— Отлично. Вы можете пройти в банкетный зал. — Марла указывает за угол.

Я похож на боксёра, идущего по коридору перед боем. Я откидываю плечи назад и разминаю шею из стороны в сторону.

Пора начинать.

Когда мы поворачиваем за угол, коридор переходит в огромную комнату. Диваны окружают телевизор, висящий на стене. Повсюду расставлены круглые столы — некоторые с сиденьями, а некоторые без, чтобы было место для инвалидных колясок. С другой стороны стоят прямоугольные раскладные столы, на которые натянуты скатерти в снежинках. Накрыт шведский стол. Брюс и Джина держат в руках ложки, раскладывая куриный пирог по тарелкам для проживающих.

— Ты видишь свою маму? — спрашивает Лэйси.

Я сканирую столы, инвалидные коляски, ходунки и кого-то со светлыми волосами в поисках Мэри. Это довольно трудно, поскольку фотография, висящая на стене в её доме, была сделана, вероятно, пятнадцать лет назад. За пятнадцать лет можно сильно постареть. Черт возьми, пятнадцать лет назад у меня даже мышц не было. Я имею в виду, что нахожусь в комнате, полной пожилых людей, у которых одинаковые морщины. Мне кажется, что я стою за стеклянной витриной и пытаюсь составить фоторобот моей ненастоящей мамы. Они все выглядят одинаково.

— А вот и вы двое. — Джина машет нам рукой в сторону столов с едой. — Мы как раз закончили подавать пирог. Возьмите себе по тарелке и угощайтесь.

Лэйси хмурится. — Прости, что мы опоздали и не помогли с сервировкой.

— Ничего страшного. — Джина улыбается мне. — Самое главное, чтобы Парк провёл время со своей матерью. Ты уже видел её?

— Нет. — Я оглядываюсь через плечо, делая вид, что ищу, но у меня такое чувство, будто я в зоопарке, смотрю на передвигающихся пингвинов. Я знаю, что они все разные, но не могу сказать, в чем их отличия.

— О, она вон там. — Джина указывает на стол рядом с диваном.

Мэри сидит на стуле, уставившись в пространство. Перед ней стоит недоеденная тарелка с едой.

Фу, какая она старая. Но, возможно, это может сыграть в мою пользу. Её седые волосы подстрижены до подбородка, и она одета в розовые спортивные штаны. На её лице нет ни косметики, ни выражения. Только абсолютная пустота.

— Ага. — Я жестом показываю на неё. — А вот и мама.

— Пойдём поздороваемся. — Лэйси тянет меня за собой.

Это тот момент, которого мы все ждали. Мне просто нужно сделать это.

Я встаю сбоку от неё. — Привет… мама. — Это слово неестественно слетает с моих губ — не думаю, что я когда-либо произносил это раньше.

Ничего не происходит.

Я смотрю на Лэйси, понижая голос. — Может быть, она устала. Мы должны дать ей отдохнуть. — Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но Лэйси хватает меня за руку, удерживая на месте.

— Нет, я уверена, что она захочет тебя увидеть.

Я прочищаю горло и прикасаюсь к плечу Мэри. — Привет… ты.

Она приходит в себя и смотрит на нас. Её морщинистое лицо нахмурилось. — Что вам нужно?

— Я… мы, — я указываю на Лэйси, надеясь унять её пыл, — хотели подойти поздороваться.

Лицо Лэйси озаряется, и она наклоняется, чтобы быть ближе к Мэри. — Здравствуйте, миссис Брэдшоу. Очень приятно познакомиться с вами. Я подруга Парка, Лэйси.

— Кто такой Парк? — У неё лбу появляются складки, но поскольку у неё больше нет бровей, я не могу сказать, нахмурились ли они.

— Ваш сын, — говорит Лэйси.

— У меня нет сына по имени Парк, — огрызается Мэри.

Да, именно так я и представлял себе всю эту сцену.

Мои глаза метнулись к Лэйси, и я понизила голос. — У неё деменция.

— У меня деменция? — повышает голос Мэри.

Лэйси улыбается мне. — Думаю, со слухом у неё всё в порядке.

— Да, похоже на то, — бормочу я.

— У меня нет деменции. — Мэри отмахивается от диагноза движением руки. — Мой разум твёрд, как скала. Спросите меня о чём угодно. — Её глаза метнулись к Лэйси.

— Эм, — Лэйси смотрит на меня. — Как вас зовут?

— Пфф. — Её губы насмешливо надуваются. — Спроси меня о чём-нибудь действительно сложном

— Хорошо, кто президент Соединённых Штатов?

— Рейган. — Она поднимает палец вверх, покачивая им при каждом слове. — Рональд. Уилсон. Рейган.

Это рождественское чудо.

— Она вспомнила второе имя Рейгана, — шепчет Лэйси, едва шевеля ртом, словно чревовещатель. — Впечатляет.

— Она ярая приверженка бывшего президента, — лгу я.

— Питер! — кричит она, заставляя нас обоих вздрогнуть от неожиданности.

— Нет, это Парк. — Может быть, если я буду повторять своё имя, она запомнит и его.

— Нет, — ворчит она. — Я не знаю, кто такой Парк. У меня есть сын по имени Питер.

Я приседаю на одно колено. Мне действительно нужно продолжать это.

Я кладу свою руку на руку Мэри. — Это я.

Её глаза прищуриваются, и она поджимает губы. — Ты не Питер. Он мёртв, — ворчит она.

Из всего, что Мэри может помнить, очень плохо, что она помнит, что её сын мёртв.

Она смотрит на Лэйси. — А ты кто?

— Я подруга Парка.

— Тебе сказали, что я актриса?

— Ох, нет. — Лэйси смотрит на меня с игривой улыбкой. — А какая вы актриса?

— Я работаю во всех сферах — мюзиклы, Бродвей, телевидение. — Она гордо поднимает подбородок. — А в прошлом году я играла Дарби Шульц в «Король мафии». Ты видела его в кино?

Я помню, что читал об этом в биографии Мэри, которую прислал мне Дерек. Фильм вышел в 1980 году и был в меру успешным. Определенно, это был самый яркий момент в карьере Мэри.

— Я ещё не видела его. — Лэйси качает головой. — О чём он?

— Это тайна, — вклиниваюсь я, пытаясь доказать и Мэри, и Лэйси, что мне место в этом разговоре. — Все думают, что король мафии — мужчина, но на самом деле мафией всё время управляет Дарби Шульц.

— Пфф. — Мэри отмахивается от меня. — Ты только что выдал концовку фильма.

— Всё в порядке. — Лэйси улыбается. — Я всё равно хочу это посмотреть.

Мэри переключает своё внимание на Лэйси, загораясь ярче, чем рождественская ёлка в углу комнаты. Сейчас 1981 год, и Мэри вновь переживает дни своей славы. — Я играю умную, сильную женщину, которая одурачивает всех мужчин вокруг. — Она откидывается на спинку кресла, довольная собой. — Никто не ожидает появления Дарби Шульц.

Улыбка Лэйси растёт. — Я люблю такие повороты, но, когда они исходят от сильной женщины, это ещё лучше. Я уверена, что вы в нём великолепны. Я обязательно посмотрю его.

— Я потрясающая. — Мэри зачёсывает волосы назад. — Я почти получила Оскар за эту роль.

— Да, это так. — Я слегка пихаю Мэри по плечу, потом понимаю, что это совершенно неправильный поступок для сына, и отдёргиваю руку.

Её глаза стекленеют, и она моргает мне в ответ.

— Мэри? — Я наклоняю голову. — Ты в порядке?

Её взгляд быстро перемещается туда-сюда по моему лицу. — Кто ты?

— Меня зовут Парк Брэдшоу.

Она задумчиво поджимает губы, обдумывая сказанное. Затем что-то в её лице смягчается. Она тянется вверх и кладёт свою старую руку мне на щеку. — Питер?

Ох.

Мы больше не в 1981 году. Я не знаю, где мы сейчас.

Теперь она действительно считает меня своим сыном. В её наполненных слезами глазах столько любви, что я тут же чувствую себя виноватым за то, что втянул её в свои схемы.

— Ты пришёл повидаться со мной? — Её губы разжимаются.

Я улыбаюсь ей в ответ. — Да, я пришёл повидаться с тобой.

Её челюсть дрожит, и чувство вины, которое я только что испытывал, сменяется жалостью, когда я понимаю, как много для Мэри значит визит даже такого притворщика, как я.

— Это было так давно. — По её щеке скатывается одинокая слеза. — Я не хочу встречать Рождество в одиночестве.

— Никто не должен быть один. — Меня переполняет сочувствие, и я с трудом сохраняю ровный голос. — Особенно на Рождество. — Мои слова разрывают старые раны, которые, как я думал, больше не существуют, и я удивлён своим нарастающим чувствам. Много лет назад меня учили никогда ничего не чувствовать. И вот я здесь, испытываю самые разные чувства в комнате, где большинство людей носят подгузники для взрослых.