после летнего перерыва в школе. Три месяца на солнце пошли ему на пользу, потому что он вернулся со свежим загаром и в новом образе. Его волосы коротко подстрижены, что усиливает опасную энергию, исходящую от него в любое время, и он выглядит старше своих восемнадцати лет, которые ему исполнились пару недель назад.

У него определенно больше татуировок, чем я помню. Они пестрят на его руках в виде уникальных виньеток и слов, которые я сейчас не могу разобрать, но у него как минимум пять новых.

Я не веду счет или что-то в этом роде.

Линия, очерчивающая его челюсть, настолько резкая, что каждое движение заметно по его щеке. Маленькая металлическая серьга свисает с его левого уха и подчеркивает общий вид.

Его губы выглядят полнее, чем в последний раз, когда я их видела, но, может быть, это просто мой жаждущий мозг что-то придумывает. В остальном он все тот же.

То же плохое отношение, то же пустое лицо, те же мертвые глаза.

За исключением того, что он смотрит на меня.

Мой пульс замирает, когда я вижу, что его взгляд уже устремлен на меня. Он не смотрел на меня уже два года. А если и смотрел, то я ни разу его за этим не застала.

А я смотрела.

Незаметно, конечно, я бы не хотела, чтобы он знал, что после того, как он со мной обошелся, я все еще ищу его, но я смотрела, и его глаза никогда не находили моих в ответ.

Но сейчас он смотрит, его немигающий взгляд переходит с моего лица на тело, а глаза медленно опускаются, чтобы осмотреть меня, как я его.

Я сопротивляюсь желанию неловко сдвинуться под его взглядом и стою на своем. Я знаю, что тоже изменилась за последние пару месяцев, и он, вероятно, просто принимает это как данность.

Он не может заметить самые значительные физические изменения, а именно девочек, которых я прячу под мешковатой одеждой, но он видит все остальное — мои блестящие губы, острые скулы и пронзительные зеленые глаза.

Я стала наносить немного подводки и туши для ресниц, чтобы сделать их более выразительными, и, на первый взгляд, это работает.

Пока мы сцепились в войне взглядов, я случайно столкнулась с Беллами, которая, в свою очередь, наткнулась на Роуга, в мгновение ока вызвав его гнев.

Он совершенно не контролирует свои порывы и еще меньше — свой гнев, и я боюсь, что он сделает с моей новой подругой, поэтому я вмешиваюсь.

— Роуг, — говорю я, — оставь ее в покое, это ее первый день здесь.

Мой взгляд возвращается к Фениксу, когда он делает шаг ко мне и берет меня за подбородок.

— Не лезь в это, Сикс. Я уже и забыл о твоем существовании за лето. — Технически, он притворялся, что меня не существует гораздо дольше, но это уже семантика. — Не напоминай мне, что ты существуешь.

Шок пронзает меня. Два года молчания, и вот он наконец снова заговорил со мной. Я не знаю, что заставило его сорвать печать с этой молчаливой войны, которую он вел со мной, да мне, собственно, и не важно.

Меня больше волнует, почему первая реакция моего тела — не ненависть или отвращение, а волнение. Адреналин бурлит во мне при мысли о том, что мне снова придется с ним бороться, потому что, как бы я ни презирала то, как он со мной обращается, это гораздо менее болезненно, чем когда он ведет себя так, будто я пустое место.

И он прикасается ко мне.