Вздохнув, я кивнул, взглянув на мужчину.

— Тогда выкладывай.

— Здесь мало итальянцев. Не много, но достаточно, чтобы вызвать проблемы.

Я на мгновение замолчал. Моя челюсть сжалась.

— Они верят, что я убил ее.

— Да, сэр, и они хотят возмездия.

Конечно, они хотели.

Моей семье потребовались годы, чтобы закрепиться ы пенитенциарной системе. Это было гораздо сложнее, чем казалось. Должен быть лидер, который был бы достаточно предан, чтобы держать всех ирландцев в узде за решеткой, достаточно умен, чтобы знать, как вести себя незаметно, и достаточно силен, чтобы вселить страх в сердца каждого ублюдка на свободе. Вдобавок ко всему, они должны были быть приговорены к пожизненному заключению без всякой надежды на освобождение. Если бы это было не так, они бы с радостью продали нас в рамках сделки о признании вины… Таким человеком был О'Коннор. Он убил двух полицейских после того, как они забрали его жену и сына. Сейчас он был бы в окружной тюрьме, если бы не переполнение.

— Кто лидер внутри? — Наконец спросил я.

— Спун.

Когда я посмотрел на него, он только усмехнулся.

— Спун?

Он пожал плечами.

— Этот человек гнет ложки, как ещё его можно было назвать? (Прим. В английском языке слово «spoon» — ложка).

Смеясь, я покачал головой, прежде чем провести рукой по волосам. Затем я откинул голову назад, чтобы погреться на солнце.

— Прекрасно. Устрой мне встречу со Спуном. Я поклянусь итальянцами и их именами.

— Я не знаю, как все пойдет, — пробормотал он.

Нахмурившись, я выпрямился.

— Это не твое дело знать. Просто организуй мне встречу. Есть что-нибудь еще?

— Здесь много людей, которые ищут товар…

— До свидания, О'Коннор, — оборвал я его.

Кивнув, он повернулся и направился обратно к углу вместе с остальными ирландцами.

Мне нужно было сосредоточиться на чем угодно, только не на ней. Но как я мог это сделать, когда каждый раз, когда я чувствовал, как бьется мое сердце, я думал о ней и Итане.

По внутренней связи раздалось оповещение.

— Каллахан, к тебе посетитель. Каллахан, к тебе посетитель.

Оттолкнувшись от забора, я почувствовал на себе их взгляды, когда направился к зданию.

Те, кто остался в группе лысых, не сводили с меня глаз, но не осмеливались подойти ближе. Мексиканцы просто расступились, когда я прошел, в то время как чернокожие сделали вид, что меня не существует. До тех пор, пока они не встанут у меня на пути, с ними все будет в порядке.

Охранники у двери сопроводили меня, закованного в цепи, внутрь. Моя мать в обязательном порядке навещала меня через день, независимо от того, в какой тюрьме я находился и как далеко это было. Она всегда приходила с завитыми волосами, в отглаженном платье, и даже через стекло я чувствовал нежный аромат ее духов, и что бы ни происходило, она всегда одаривала меня самой широкой улыбкой. Я ненавидел то, что мне приходилось видеть ее такой.

— Доброе утро, мам, — прошептал я в трубку.

— Доброе утро, малыш. Как у тебя дела? — Она нахмурилась, оглядывая меня.

— Я в порядке…

— Начальница тюрьмы сказала мне, что вчера был бунт.

— Мам, я в порядке.

— Прекрати так говорить! — рявкнула она. — Ты не в порядке. Находиться здесь — это не в порядке. Я ненавижу, что ты здесь, с этими собаками. Ты не убивал Мелоди.

— Ты думаешь, я этого не знаю, мама? — Огрызнулся я в ответ, чуть привстав со своего места. Охранники сделали шаг вперед, и я снова сел. Проведя руками по волосам, мои ладони снова оказались на подбородке и рту.

— Мне жаль, — прошептала она, но ей не о чем было сожалеть.

— Нет, ма, прости. Как Итан? — Узел в моей груди затянулся еще туже при мысли о нем.

Улыбка вернулась на ее лицо.

— Он такой… он потрясающий. Вчера он чуть не вырвал волосы твоего отца, и в тот момент, когда Седрик начал визжать, Итан начал разговаривать с ним на своем языке. Как будто он пытался подкупить своей красотой.

Я хихикнул при этой мысли.

— Лиам, прошло четыре месяца, тебе нужно его увидеть…

— Нет, мама. Я не допущу, чтобы моего сына привезли в тюрьме. Это не его жизнь. Я отказываюсь, чтобы он когда-либо видел это место изнутри. — Он был Каллаханом. Я бы никогда не стал подвергать его этому без необходимости.

Она вздохнула.

— Прекрасно. Я каждый день показываю ему твои фотографии и видео. Он знает тебя, и я не позволю ему забыть.

— Убедись, что он увидит ее. — Ему нужно было запомнить ее.

— Тогда ей нужно притащить свою задницу домой и вытащить тебя отсюда, — прошипела она сквозь зубы.

— Мама.

— Хорошо. Я поняла. Но когда она вернется, мы с ней еще поговорим.

— Конечно…

— Заканчивайте. Время посещений вышло! — крикнул охранник.

Протянув руку, она положила ее на стекло.

— До следующего раза.

— Мама, ты не обязана приходить…

— Увидимся в следующий раз, — снова сказала она.

— Тогда ладно. — Моя рука коснулась ее руки на стекле, прежде чем мне пришлось повесить трубку. Повесив телефон обратно на крючок, я сделал шаг назад.

Наручники снова защелкнулись, уводя меня прочь от аромата свежих роз. Я надеялся побыть немного один в своей камере, но вместо этого меня отвели обратно в столовую. Все помещение было стерильным, выбеленным сверху донизу, как будто бунта никогда и не было. Наручники были сняты так же быстро, как и надеты, и О'Коннор кивком указал мне на мужчину, одиноко сидевшего за столом. Конечно, он был крупным, с оливковой кожей и копной седых волос.

Продвигаясь вперед тем же путем, которым я шел в предыдущие дни, ни один из скинхедов не осмеливался поднять на меня глаза или даже пошевелиться. Они знали о моем присутствии, но никак не реагировали.

Кто сказал, что нельзя научить старую собаку новым трюкам?

Я сел напротив мужчины, от которого пахло мясом.

— Спун? — Спросил я, и, чтобы ответить на мой вопрос, он просто согнул пластиковую ложку. Он хотел медаль?

— Ты звал, Каллахан? — спросил он с отвращением, ковыряясь пальцами в еде.

— Ты работаешь на мою жену.

— Работал, — поправил он, его темные глаза впились в меня. — В прошедшем времени.

— Нет, в настоящем. Моя жена жива.

Он хихикнул.

— Ты хочешь, чтобы я поверил тебе на слово?

— Да. Потому что я человек слова, и тебе следует подумать о последствиях того, что ты забыл об этом. После всего, что мы с моей женой сделали, ты действительно веришь, что я настолько глуп, чтобы попасться на убийстве? Ты действительно думаешь, что полиция Чикаго, не ФБР или ЦРУ, а гребаная полиция Чикаго, смогла наконец-то посадить меня? На самом деле, ты не кажешься мне идиотом, и все же я здесь, как сказала бы моя жена, трачу слова впустую. — Взяв пудинг с его подноса, я открыл его и откусила кусочек той же ложкой, которую он согнул.

Его челюсть сжалась, и он оглядел меня с ног до головы, оценивая на мгновение. Колесики его очень маленького мозга словно работали сверхурочно, пытаясь осмыслить все, что я сказал. Наконец, он просто замер.

— Ты здесь, потому что сам этого хочешь? — прошептал он, такой смущенный.

— Скорее так, как мне нужно, но ты на правильном пути, — поправил я, прежде чем откусить еще кусочек.

— Ты планируешь что-то грандиозное.

Мне захотелось закатить глаза от того, как взволнованно и глупо он звучал.

— Так и есть. Так что верни своих гребаных людей в строй, потому что ты работаешь на мою жену и, по этому, ты работаешь на меня. Если мне придется напомнить тебе об этом, ты проклянешь тот день, когда ты родился, Николи. Да, я действительно знаю твое имя, и тебе следует перестать называть себя Спуном. Они сделаны из пластика, мой четырехмесячный сын тоже мог бы их согнуть, — сказал я, поднимаясь со скамейки и оставляя ему пустую чашку.

Еще семнадцать дней. Еще семнадцать гребаных дней.

ГЛАВА 2

«Я действительно король, потому что знаю, как управлять собой».