Она, казалось, не слушала ни одного слова, слетающего с моих губ, поэтому я отдал ей бутылку воды, стоявшую у моих ног, вместе с двумя таблетками. Она посмотрела на них, а затем снова на меня.

— Я только что сказал, что не собираюсь тебя убивать. Будь умницей, Оливия, тебе понадобятся силы для сегодняшней церемонии награждения. Я слышал, что будет клубничное печенье, твое любимое. — Я улыбнулся ей, ожидая, пока она возьмет их.

— Я не собираюсь выставлять себя напоказ, как…

— Еще раз, Оливия, это зависит не от тебя. Может быть, ты не понимаешь, поэтому я объясню это только один раз. Ты пошла против этой семьи. Я всегда знал, что каким-то образом ты придешь за нами, но я, по какой-то причине, думал, что именно твоя мораль будет твоим мотиватором. Но нет, ты потянулась к короне и потерпела неудачу. Ты, блядь, потерпела неудачу, Оливия, и самым худшим из возможных способов.

— Возможно, тебе и удавалось выходить сухой из воды, пока нас с Мел не было, но ты должна была лучше все продумать. Ты была неряшлива, горда и просто невежественна. Ты недостаточно хороша. Ты потерпела неудачу. А неудача влечет за собой последствия. Это означает, что у тебя нет ни прав, ни мечтаний, ни надежд. Ты никто. Ты всего лишь пешка на моей шахматной доске. Поэтому, когда я говорю, что ты приведешь себя в порядок, наденешь это красивое платье, придешь в Белый дом и улыбнешься своему папочке, президенту, это означает, что у тебя нет выбора в этом вопросе. А теперь прими эти гребаные таблетки.

Я вытащил нож и разрезал узлы на ее запястьях, позволив ей принять таблетки и запить их.

— Птицелов поймет, что что-то не так.

Я рассмеялся.

— Ты думаешь, он твой друг? Ради спасения своей жизни тебе лучше убедиться, что он ничего не поймет. Ты — пустой звук. Этот человек довел свою собственную дочь до грани безумия. Один из нас убьет тебя, разница лишь в том, что я могу обещать тебе, что тебя не сбросят в какую-нибудь реку или не похоронят в неглубокой могиле только для того, чтобы тебя съели крысы. Ты все еще можешь быть похоронена на семейном кладбище Каллаханов. Так что начни думать о том, что ты хочешь, чтобы было написано на твоём надгробии.

Она разразилась приступом смеха. Она засмеялась, как будто наконец-то не выдержала, поэтому я спокойно ждал, что, казалось, только добавляло ей веселья.

— Посмотри на большого, плохого Лиама. Ты прошел долгий путь от того, что тебя запихивали в шкафчики. Нил часто рассказывал мне, какое дерьмо люди вытворяли с его «младшим братом-калекой», и я всегда думала, что это забавно. Ты так усердно старался быть крутым только потому, что над тобой издевались и они усложняли твою жизнь. О, Бу-бу, бедный Лиам, бедный малыш, ты потерял свою сестру-близнеца, и твоя мама тебя не хотела? О, дорогой Боже, как ты с этим справился? — Она еще немного рассмеялась. — Знаешь, что еще смешнее? Тот факт, что ты превратился из маленькой сучки для всех в просто сучку Мел. Ты жалкий, ублюдок.

Я глубоко вздохнул и наклонился вперед, пристально глядя на нее. Я должен признать, что этому я научился у Мел, и это, как правило, пугало людей до усрачки.

— Чего ты ждешь от меня? Мне выпятить грудь и сказать тебе, какой я мужественный? Возможно, если бы я был более слабым, менее уверенным в себе мужчиной, я бы завелся, но, к сожалению для тебя, я не такой.

— Я…

— Вот твой второй урок за день, и будь внимателена, потому что третий может тебя убить. Ты можешь наносить мне столько ударов, сколько захочешь, Оливия Коулмен, но я не Мел, я не впаду в ярость и не убью тебя. Мило, что ты попыталась, и я знаю, что ты предпочла бы просто умереть сейчас и покончить со всем этим. Но за твои грехи полагается покаяние. Это также означает, что ты не сможешь свести счеты с жизнью. Во-первых, потому что ты слишком сильно любишь себя, и, во-вторых, потому что мы будем постоянно следить за тобой. В наших с Мел отношениях нет места эгоизму, мы принимаем все решения вместе. Теперь приведи себя в порядок. Монте будет здесь, чтобы убедиться, что все идет хорошо, если тебе что-то нужно, попроси его. Он может и не дать тебе этого, но попросить не повредит, верно?

Поднявшись на ноги, я закатал рукава и направился к двери спальни на цокольном этаже.

— Не мог бы ты, пожалуйста, послать за Нилом?

Открывая дверь, я поворачиваюсь к ней.

— Что моя жена сказала вам об этом слове, мисс Коулмен? Пожалуйста, это то, что ты говоришь людям, которым не наплевать. И если ты еще не запомнила, то и я тоже.

— Неужели это было так очевидно? — прошептала она.

Я не ответил ей. Вошел Монте, и я вышел, позволив двери закрыться, когда поднимался наверх.

Когда я поднялся, обнаружил, что мой отец читает документы. Он поднял на меня ледяной взгляд.

— Я справляюсь с этим.

— Ты говорил с Нилом?

— Нил был тем, кто принес мне папку.

— Нил? — Он казался шокированным.

Повернувшись к нему лицом, я кивнул.

— Да. Сегодня вечером уведи его куда-нибудь. Он принял это, но не смирился, и я не хочу, чтобы он сошел с ума, когда она умрет. В конце концов, он все еще любит ее.

— Как долго она ещё останется в живых?

Я пожал плечами, вынимая ее кольцо из кармана и кладя его на стойку перед ним.

— Пока она не станет бесполезной. У нас с Мел уже давно были подозрения, и все произошло быстро. Я уверен, что Оливия была так же шокирована. В один момент она ходит по магазинам, а в следующий — пленница.

— Реальность — сука, — сказал он с усмешкой.

Вот откуда я этому научился.

Мне было интересно, будет ли у нас с Итаном когда-нибудь подобный разговор.

— Приготовь свой смокинг, папа. Твой сын получает награду.

Он хихикнул, когда я похлопал его по плечу, прежде чем направился в свою комнату собираться.

Войдя, я застыл, Мел сидела в ногах кровати, втирая лосьон в ноги. Все, что на ней было надето, — это одно чертово полотенце. Запирая дверь, я наблюдал за ней.

— Как все прошло…

Я не мог позволить ей закончить. Вместо этого я притянул ее к себе и крепко поцеловал, одновременно разворачивая полотенце и позволяя ему упасть на пол. Я обхватил ее задницу, прижимаясь к ней, и вскоре наши языки боролись друг с другом.

— На четвереньки, — потребовал я, как только мы оторвались друг от друга.

Ее глаза остекленели, и усмешка появилась на ее лице, когда она подчинилась. Я мгновение смотрел на нее как на задницу, мои руки подергивались. Я видел, как напряглись ее мышцы; она знала, что сейчас произойдет.

ХЛОПОК.

Ее задница дернулась, когда я оставил после себя красный отпечаток руки. Она вздрогнула, когда я нанес еще четыре шлепка по ее пухлой заднице.

— Ах! — она громко застонала, когда ее тело начало дрожать. Я мог видеть, как сильно она хотела меня, и я хотел, чтобы она знала, что это чувство было взаимным. Я был так тверд, что казалось, вот-вот у меня прорвутся штаны. Я больше не мог этого выносить, я быстро стянул их, не заботясь о том, что сломал молнию.

Я поцеловал ее в задницу, путешествуя вверх по позвоночнику. Затем я прижался к ней сзади и, взяв ее груди в свои руки, поставил нас обоих на колени на кровати.

— Лиам… — Она снова застонала, когда я потянул одной рукой за ее сосок, в то время как другой позволил себе спуститься вниз по ее животу.

— Когда мы делали это в последний раз? — Прошептал я ей на ухо, нежно прикусывая его.

Ее руки зарылись в мои волосы.

— Два дня назад.

— Два дня? Ты расслабляешься, жена. — Я откинул ее волосы назад, одновременно обхватив ладонями ее киску.

Ее губы приоткрылись, когда она коснулась моей руки.

— Я была занята, муж.

Я ухмыльнулся, и она прикусила губу, когда один из моих пальцев вошел в нее.

— Ты никогда не будешь слишком занята для этого.

— Черт. — она застонала. И когда я ускорил темп, она покачнулась в моей руке, пока я тянул ее за волосы, чтобы удержать на ногах. Она была в моей власти, и ее глаза закатились, когда она кончила на мои пальцы. Вытащив их, я поднес к ее губам.