Слава Вишняков — то есть уже давно Вячеслав Николаевич, дважды лауреат Сталинской премии — занимался тем, что делать любил, умел и чему, собственно и учился. Вот только это были три разных дела: учился он разработкам технологий производства всякого электронного, умел делать машины-автоматы, технологии эти реализующие, а любил всякие электронные штуки придумывать. И сейчас он придумывал — в тесном взаимодействии с Мстиславом Всеволодовичем — разные «управляющие машины», сугубо электронные. Но для этого требовались новые «стержневые» лампы, и требовалось их очень много — поэтому он заодно и автоматы, которые эти лампы собирают, разрабатывал.

Как он сам любил говорить, «две вещи навсегда останутся покрытыми мраком тайны: как товарищ Шахурин смог оставить в МАПе электроламповый завод в Чулыме и почему я сам решил остаться в МАПе». Хотя ответ на второй вопрос был всем понятен: в министерстве Слава уже занимал должность заместителя министра по разработке радиоэлектронной авиационной аппаратуры, и ему никто не мешал делать то, что он сам считал нужным. Правда часто то, что сейчас необходимо считать нужным, ему объясняли другие люди — но задачи-то они ставили такие интересные! Впрочем, должность для Славы была далеко не самым главным, быди для него и другие пряники заготовлены. Например в ВИАМе придумывали весьма интересные материалы и способы из обработки, а из этих материалов и всякие радиоизделия получались тоже… интересные. Взять хотя бы новую керамику с теплопроводностью чуть похуже чем у серебра: если из этой керамики изготовить корпус той же радиолампы… То есть такие корпуса уже делались, и делались во множестве: иногда людям были нужны лампы довольно мощные, а стеклянная мощная лампа без водяного охлаждения могла просто расплавиться при работе. То есть стеклянный корпус мог расплавиться — а керамический без малейших последствий выдерживал нагрев во многие сотни градусов. Или тот же титан: если крепления элементов лампы из него делать, то в лампе и геттер становится ненужным, все газы в лампе титан адсорбирует. Но и керамика эта, и титан — только в МАПе в свободном доступе имеется, ну как тут из министерства-то уходить?

Вот он и не уходил, с огромным удовольствием «напитываясь новыми знаниями» от Мстислава Всеволодовича. Правда процесс был все же взаимным: товарищ Келдыш от молодого замминистра тоже очень многое узнавал. Все же один человек не в состоянии знать все, а вот дружный коллектив…

Или даже коллектив совсем не дружный, но объединенный общей целью. Товарищ Сталин умел недружных людей объединять — и объединил довольно склочную компанию советских архитекторов. Поставил перед ними задачу, обрисовал меру ответственности за ее невыполнение в срок — и осенью сорок девятого молодой замминистра Вишняков въехал в новую пятикомнатную квартиру в новом восьмиэтажном доме, построенном в новом районе Москвы «Сокол». Но получил он эту квартиру вместо прежней трехкомнатной не за то, что «замминистра», а в качестве дополнительного поощрения к двум своим Сталинским премиям: второй степени на «глушилки» и первой — за ламповый завод. Но не за завод в далеком Чулыме, а за «почти такой же» в подмосковном поселке Фрязино — его (завод в смысле) выстроило уже министерство радиопромышленности, «для собственных нужд» выстроило. Молча выстроила, Славу вообще не вспоминая, ведь в СССР «все изобретения принадлежали всему народу». Однако, вероятно прослышав о судьбе авиаконструктора Антонова (или, скорее о судьбе того, кто Антонова «прикрывал»), в министерстве немедленно «вспомнили» кто именно разработал все оборудования для лампового завода и Славу Вишнякова номинировали на премию. Оказывается, дурной пример не только заразителен, но и поучающ. А пример положительный вообще людей на трудовые подвиги толкает!

Однако важнейшим «выводом» из всех этих примеров было то, что нужно следить, чтобы все «толкалось» в правильную сторону. Однако кому за этим проследить, в стране было…

После того, как в начале августа состоялось успешное испытание изделия РДС-1 перед Спецкомитетом в очередной раз поднялся вопрос «на чем изделие доставлять к месту использования». То есть определенные варианты уже имелись, но они не удовлетворяли ни товарища Берию, ни товарища Сталина. Да и товарищу Голованову они нравились не очень:

— Пе-14 — машина, безусловно, замечательная. Но, во-первых, у нас их всего меньше полусотни, а во-вторых, по целому ряду параметров машина все же не дотягивает до американского «Миротворца».

— Вы, Александр Евгеньевич, не те параметры, которые нужно, имеете в виду, — с легкой обидой в голосе ответил на «выпад» Петляков, — по дальности с дозаправками, которые у американцев совершенно не доработаны, мы летаем дальше и везем при этом больше…

— Я те параметры в виду имею, — не дал Петлякову договорить Голованов. — Да, самолет получился почти в два раза легче американца и впятеро дешевле — и это огромный его плюс. И по крейсерской скорости ваша машина американца превосходит на полста километров, но вот по полезной нагрузке… Даже в перегрузочном варианте с дозаправкой после взлета машина поднимает девять тонн, а американец — больше сорока!

— А зачем нам столько поднимать? До Америки все равно машине больше одной бомбы нести не нужно, самолету просто не дадут возможности сбросить две бомбы. И даже одну положить в цель будет весьма непросто.

— Вот именно, самолет просто собьют на подлете!

— Поэтому товарищ Мясищев и разработал дальний тяжелый истребитель…

— Который тоже может долететь до цели с дозаправками, причем с двумя дозаправками! А у нас воздушных танкеров сейчас только два! Я не имею в виду переделанные Пе-8, они со своими шестью тоннами бензина только на дозаправку после взлета пригодны…

— Насколько нам известно, — прервал разгорающийся спор Сталин, — в Воронеже завод в состоянии изготовить более десяти танкеров в год.

— Ну да, но у американцев этих Б-36 уже больше сотни, и производство их лишь ускоряется, через пару лет две сотни этих машин безо всякой дозаправки…

— Александр Евгеньевич, — тихим голосом прервал его Берия, — у американцев пока еще нет столько бомб, чтобы хотя бы каждому самолету по одной обеспечить. И через два года не будет, а у нас через два года наверняка появятся и новые самолеты. Я верно излагаю наши перспективы? — он повернулся к двум сидящим рядом Владимирам Михайловичам.

— Если будет готов новый двигатель Микулина… — не очень уверенно ответил Петляков, а Мясищев дал более развернутый ответ:

— Сейчас заканчиваются испытания очень неплохого турбовинтового двигателя в КБ Кузнецова, — немцы, в разработке принимающие участие, в успехе практически уверены. И с этим двигателем вариант Пе-14Т мало что добавит сотню километров скорости, так еще и почти километр высотности получит. И почти две тысячи — дальности. Ведь Владимир Михайлович самолет и проектировал под этот перспективный двигатель — но у него практически готова и машина следующего поколения, с которой все проблемы с дальностью и защитой от истребителей сразу станут неактуальны.

— Это почему? — удивился Голованов.

— Потому… Лаврентий Павлович, вы же вроде говорили, что теоретически массу специзделия можно до одной тонны уменьшить?

— Вот именно: теоретически. Хотя разработка и ведется: товарищ Негин из группы товарища Харитона обещает через пару лет изготовить изделие массой примерно в полторы тонны. Но… пока что сроки только в МАПе не срывали… то есть не сильно срывали, так что следует исходить из реального положения дел: четыре тысячи шестьсот килограммов.

— И я тоже о нынешней реальности говорю: РДС-1 куда требуется в состоянии доставить Пе-14, а вот года через два Пе-16 куда надо доставит новое изделие товарища Челомея.

— Две тонны на две тысячи километров?

— Пока лишь тонну и на полторы тысячи. Но если Евгений Аркадьевич не сильно со своей разработкой задержится, то СССР сможет показать американцам как надо себя вести в приличном обществе.