— Но ведь именно Брунов основную работу по машине и провел…
— И за это он получит… что положено. А с названиями самолетов нужно что-то делать. А то фамилий у нас много, на любую букву найти можно. Опять же, в КБ Главные и поменяться могут, так что теперь, самолеты каждый раз переименовывать? Что думаете, если я предложу машины называть, скажем, по телеграфному коду КБ?
— Что я по этому поводу думаю, лучше вслух не говорить: у нас телеграфный «Вишня».
— Согласен, не подумав ляпнул. Тогда даю вам неделю, придумайте себе открытое название… что-нибудь про птиц, например… придумки свои мне присылайте, а то Лаврентий Павлович вам придумает для секретности такое…
В результате истребитель получил официальное название «Сапсан-19», а проходящему испытания самолету Архангельского присвоили «открытое» название «Стриж». Просто «Стриж», без номера, хотя для внутренней документации ВПК номер у машины имелся.
Товарищ Кузнецов поставил на стенд новенький двигатель, разработанный его конструкторами для машины Петлякова, а сам Петляков подготовил для установки этих двигателей сразу три самолета. Три одинаковых, для проведения испытаний — а пока двигателей не было, он занялся проектированием совсем уже новой машины.
Но больше всего «новых машин» творили ракетостроители, и занимался этим не один товарищ Челомей. ОКБ-1 в НИИ-88 благополучно развалилось на пять совершенно отдельных конструкторских бюро: товарищ Макеев с ракетой Р-11 отделился в Миасс, товарищ Янгель приступил к переезду в Гомель (у Патоличева все же «тараканчик» подсуетился и предложение комиссии ВПК о переводе Янгеля в Днепропетровск не прошло). Исаева — несмотря на его возражения — Хруничев перевел в специально под него созданное КБ двигателестроения, а НИИ-885 Пилюгина полностью (юридически и организационно) вывели из под управления со стороны ОКБ-1 НИИ-88. Правда и ОКБ-1 отделили от НИИ-88, так что теперь у Королева появилась своя собственная организация, к тому же очень неплохо оснащенная: ему передали почти половину опытного завода и только рабочих чуть больше десяти тысяч человек.
То есть даже чуть больше половины рабочих НИИ-88, а особым указанием товарища Патоличева в подмосковном Калининграде было принято решение выстроить — буквально с нуля, в чистом поле — несколько новых жилых кварталов. То есть это не «специально для Королева» указание (не указ, а именно указание) предназначалось: по каким-то своим причинам Николай Семенович резко приостановил строительство нового жилья в Москве в пользу такого строительства в городах, где располагались «наиболее значимые» предприятия ВПК. Ну а то, что городов таких в стране было уже больше двух сотен…
Валентин Петрович все же «довел» свой первый двигатель на гептиле, и теперь тяга его составляла даже чуть больше двадцати двух тонн — и с этим двигателем Челомей изготовил — и даже испытал летом — новенькую ракету, получившую индекс «УР-10». Потому что это была именно «универсальная ракета»: сама по себе она могла доставить тонну полезной нагрузки на расстояние свыше шестисот километров, а если ее использовали в качестве «разгонной ступени» (то есть одной из четырех таких ускорителей), то она поднимала небольшой «самолетик» Мясищева — тот самый, который использовался для испытаний прямоточника. После небольшой доработки этот «самолетик» оказался способен унести на расстояние чуть более трех тысяч километров боеголовку весом в три тонны, а автоматика наведения позволяла «промахнуться» не более чем на четыре километра от точки прицеливания — и армия решила, что «это уже хорошо». То есть как «временное решение» — однако цена такого решения радовала (полный комплекс получался не дороже двух с половиной миллионов рублей), и его приняли на вооружение.
Что, откровенно говоря, очень расстроило Королева: хотя ракету Р-11 и поставили на «боевое дежурство», но как раз официально ее на вооружение не поставили. Макееву в Миассе было поручено «довести ракету до приемлемого уровня», причем исключительно для использования с подводных лодок. А вот УР-10, которая вроде по всем параметрам Р-11 превосходила, моряки использовать отказались.
Причем отказались исключительно из-за резких возражений Владимира Николаевича, который на первом же обсуждении такого предложения заявил:
— Честно говоря, я вообще считаю это предложение крайне непродуманным и, более того, вредящим нашему флоту. Не думаю, что это предлагал откровенный вредитель, просто товарищ кое-что не учел в силу того, что он моряк, а не ракетчик. В ракете используется довольно ядовитое топливо, и при малейшей утечке… на земле солдаты просто отбегут на подветренную сторону, а в подводной лодке куда им отбегать? Малейшая утечка — и весь экипаж превращается даже не в смертников, а просто в покойников, поэтому я предлагаю о предложении просто забыть: мало ли кто что в бане после парилки брякнуть может?
— А вы предлагаете…
— Есть неплохая ракета у Макеева, там в худшем случае морячки керосином провоняют: неприятно, но не фатально.
— Но эта ракета даже для наземного использования еще не доведена!
— Но и УР-10 только предварительные испытания прошла. На земле, когда вокруг каждой стая инженеров бегала.
— Но она уже принята на вооружение…
— В наземном варианте и исключительно — если кто приказ о принятии ее на вооружение пропустил, то напоминаю — как временное решение.
На этом все попытки протолкнуть УР-10 во флот и прекратились: все же с самолетами-снарядами ОКБ Челомея флотские уже несколько дет работали, мнение конструктора уважали… Николай Семенович, прочитав рапорт об этом совещании, только поморщился: все же со «средствами доставки’в СССР было довольно грустно и заполучить подлодки с ракетами очень хотелось. Но и желания заиметь 'стальные гробы с мертвыми экипажами» ни у кого не возникало — а вот шансы такое заполучить все же были велики: хотя ракеты особых нареканий не вызывали, однако небольшие утечки гептила на них фиксировались довольно часто…
Впрочем, у ВПК очень напряженная программа была на всех фронтах, ведь нужно не только до противника донести необходимые аргументы против войны, но и самому такие аргументы не получить. И поэтому разработке истребителей в МАПе отдавался приоритет. Так что летом пятьдесят четвертого на специальном заседании комиссии ВПК рассматривались перспективные проекты всех ведущих конструкторов таких машин:
— У нас, собственно, на рассмотрение представлены три проекта, — озвучил повестку дня Алексей Иванович, — и я считаю — если позволит финансовая ситуация — запустить в работу все три.
— Ну, давайте посмотрим на эти предложения, — ответил на вступление министра авиапрома Николай Семенович, — в конструкторские детали вдаваться не стоит, мы их все равно не можем оценить, а вот параметры самолетов, ожидаемую стоимость работ и сроки разработки хотелось бы услышать.
— Я, собственно, с этим сюда и пришел, — товарищ Шахурин разложил на столе три принесенные с собой папки, — и начнем… да хоть с этой, — с этими словами он открыл лежащую слева. — Нам товарищ Гаврилов из Уфы подготовил новый и выглядящий очень перспективным двигатель, а товарищ Гуревич предлагает с этим двигателем — с одним двигателем — предлагает истребитель, несколько превосходящий по характеристикам «Сапсан».
— И по цене тоже превосходящий?
— Не без этого, но характеристики — расчетные характеристики — того стоят. Скорость свыше двух тысяч, до тонны боеприпасов…
— Сроки, стоимость ОКР?
— Товарищ Гуревич обещает примерно за три года и пятьдесят-шестьдесят миллионов рублей поставить самолет на крыло.
— Приемлемо, давайте дальше.
— Дальше… Павел Осипович с тем же двигателем предлагает уже тяжелый истребитель. То есть с двумя такими двигателями. По скоростным характеристикам практически такими же, как у машины Гуревича, но дальность в полтора раза выше и боевая нагрузка больше уже втрое. Сроки проведения ОКР — примерно те же, стоимость ОКР — в районе восьмидесяти миллионов.
