– Прости.

Одно слово. Обычное «прости». Но для меня – как пуля в лоб. Обрывающая абсолютно всё.

Настоящее

Вспоминаю глаза нашей малышки и запрокидываю голову к небу, ловлю капли дождя лицом. Стараюсь не заплакать от вдруг нахлынувших картинок.

– Ты перестала брать деньги со счёта.

Ах, я знала, что он припомнит. Скажет мне о нём.

Как только мы развелись и я перестала носить фамилию Новак, Леон меня так просто не отпустил. Открыл счёт на моё имя, переводил туда деньги, чтобы я ни в чём не нуждалась.

Я была гордой, на себя ничего не брала, но иногда, в самые тяжелые моменты, снимала с него небольшую сумму. На Полю. Да, тратила деньги человека, ненавидящего детей, на ребёнка. Конечно, потом я всё возвращала с зарплаты. Но однажды решила, что делать так больше не могу. Стала много работать, чтобы не принимать от бывшего никакой помощи.

Так я почувствовала себя намного легче и свободнее.

– Как видишь… У меня есть работа, – отвечаю ему. Женская обида играет во мне, выдавая следующие слова: – Муж, который меня обеспечивает.

Лгу сама себе. После Новака я так и не смогла склеить своё разбитое сердце.

– Поэтому у меня нет времени на разговоры, прости.

Больше ничего не говоря, срываюсь с места и бегу по лужам, надеясь как можно быстрее и дальше оказаться от ледяного, пробирающего до самого нутра взгляда.

Глава 5

Вероника

– Я дома, – забегаю в квартиру, быстрее скидываю мокрые кроссовки. Кто же знал, что за десять-пятнадцать минут столько нальёт! Всё в воде, ни одного сухого местечка. Теперь бы не заболеть, а то ноги промокли и джинсовка вся насквозь.

Хотела поехать на маршрутке, но, чёрт, там народа тьма тьмущая, фиг влезешь. Пришлось бежать домой своим ходом.

– Бабуль, вы дома?

Или гуляют ещё?

Взгляд опускается на мокрые ботиночки дочки. Да, здесь должны быть, чего молчат тогда?

– По-о-оль? – окликаю ещё раз. Ставлю сумку на тумбочку и в ответ слышу только тихий всхлип.

Настороженно захожу в гостиную. Бабушка сидит на диване, отвернувшись. Вытирает трясущимися пальцами нос.

Подскакиваю к ней, сажусь рядом и обнимаю её.

– Бабуль, ты чего?

Я её плачущей в последний раз только на похоронах мамы видела.

Она пытается мне что-то сказать, но снова завывает. Поворачивается с мокрыми глазами, припадает к моему плечу.

– Я такая дура, Никуль, – вдруг проговаривает, поднимая дрожащую руку. Успокаиваю её, глажу по плечу и ищу дочку взглядом. Не вижу её в гостиной. Может, в своей комнате?..

Страх сковывает меня ледяными лапами. Горло словно пережимают тисками, и я сипло проговариваю:

– А где Поля?..

Она из-за неё плачет?

– В комнате. Наревелась и уснула.

Облегчённо выдыхаю и прикрываю глаза.

Я уже перепугалась и мысленно попрощалась с жизнью.

– Что случилось?

Собирается с духом. Приоткрывает рот и закрывает его, так и не начав говорить.

– Мы гулять пошли, – с трудом выдает после паузы. – В этот раз не по привычному маршруту, почти до тебя добрались. Я и сказала Поле, что ты недалеко работаешь. Она как услышала, руку выдернула и побежала… А там пешеходный переход, красный горел.

Сжимаю пальцы на плече бабушки.

Нет-нет-нет! Она же не скажет, что с моей Пуговкой что-то случилось?

Едва не подрываюсь с места, чтобы побежать в комнату. Проверить, как дочка, но слова бабушки останавливают:

– Она на дорогу выбежала, я догнать не смогла. А рядом мужчина был с собакой. Пёс умный, как человек, оказался. Полю оттолкнул, а сам… под колёса прыгнул.

Глухой удар сердца раздаётся в грудной клетке.

Ещё один. И ещё…

Это ведь не может быть Джек?..

– Ну, я ему сказала, что клинка твоя неподалёку. Он к тебе и побежал. Не знаю, мужчине лет тридцать, собачка, кажется, лабрадор, не уверена… Я же в них не разбираюсь. Поступал такой?

– Поступал, – шепчу онемевшими губами.

Пытаюсь переварить информацию.

Это что же получается – Джек спас Пуговку?

– Всё же нормально, бабуль, – пытаюсь её успокоить, хоть и сама ещё нахожусь в ступоре.

Леон видел свою дочь. Видел…

Благо, с бабулей они ни разу не встречались. Она всю жизнь провела в деревне, а в город перебралась два года назад. На свадьбу приехать не смогла, были проблемы с дедом. А Леону я фотографии не показывала, хоть и частенько вспоминала истории о ней.

– С лабрадором всё в порядке, его жизни ничего не угрожает.

– Радует, – говорит без энтузиазма, продолжая лить слёзы. – Я так виновата, Ник. Надо было держать её за руку крепче! Или вообще не говорить, что ты рядом. Если бы с ней что-то случилось… Как бы я твоей матери потом в глаза смотрела на том свете?

– Ну, ба! – её фраза берёт за живое. Моя мама очень любила Полю. Во всём нам помогала, хоть и здоровье у неё хромало. Она ушла рано, хотя билась с раком до самого конца. Ради внучки… – Главное, что всё обошлось. Не переживай, нервы не восстанавливаются. Побереги себя.

Надо к Поле сходить, глянуть, как она. Для неё такой стресс… ещё и смотреть на сбитую собачку в крови. Она животных любит, не раз просила подарить ей щенка. Но я сказала твёрдое «нет». Я-то ей не могу нормально уделить внимание из-за работы, а кто будет смотреть за питомцем? Ба живёт не с нами, но сидит с внучкой по выходным, когда у меня выпадают смены. Или в ночь, что тоже бывает.

Не вариант.

– Валерьянку пила?

– Не нашла, – мотает головой.

– Сейчас принесу, – встаю с дивана. Первым делом иду на кухню, достаю кружку, наливаю в неё воды и нужное количество капель валерианы. Отдаю бабуле в гостиной, а после всё же решаюсь заглянуть в детскую.

Захожу в комнату, оформленную в фиолетовых и лиловых оттенках, и чтобы не шуметь, посматриваю на дочку с порога. Личико красное, заплаканное, ресницы мокрые.