— Скажи им, что ты в курсе ситуации и твоя молитва обращена ко всем людям и их семьям, которые отдали свои жизни, служа своей стране. Затем напомните им, что то, что делает Америку великой, — это сдержки и противовесы. ФБР — это не твоя личная армия, и скажи им, что ты разговаривал с директором, чтобы посмотреть, что можно сделать, — напутствовал его Лиам.

— Не будь слишком очевидным в этом вопросе, найди способ дать понять, что человек, который всем заправляет, — это директор, — добавила я также. Мы поджигали личный мир Птицелова.

Потянувшись к интеркому, он вызвал своего начальника штаба и своего бывшего политического стратега Мину. Войдя, она посмотрела на нас и вздохнула.

— Так что, я полагаю, мы не будем делать заявление? — спросила она.

— Нет, вы. Господин Президент, пожалуйста, введите ее в курс дела, — сказала я, уже направляясь к двери.

ЛИАМ

— Ты на громкой связи, Деклан, — сказал я, когда Монте вез нас в город. Я не был поклонником Вашингтона; в нем не было ничего общего с Чикаго, и я обнаружил, что скучаю по смогу, ветру, зданиям, которые касались неба, и всему остальному, что делало Чикаго великим.

— Ты заставил нас похитить федерального агента, но не убивать ее. При всем моем уважении, какого черта, Лиам?

Закатив глаза, я откинулся на кожаное сиденье.

— Где доверие, брат?

— Приковано к стене в подвале старого сталелитейного завода, — ответил он.

— Она что-нибудь сказала? — Мел переспросила его.

— Нет, но я не думаю, что она знала что-то важное.

— Нет ничего плохого в том, чтобы спросить.

Я бросил на нее взгляд.

— Ну, вред есть, но не для нас, и это все, что имеет значение. Она из ФБР, а не из ЦРУ, что, к сожалению для нее, означает, что она не обучена выдерживать подобные пытки, — пояснила она.

Но мне действительно нужна была информация.

— Я хочу, чтобы она предоставила нам план Федерального здания, все входы и выходы и каждый секретный вход, о котором она может подозревать. На самом деле, подожди, Деклан… — Сказал я ему, нажимая на удержание. — Монте. Кейн.

Кивнув, они вставили затычки в уши.

— Что ты задумал? — Мел внимательно смотрела на меня, пока в моей голове четко формировался план.

— Когда ты вернулась домой, ты сказала, что есть только две войны, которые волнуют американцев: война с наркотиками…

— И война с террором. К чему ты клонишь?

— Если ты перестанешь меня перебивать, я смогу тебе рассказать. — Я посмотрел на нее, и она скрестила руки на груди. — Что, если бы мы вселили в них ужас? — Это не будет чем-то серьезным, мы просто попросим нашего агента сказать, что она была похищена кем-то, кто выглядит как внутренний террорист. СМИ сойдут с ума, у Авиана не будет другого выбора, кроме как тратить каждое мгновение либо на общение с прессой, либо на попытки спасти ее.

Ее мысли были заняты другим, когда она протянула руку, чтобы снять Деклана с удержания.

— Деклан, она видела твое лицо?

— Нет, но она, должно быть, видела Коралину и Феделя, когда они ее забирали.

— Подожди, — ответила Мел, снова переводя его в режим ожидания. — Нам придется убить ее, и если мы убьем ее, они не остановятся, пока не найдут виновных. Терроризм, даже имитирующий терроризм, может…

— Это можно сделать, Мел. Это возможно. Мы закончили с детскими играми, и это самый подходящий случай. Никто не предвидит, что это произойдет. По всей стране есть террористы, между тобой и хакерством Деклана, я уверен, мы могли бы найти козла отпущения. Мы на самом деле оказываем стране услугу, и Коулмен будет выглядеть так хорошо, что захочет принять в этом участие. — Теперь я понял, и что это замечательно, это перешло черту, это было не то, что Авиан когда-либо думал, что мы сделаем.

— Ну, если есть кто-то, кто может провернуть что-то подобное, то это я, — сказала она.

Иногда ее эго.

— Мы сделаем это, — ответил я, зная, что она уже прикидывает логистику в уме.

Она снова протянула руку и сняла Деклана с удержания.

— Деклан, попроси Коралину слегка поколотить ее, но ничего серьезного. Мы с тобой сегодня вечером отправляемся на рыбалку. Будь наготове. — И с этими словами она отключила телефон, прежде чем посмотреть на меня. — Прежде чем мы на самом деле это сделаем, я хочу, чтобы наш козел отпущения уже был на месте.

— Хорошо, — кивнул я.

— Мы на месте, сэр, — сказал Монте несколько громко из-за затычек в ушах. Было легко сказать, что мы больше не в престижных районах округа Колумбия, и что мы были где-то к юго-западу от капитолия.

То, что должно было стать небольшой фотосессией в недавно построенном молодежном центре, на самом деле было тем же местом, где мы могли видеть наших клиентов.

Юго-запад был одним из наших крупнейших потребителей. Конечно, они не знали, что это были мы, но проверить торговлю здесь не помешало.

ГЛАВА 23

«Когда-нибудь ты оглянешься на этот момент своей жизни как на такое сладкое время скорби. Ты увидишь, что ты была в трауре, и твое сердце было разбито, но твоя жизнь менялась…»

— Элизабет Гилберт

НИЛ

Я плеснул водой на лицо и сделал глубокий вдох, прежде чем осмелился взглянуть на себя в зеркало в ванной. Не оборачиваясь, я понял, как она вошла. Ее голубые глаза сфокусировались на мне, когда она прижалась к двери.

— Я могу тебе чем-нибудь помочь? — Спросил я ее, доставая несколько бумажных полотенец из автомата. Я осмотрел туалет, чтобы убедиться, что мы были единственными людьми здесь.

— Нил, пожалуйста, не будь таким.

— Каким? — Я заорал на нее. — Каким я не должен быть, Оливия? Расскажи мне, раз уж ты так чертовски много знаешь.

Она опустила голову, и я решительно шагнул к ней, схватил ее за руку, притянул к себе и заставил посмотреть мне в глаза.

— Ты опозорила меня, — усмехнулся я всего в нескольких дюймах от ее лица. — Ты выставила меня дураком. Из всех людей в этом мире ты должна была знать меня. Ты должна была знать, чего я хотел, и уж точно не разрушения моей семьи. Семья — это все. Она превыше всего, и ты даже не подумала, что бы я чувствовал, если бы Авиан убил моих братьев, моего отца, мою мать.

— Я сделала это ради нас! Мы оба знаем, что твоя семья никогда не примет тебя! — воскликнула она.

— Ты сделала это для себя! Иисус гребаный Христос, тебе насрать на всех, кроме себя. Теперь ты стоишь передо мной, пытаясь казаться невинной, как будто ты не пошла против правил. Как будто ты не плюнула на все, на создание чего моя семья потратила десятилетия. Знаешь ли ты, что ирландцы делают с людьми, которые делают то, что сделала ты? Я веду себя таким образом, избегаю тебя, улыбаюсь на камеры, потому что это единственное, что мешает мне свернуть твою гребаную шею и облить тебя кислотой. — Отпустив ее, я прошел мимо нее и открыл дверь. — Если ты когда-либо заботилась обо мне, Оливия, сыграй свою роль, потому что между нами все кончено. А теперь пойдем.

Она сглотнула, вытирая слезы и поправляя платье. Повернувшись ко мне, она взяла мою протянутую руку. С улыбкой мы направились к обеденному столу, за которым сидел мой отец в ожидании. Оливия подошла и поцеловала его в щеку, прежде чем сесть, а я пожал ему руку в знак приветствия. Он посмотрел на меня тем же усталым взглядом, с которым смотрел на меня всю мою жизнь, и мне захотелось сказать ему, что я понимаю.

— Итак, Оливия, ты уже выбрала место на семейном кладбище? — небрежно спросил он ее, наливая себе чаю.

У нее отвисла челюсть.

— Это довольно мило, у нас есть фотографии, выгравированные на черном мраморе, — добавил он, делая глоток.

Казалось, что все в семье так или иначе стали ее мучить. Но она заправила свою постель и теперь будет лежать в ней одна. Для нее не было спасения. Несмотря на то, что она была на открытом месте, Мелоди убедилась, что ее приказы были четкими: если Оливия попытается убежать, мы должны были целиться ей в ноги.

ДЕКЛАН