События последних дней навалились гурьбой, но Видящая позволяла выделить важное. Иман его не убил, хотя было очевидно, что Арлинг выполнил последнюю миссию не так, как нужно было Белой Мельнице. Ему разрешили уйти в почетную отставку, для него приготовили лекарство и даже прислали людей, чтобы они помогли ему с Магдой обустроиться на новом месте. Это был путь логики и здравого смысла. Покалеченный вассхан не мог оставаться в мире, где его знали, как убийцу бога – и не важно, что это не соответствовало правде. «Бывших» либо убивали – в абсолютном большинстве случаев, либо отправляли в ссылку. Чтобы получить такую милость, нужно было отличиться.
Все свои годы службы у имана, Регарди постоянно делал что-то не так. И даже теперь, когда это «не так» стало очевидным, иман предложил ему путь, о котором бывшие убийцы Белой Мельницы могли только мечтать. Только вот Арлинг снова свернул не туда. Сейчас, сидя на коряге неподалеку от новорожденного оазиса и слушая, как проплывает мимо караван Сейфуллаха, Регарди почти не сомневался, что все случившееся с ним, включая невероятно быстрое излечение поврежденных ног, стало следствием темного солукрая, источник с которым он снова в себе открыл.
Второй раз обошелся меньшими жертвами, но какими же дорогими. Тогда, много лет назад на боях Санагора, он впервые пробудил в себе темный солукрай, который превратил его в мясника. Чтобы примириться с совестью, ему пришлось принять обет халруджи. Многолетнее служение Сейфуллаху не принесло Арлингу искупления. Темный солукрай остался жить в нем, дожидаясь своего часа. Когда он вырвался из него в пещерах Гургарана, пострадало всего шесть человек. Но среди них была Магда, и никакие клятвы или обеты не были способны вернуть Регарди душевное равновесие. Фадуна была больна с рождения, но до сих пор ее безумие помогало ей выживать в суровых краях среди жестоких людей. Серкеты приняли ее за Видящую, поводыря Нехебкая, мифологическую героиню своей религии. Этот образ сохранил Магду до их встречи на вершинах Гургарана. Может, ее умственное расстройство и ухудшалось со временем, но именно темный солукрай Арлинга, вероятно, станет причиной скорой смерти Фадуны.
Регарди прислушался. Магда сидела неподалеку, чудом найдя островок песка на изменившейся земле Карах-Антара. Она раскладывала щепки перед учениками имана, нагребала глину в кучки и рассказывала что-то о вулканах и конце света. Те слушали ее, не перебивая, сидя тихо и послушно. Арлинг решил, что о них пока думать не станет. Его волновала Фадуна. Он слышал, как ветер шелестит по ее сухой коже, отрывая новые лоскуты. Магда была похожа не змею, которая собиралась рождаться заново. Вот только под старыми лоскутами новой кожи не было. Там кровоточили раны, многие из которых уже превратились в язвы. Арлинг с Хамной пытались перевязать их, но Магда с упорством срывала все повязки.
Им был нужен тот самый лекарь, которого пообещал Нехебкай. Хамна предположила, что Видящую можно было показать иману, но Регарди сомневался. Причин было много, но главная заключалась в том, что Тигр Санагор использовал странные методы, а Магде требовалось именно лечение. Иман пообещал вернуть Арлингу зрение, и кто бы сейчас возразил, что Регарди остался калекой. Но его глаза по-прежнему не видели света. Иман считал Фадуну Видящей и даже собирался отпустить ее с Арлингом в горы, но его мнение могло измениться, узнай он, что Регарди покалечил Магду темным солукраем.
Разумно было послушать имана и уйти в безопасное место за Гургараном, разумно было показать Фадуну его учителю, но, с тех пор как в голове Арлинга поселился голос Нехебкая, здравые поступки стали вызывать опасение. А Нехебкай вернулся как ни в чем ни бывало около часа назад и забрасывал его разными идеями, звучавшими одна бредовее другой. Правда, чем больше Регарди с ним общался, тем легче ему было приглушать голос, вселившийся без спросу. Поэтому какое-то время он старательно его игнорировал, пытаясь договориться с самим собой. Если считать Нехебкая плодом воображения после тяжелой травмы или результатом действия темного солукрая на рассудок, тогда надежды на лечение Магды не оставалось. С другой стороны, Нехебкай в его голове, или то, что называло себя так, выдавало знания, которые Арлинг не мог нигде услышать. Самрия хоть и считалась столицей Сикелии, но никогда не славилась сильными лекарями. Если бы он советовал сам себе, то вероятно, предложил бы искать керхского знахаря, а не какого-то кучеяра из Самрии.
– Хватить страдать ерундой, – вклинился в его мысли Нехебкай. – Нам нужно в Самрию, и лучше поторопиться. Тебе говорили о ее глазах?
Арлинг сделал вид, что не слышит. Да, о глазах Магды ему сказали еще там, на арене. У Фадуны исчезла радужка, а весь глаз от зрачка стал ярко желтого цвета, словно у кошки.
С другой стороны, Нехебкаю было логично заботиться о своей Видящей. Может, отбросить сомнения и хотя бы притвориться верующим? Тогда ему было бы легче играть ту роль, что навешали на него Хамна, а за ней Аллен с учениками. Но если учеников имана можно было понять – их лишили рассудка, то Аллен, который вслед за Хамной вдруг стал повторять, что его путь лежит вслед за Арлингом и Видящей, начинал раздражать. Етобары были последними людьми в этих землях, кому бы он поверил. Но проблема заключалась в том, что етобаров осталось всего двое. По крайней мере, так сейчас говорили Хамна и Аллен. Всех уничтожила неведомая тварь, о которой Арлингу пока не хотелось думать.
Регарди знал, что его дорога в Сикелии заканчивается. Как только Магде станет легче – а в этом он запрещал себе сомневаться, они уйдут туда, где их не найдут – ни его прошлое, ни настоящее. Скрыться от Белой Мельницы почти невозможно, но он попробует. Возможно, они с Магдой поплывут на запад искать другие земли, но сначала нужно завершить дела в Сикелии.
– Где именно живет тот лекарь? – снова прошептал Арлинг, не желая привлекать внимание Аллена с Хамной, который возились с верблюдами неподалеку. Никто его не услышал, хотя Нехебкай, конечно, притворялся. Найти того, кто вылечит Магду, было целью призрачной, построенной на миражах и догадках, но Арлинг уцепился за нее крепко, не желая падать в пропасть к змею второй раз.
– Зачем тебе в Самрию? – спросил Сейфуллах, когда позвал Регарди в шатер, наскоро поставленный слугами для капитана каравана. Полчаса дал Аджухам караванщикам, чтобы напоить верблюдов, Арлингу же времени было отведено куда меньше.
– Пятнадцать минут, друг, – деловито произнес Сейфуллах, присаживаясь на ковер. – Мы опаздываем.
Насколько знал Арлинг, Карах-Антар лежал далеко от всех караванных троп Сикелии, а заблудится лучший караванщик мира, каким уже давно величали Аджухама, вряд ли мог. Значит, его привели сюда дела, и не поиски Регарди были тому причиной. Горы Гургарана манили многих, отпускали избранных, навсегда изменившихся.
Стал ли другим Сейфуллах? Арлинг лишь теперь понял, насколько скучал по кучеяру, которого уже нельзя было назвать мальчишкой. Кажется, Аджухам немного прибавил в весе, его дыхание ощущалось плотнее и тяжелее, а вот движения остались такими же быстрыми, возможно, чуть более нервными, чем раньше. От Сейфуллаха пахло бараниной с чесноком – недавним обедом, джамбией, которая висела на поясе вместе с парой мешочков, и в них бренчали отнюдь не монеты. Из одного вился стойкий аромат восточного шоколада, и Арлинг догадался, что Сейфуллах пристрастился к горькому порошку, который лизали для бодрости в пути, когда кофе варить было некогда или неудобно. А в другом мешке у Аджухама слиплись фруктовые леденцы, и судя по тому, как пальцы кучеяра нервно теребили плотную ткань, он уже давно мечтал отковырять сладкий кусочек, да все не представлялось возможности. Теперь вот бывший халруджи отвлекал.
В шатре также находились старая женщина, пахнущая как шибанка, однако носившая слишком много украшений, что людям Шибана было несвойственно. И, конечно, трое охранников, потому что Сейфуллах Аджухам Арлингу Регарди нисколько не доверял. Чувствовалось, что присутствие опытных воинов, которые следили за каждым движением Регарди, спокойствия главному караванщику не принесло. Хотя, возможно, нервничал Аджухам совсем по другой причине.
