Я лижу свою пульсирующую длину, которая еще никогда не была такой жесткой от потребности, пока образ ее красивой улыбки не заполняет мою голову, наконец, сбивая меня с ног.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

ЭЙВЕРИ

— А потом я выбросила скошенную траву обратно на ее территорию.

Голос моей матери бубнит в громкой связи. Я провела последние двадцать минут, слушая всю пассивно-агрессивную драму соседей, в которую она вовлечена.

Пока она продолжает болтать, я делаю разговор более продуктивным, складывая белье, которым неделями пренебрегал.

Сегодня утром я позвонила ей, чтобы рассказать о моей новой должности в Plastech и поделиться некоторыми подробностями о конкурсе на получение гранта Эллингтона. Хотелось от нее каких-то поздравлений или заверений, что я хорошо работаю.

Когда папы не стало, связь между нами мгновенно обострилась. В первый год наши звонки стали редкими, и наш интерес к жизни друг друга, казалось, угас.

По крайней мере, интерес моей матери к моей жизни не проявился, она никогда не навещает меня в городе. Но я полагаю, что не чувствовала себя готовой вернуться домой после похорон.

Я пытаюсь подавить зарождающееся во мне раздражение.

Я знаю, что мой темперамент — критический недостаток. Не мило быть сердитой женщиной, которая скрипит зубами или бросает тревогу, как агрессивный теннисный матч. Но это безопасно и просто. Вряд ли кто-нибудь увидит меня с этой стороны, только Лили и мама, и, может быть, это и к лучшему.

Тупая боль внутри меня остается. Я хочу, чтобы единственная оставшаяся связь с моим отцом помогла мне вновь пережить его память.

Я просто хочу, чтобы она заверила меня, что папа гордился бы мной, даже если бы моя карьера в ORO пошла не по плану. Я смогла достичь так многого самостоятельно, и я хотела бы, чтобы она могла наслаждаться этим вместе со мной.

Вместо этого она говорит о стрижке газонов.

Или это были обрезки лужайки соседа? Я уже не совсем уверена.

Я беру одну из своих беговых футболок, все еще влажную от пота, хотя носила ее два дня назад. Ярко-красные буквы превратились в бледно-фиолетовые.

Моя коллекция рубашек для сбора средств — одна из любимых частей моего гардероба. Как бы я ни обожала свою красивую, дешевую одежду и дизайнерские винтажные вещи, именно эти футболки являются одним из моих самых ценных вещей.

Riptide Runners — это прогулка, к которой я присоединилась в прошлом году. Мы встречаемся каждый квартал и гуляем по зеленой дороге реки Гудзон, чтобы собрать средства для перехода городских школ на устойчивые учебные материалы.

Я бросаю его в корзину для белья и достаю блузку, которую носила прошлой ночью. Бежевая манжета покрыта красным вином. Я бросаю его в кучу грязной одежды.

Олли.

Мы представили наше предложение на грант Эллингтона в пятницу утром. Это было относительно легко, так как я уже обновила нашу маркетинговую презентацию и работал с Мэтью над составлением графика внедрения нашего искусственного интеллекта, идентифицирующего мусор.

Оказывается, команда Plastech любит веселиться. Много.

Решили отпраздновать ужином. Ужин превратился в «еще одну рюмку». И эта выпивка превратилась в приватную караоке-комнату где-то в центре города. К моему удивлению, певческий голос Роберта имеет сверхъестественное сходство с голосом Д'Анджело. Для столь немногословного человека он работал с толпой так, словно был прирожденным исполнителем. Мышцы моего лица болели от вечной улыбки, которую я носила прошлой ночью.

Сухой маминый кашель возвращает мое внимание к нашему телефонному звонку.

— Прости, мама, что ты сказала?

— Я купила новый кофейный столик на антикварной выставке.

— Еще один?

Укол беспокойства пронзает мою грудь.

Хобби моей матери после смерти отца постоянно менялись. В прошлом месяце она начала кататься на роликах, но это было тяжело для ее коленей. Ее новой страстью стало коллекционирование антиквариата, и каждый новый предмет заменяет что-то в доме моего детства.

— Это прекрасно. Я ехала час, чтобы получить его.

— Ты знаешь, что полет из Берлингтона в Нью-Йорк всего час, и я была бы счастлива заплатить за твой билет.

— Эйвери… — Она колеблется, чувствуя мольбу в моем тоне.

Я знаю, что все мы справляемся с потерей по-разному, но затворничество моей мамы огорчает меня каждый раз, когда мы разговариваем. Я хочу, чтобы она снова наслаждалась жизнью, как раньше, когда папа был рядом. Раньше мы всей семьей путешествовали и отправлялись в приключения в нашем маленьком автофургоне. Я хотела бы, чтобы мы могли вернуться к этому.

Я с трудом могу вспомнить, когда в последний раз садился в самолет. Может, из-за той поездки в Австралию на первом курсе?

Я хмурюсь из-за промежутка времени.

— В городе много отличных антикварных магазинов! — Я предлагаю. — Поверь мне, я бы предпочла вернуться домой в Вермонт и попросить тебя показать мне свои любимые места, но сейчас я не могу взять отпуск.

— Может быть, скоро, — говорит она.

— Приближается годовщина смерти папы…

— Эйви, пожалуйста.

В ее голосе звучит знакомая грусть, которая разрывает что-то внутри меня. Такое ощущение, что мы оба идем сквозь тьму, когда говорим о нем. Наши руки отчаянно тянутся друг к другу, но мы никогда не находим фамильярности в наших прикосновениях, как раньше.

Но я отмахиваюсь от этого, отгоняя свои мысли от гноящейся во мне печали. Я отказываюсь заставлять ее видеть меня. Если лучшее, что мы можем сделать, это наслаждаться этими короткими телефонными звонками, то так оно и будет. У меня слишком много поводов для празднования в жизни прямо сейчас, независимо от того, делает ли это моя мать вместе со мной.

— Это отлично. — Я вздыхаю.

— Я тебя люблю. — Ее голос снова мягкий.

Я вертлю часы на запястье, вспоминая день, когда они пришли по почте с запиской от мамы.

Теперь вы с папой подходите друг другу. Люблю маму.

— Я тоже тебя люблю. Мы скоро поговорим.

Бросаю телефон на кровать. Глубокий вдох развязывает узел в моей груди. Я знаю, что я ничего не могу сделать, чтобы изменить ее. Она не собирается внезапно проснуться и стать матерью, которой она была, когда папа был еще рядом. Но она моя мать, поэтому я буду прилагать все возможные усилия, не причиняя себе слишком большого вреда.

Я могу контролировать только то, что прямо передо мной.

Я повторяю это снова и снова. Мантра держала мою голову ясной с тех пор, как он скончался.

Я хватаю еще один предмет одежды из моей едва истощающейся кучи белья. Каркас платья, которое я носила в ночь на гала, лежит у меня в руках. Это винтажное платье Atelier Versace, которое, вероятно, принадлежало сказочной женщине, которая никогда бы не допустила, чтобы оно разорвалось на куски.

Не то чтобы я была виновата.

Неприятности случаются с людьми постоянно. Но каждый раз, когда я рядом с Лукой, мой мир слегка наклоняется вокруг своей оси — так что, возможно, это его вина.

Я с большой осторожностью складываю платье, держась за затянутую талию, когда мои мысли тут же возвращаются к тому, как его руки чувствовали сквозь прозрачную ткань.

Нет, нет, нет.

Я заставляю себя сосредоточиться на скучной уборке.

Я не поддамся любопытству. Вот и все. Чистое, незамутненное любопытство.

Луку мне просто трудно читать. Между нашими язвительными перепалками и его внезапным появлением в моей жизни я не знаю, сможем ли мы проводить время вместе, не желая каким-то образом победить его.

Даже если бы я хотела знать, как шероховатость его рук будет исследовать меня больше?

Моя фантазия быстро предает меня, когда мурашки покрывают мой позвоночник. Я вытираю фантомное ощущение его дыхания со своей щеки.