— Попробуй себя.

Я застонал, когда ее мягкий розовый язычок дочиста облизал мои пальцы. Когда она взяла их в рот и начала нежно посасывать и водить языком по всей длине, я снова застонал и отпустил ее.

— Ты играешь со мной, жена, — прошептал я.

Она ухмыльнулась и, обхватив меня руками, начала дрочить.

— Теперь я играю с тобой.

Схватив ее за запястье, я остановил ее. Мне потребовались все мои силы, но я остановил ее.

— Нет, — снова простонал я, завладевая ее губами. Черт возьми, она была такой сладкой на вкус.

Откинувшись назад, она лежала на спине, пока я прокладывал дорожку поцелуев от ее губ к шее.

Она обхватила ногами мою талию. Я чувствовал, как ее ногти скользят по моей спине, и, взяв в рот ее сосок, я наблюдал за ней. Ее спина была выгнута, а глаза закрыты. Я потерся о ее вход.

— Лиам, черт возьми, Лиам, ты мне нужен.

— Тогда ты получишь меня, — прошептал я ей на ухо, прежде чем врезаться в нее.

— Черт!

Схватив обе ее руки, я одной рукой закинул их ей за голову, а другой приподнял ее бедро.

— Лиам.

Наблюдение за тем, как она умоляет с каждым толчком, придало мне воли продержаться, вместо того чтобы просто раз за разом врезаться в нее.

— Открой глаза.

Она открыла, и я уставился в них, наблюдая, как наслаждение поглощает ее. Она могла вынести гораздо больше этого.

Точно по сигналу, она высвободилась из моей руки и притянула меня к своим губам.

— Мел, — простонал я ей в рот.

Используя это в своих интересах, она перевернула нас обоих, оседлала мою талию и прижала руки к моей груди. Затем она оттолкнулась, прежде чем снова опуститься.

— Господи, блядь, детка, — выдохнул я.

Она усмехнулась, но не остановилась, когда мои руки легли ей на талию и удержали ее на месте. Она двигалась на мне жестко и быстро, и я ни за что не смог бы продержаться дольше. Мои руки путешествовали вверх по ее телу, пока я не обхватил ее груди. Сев, я поцеловал и укусил их.

Когда она замедлилась, я перевернул нас еще раз, и взял ее бедра в свои руки, прежде чем трахнуть ее сильнее.

— Лиам. Черт. Ааа! — Ее голос дрожал.

Я поцеловал ее в шею, когда она кончила; и мгновение спустя я последовал за ней в моем собственном сладком освобождении.

— Черт, я люблю тебя. — Я сделал глубокий вдох и вышел, упав рядом с ней.

Она провела руками по волосам и сделала несколько глубоких вдохов, прежде чем сесть. Наклонившись, она крепко поцеловала меня, и мы уставились друг на друга. Я улыбнулся в ответ на поцелуй, прежде чем она оторвалась.

— Я тоже тебя люблю.

Я никогда не устану это слышать.

ГЛАВА 22

«Чтобы стать хозяином, политик изображает из себя слугу».

— Шарль де Голль.

МЕЛОДИ

— Дамы и господа, сегодня я стою перед вами униженный, изумленный и гордый, — произнес Президент с трибуны, подняв руку и указав на Лиама и меня. — И это из-за этого мужчины и этой женщины. На протяжении многих лет как граждане страны, так и иностранцы спрашивали меня: Что значит быть американцем? За что вы выступаете? Как далеко вы готовы зайти? Ответ на эти вопросы находится в этой комнате.

— Он слишком много говорит, — прошептал мне Лиам.

Я сохраняла серьезное выражение лица перед камерами и наклонилась к нему, когда Итан схватил мои жемчуга.

— Я знаю, я написала эту речь.

Я услышала, как он усмехнулся, но не обратила внимания.

Президент Коулмен выпрямился, читая следующие строки.

— Когда Мелоди Каллахан увидела угрозу не только для нашей страны, но и для нашего образа жизни, она не просто сообщила об этом. Она превзошла все ожидания, задав всего один простой вопрос: что я могу сделать?

— Не заботясь о своем собственном благополучии и всего через несколько часов после рождения сына Итана, она дала правительству Соединенных Штатов возможность не только собрать информацию, но и нанести быстрый удар. Как родитель, я не могу представить, какую боль она, должно быть, испытывала, не зная, когда воссоединится со своей семьей. Я спросил ее не один, а два раза, понимает ли она последствия своих действий, и она сказала мне, что никогда больше не хочет включать телевизор и видеть, как горит еще одно здание, или плачут родители, или скорбит наша великая нация. Если она сможет пожертвовать тем, что считала небольшим, ради большего блага, чтобы помочь вести войну с террором, она сможет справиться со своей душевной болью.

Лиам повернулся ко мне с усмешкой и захлопал вместе со всеми присутствующими. Я взяла маленькую ручку Итана и помахала вместе с ним, улыбаясь толпе.

— Несправедливость на этом не остановилась; ее муж выдержал критику, насмешки, ненависть и жестокость, потому что он тоже верил в силу этой нации. Он добровольно и от всего сердца отказался от своей свободы и достоинства, проведя пять месяцев в одной из самых печально известных тюрем Иллинойса, в течение которых ему пришлось пережить многочисленные беспорядки. Но Лиам Каллахан не дрогнул. Он ни разу ни о чем не попросил. Он был готов отсидеть весь срок, и, несмотря на все это, он придерживался своей морали; он ни разу не солгал. Он говорил всем, что невиновен, и так оно и было. Он заявлял о своей непоколебимой любви к своей жене, и мы все видим, что это правда.

Во время этих слов Лиам поцеловал меня в щеку, и все они захлопали.

— Америка, когда я говорю, что я унижен, я действительно это имею в виду. Никогда в своих самых смелых мечтах я не ожидал, что два обычных гражданина встанут и скажут: Да, я буду защищать свою страну и служить ей любой ценой. И именно по этой причине я должен вручить Президентскую медаль Свободы, вручаемую тем, кто внес значимый вклад в безопасность и национальные интересы Соединенных Штатов и всего мира, мистеру и миссис Каллахан.

Зал взорвался, когда Лиам взял меня за руку и, крепко держа Итана, мы подошли к краю сцены и позволили президенту Коулмену надеть мне на шею первую медаль, прежде чем сделать то же самое с Лиамом.

— И просто для того, чтобы малыш не чувствовал себя обделенным, у нас есть президентский значок и для него, — обратился президент к прессе, смеясь вместе с ними, когда прикреплял значок к воротнику Итана. Он отступил назад, прежде чем начать позировать, чтобы сфотографироваться с нами. Он был не единственным, кто присоединился к нам. Мать Оливии встала по другую сторону от Лиама.

Сквозь вспышки камер я встретилась взглядом с Оливией, призывая ее выйти на сцену. Она этого не сделала. Вместо этого она осталась за своим столиком, рядом с Седриком, который не выпускал ее из виду. Отвернувшись от нее, я оглядела комнату, пока мой взгляд не остановился на сукином сыне. Он стоял неподвижно, как статуя, и, казалось, был единственным человеком в комнате, который не хлопал и не улыбался. Вместо этого он уставился на нас обоих с нескрываемым отвращением.

Я, с другой стороны, действительно улыбнулась. Я улыбнулась так широко, что не удивилась бы, если он мог пересчитать все мои гребаные зубы. Ничто так не бесит твоего врага, как видеть твою улыбку.

Наконец, Лиам поднялся на трибуну, чтобы поблагодарить нашего Президента за его добрые слова.

— Заметка для себя, нанять спичрайтера президента, — сказал он, вызвав всеобщий смех. Он сделал глубокий вздох, прежде чем начать свою речь. — Хотел бы я сказать, что все, что сказал президент Коулмен, было правдой. Он сделал вид, что мы долго и упорно думали об этом, но, честно говоря, все произошло так быстро, что времени на раздумья почти не было. Мы просто отреагировали на поставленную перед нами проблему. Было много раз, когда мы были напуганы, устали и просто сыты по горло. И хотя кажется, что это было целую жизнь назад, я не хочу проходить через это снова. Это был ад. Быть разлученным с моей женой, моим новорожденным сыном, со всей моей жизнью — это был ад.

— Я встал на место миллионов американцев; пожарных, полицейских, правительственных агентов, всех, кто просыпается каждый день, зная, что им, возможно, придется пройти через ад, но они все равно встают и выполняют свою работу. Побывав пять месяцев на их месте, я могу сказать, что это те люди, которыми я унижен, удивлен и горжусь тем, что живу в одной стране. Для них всех должны быть медали свободы, чтобы показать благодарность, которую мы чувствуем.