Услышав это, Делия обомлела и настолько крепко сжала руки в кулак, что ногти впились под кожу.
Мейтон! Он обрел благословение не по собственной воле? Она вспомнила, как бесцеремонно заявляла за столом пред отцом о благословении Мейтона… Тогда он знал, что у него его нет. Значит… Делия все испортила. Она собственными руками навязала ему жизнь сына богини мудрости.
— Страдания, как же? — Розанна усмехнулась. — Мои страдания ничто по сравнению с тем, через что пройдет Делия. Ей придется умереть, чтобы пробудить всю силу ядра. Моя смерть дарует мне освобождение, а ее смерть погрузит малышку в отчаяние. Она будет знать, что может что-то исправить, но при этом каждая смерть, которую она не спасет, будет висеть на ней грузом. Сравнимы ли эти страдания? При первой жизни ей придется вечно встречать на пути смерть и из-за этого быть одинокой, при второй она будет вечно пытаться их избежать и помнить о том, что ничего не исправила… Порочный круг.
Аммония слегка наклонила голову от удивления.
— Ох, милая, зря я начала тебя упрекать в бесчувственности. Ты уже дала ей имя… Делия, значит. Звучит очень красиво. И ты, конечно, права. Жизнь Делии будет сущим кошмаром, но потому я и хочу, чтобы этот ребенок рос в семье, знал любовь и понимал, ради чего нужна жизнь. Ядро перерождения связано не только со смертью, жизнь — вот ради чего рождаются люди. Ребенок смерти, как и любое другое дитя, должен желать жить, он должен уметь любить и проявлять сострадание. Такое дитя сумеет спасти всех от грядущей беды.
— Я не уверена, что смогу воспитать такого ребенка. К тому же я рано умру. Кроме Мейтона и Аллана ей не у кого будет искать понимания… Какой она из-за этого станет… — в голосе Розанны, таком ледяном и пустом, послышались сожаления и тревога.
Она помнила через что проходила, когда в детстве впервые встретила во сне саму смерть, но теперь эта участь будет отдана ее дочери. Дитя, рождения которого не избежать. Дитя, чья судьба умирать и вокруг видеть смерть.
— Если боишься сделать ее жизнь одинокой, то окружи людьми, которые ради нее всегда будут жить. Ты и сама знаешь, что не обязательно быть кровными родственниками, чтобы называться семьей. Мальчишки, конечно же, не всегда поймут тяготы женщин, потому пускай рядом с Делией будут не только они. Милые девушки ее лучше поймут: верные служанки, добрые тетушку… О, придумала! — обрадовалась богиня. — А может лучше сестра? Как насчет подарить милой Делии маленькую сестричку? Они будут друг друга оберегать.
— Хоть я и приемное дитя рода Венерс, и моя судьба оказалась вполне неплоха, но никому не пожелаю участи считаться приемным. Дитя будет вечно страдать и… будет вечно пытаться всему светскому соответствовать! — грозно сказала Розанна, но ее взгляд вдруг смягчился.
В то же самое время ноги Делии подкосились, показалось, что ее голову чем-то ударили.
Она держалась за волосы, но боль сводила с ума.
— Не понимаю, — прошептала она. — Род Венерс?
Как так вышло, что Розанна была дочерью из рода, что обожал принимать в свои ряды приемных детей? Как так вышло, что Делия это не знала? Почему она это не помнила?
Гул в ушах так нещадно шумел, что мысли разбегались в разные стороны.
Погодите-ка… А знал ли хоть кто-то, кем была герцогиня? Неужели… Это дело рук Ремеуса? Божество судеб что-то исправил в судьбе женщины, он заставил всех забыть о ее прошлом? О самом ее происхождении?
— Мне пришла одна мысль, — задумчиво продолжила герцогиня. — Если девочки будут двойняшками, то никто не посмеет им что-то сказать. Они будут связаны, да жить будут ради друг друга. Я создам для Делии причину жить, если Ремеус свяжет нити жизни двух девочек.
Боль в голове затухала, но вопросов меньше не становилось. Феония жила ради Делии? Как такое возможно? Хоть Делия и помнила историю Кайдиса и Вартимея, мальчиков из графского рода Рантел, она не понимала, как на духовную связь и переплетение судеб могла решиться Розанна! Знала ли Феония это? Если она знала… Сердце Делии кольнуло в груди.
Нет, она не может сейчас это знать! Делия не позволит ей узнать эту правду. Феония настоящая дочь Тимеев. Самая настоящая, она ее сестра — единственная, неповторимая. Она ее лучик света!
Делия перевела взгляд вниз, на свои дрожащие пальцы и вдруг почувствовала, как по щекам текут слезы.
— А мои чувства к Феонии настоящие? — шептала она про себя. — Кайдис… Как ты живешь, зная правду?
Как бы усиленно Делия не задавалась вопросами, видение в мире душе продолжалось.
— Но все же не забывай, что Делии будет нужна мать, — наставляла богиня. — Так что не отказывайся от этой роли.
— Но справлюсь ли я? Я не знаю, как себя должна вести мать…
Хоть глаза Аммонии и были сокрыты повязкой, взгляд ее, казалось, смотрел прямо в душу.
— Матери и отцы… В вашем мире, особенно в этой империи вы зовете богов «родителями» благословленных детей, но разве хоть одно из этих божеств имеет право считаться родителем? Из-за нас в людях зарождаются ядра, растущие от боли, отчаяния и страданий. Эти ядра церковь считает высшей степенью благодати, и не каждый, подобно тебе, знает, что это не так… Мертвые боги разнесли свои силы среди народа как хворь, а некоторые Осколки, подобные мне или Ремеусу, заразили своей силой людей по ошибке… Мы не достойны звания родителей. Родителями детям могут быть только люди, и ты, Розанна, помяни мое слово, станешь отличной матерью.
— Откуда столько уверенности? — все еще оставаясь спокойной, задавалась вопросом Розанна. В прежние годы она бы со слов Аммонии усмехнулась, но сейчас сохраняла лицо. — Я настолько слабохарактерна, что лишила себя всех чувств и нитей привязанности.
— Ты обычный человек, и это главное. Тебя не пугают предрассудки о проклятых богах, ты достаточно умна, чтобы понять, что религия Итевы в нынешнем ее виде неправомерна. Ты сможешь любить любое дитя по-своему, но главное — ты не станешь считать Делию злом. Если при первой жизни у нее будет как минимум один человек, ради которого она захочет сохранить человечность, то мы сможем справиться с бедствием и все пережить.
— И почему череда бедствий, войны и чумы пройдет именно в годы жизни моих детей? — хотела бы возмутиться Розанна, но ее вопрос прозвучал сухо, будто студент задавал вопросы преподавателю. — И почему для окончания войны понадобится дитя смерти? На эти вопросы, богиня, вы ответы мне так и не дали.
— У Осколков, в годы их сотворения, было откровение о том, что однажды начнется война. Породит эту войну один из артефактов крупных Осколков. Ты ведь уже знаешь, что из себя представляют наши артефакты? Артефакты — это квинтэссенция наших сил. Мы вложили в них большую часть наших душ, чтобы даже в случае нашей смерти артефакты несли пользу людям. Вот только… Не все божества сделали свои артефакты неживыми вещами. Некто в секрете от нас додумался отдать половину своих сил живому существу… Точнее сказать, человеку. Роаналь, мой глупый братец, Осколок веры и сомнений. Он посчитал, что, сделав артефакт человеком, он тем самым докажет, что больше всех любит ваш смертный народ. Но тот выбранный им человек со временем лишился рассудка, он уничтожил большинство артефактов, да и богов, а после сбежал. Теперь нам ничего не остается, кроме как…
Не успела богиня договорить, как пространство вокруг вновь окрасилось черным. Ответ повис в воздухе, и Делия еще сильней разозлилась.
— Смотритель, что происходит?! — закричала она и крик ее был настолько отчаян, что скорей напоминал рык.
Чернота вокруг становилась все темнее и темнее, рук и ног было уже вовсе не разглядеть. Когда тьма окончательно захватила в плен Делию, дочь смерти почувствовала, как откуда-то доносится свет. В этот раз он лился не из маленькой щели слегка приоткрытой двери. Мрак в мире душе рассеивался, черный цвет становился светлей и достаточно быстро белел.
— Только не говорите, что я просыпаюсь? — закричала Делия. — В такой важный момент?!
Стоило дочери смерти это произнести, как ее глаза в тот же миг распахнулись, а полуденный свет с непривычки лишил ее координации.