Арлинг бежал быстро, дышал свободно и чувствовал себя почти счастливым. Утром он тайно проберется в город и встретится с Видящей, как и обещал. Извинится перед Альмас. Заберет вещи из палатки – если их не сожгут – и снова вернется на левый берег Мианэ. Найдет удобный оазис и будет ждать возвращения имана. Омуты, которых так боялись жители Сикта-Иата, станут его надежной защитой. Однажды иман показал ему, где можно переплыть Мианэ, не попав в смертельную ловушку, и Регарди запомнил это на всю жизнь.

– Наша дорога никогда не кончается, – шептал в голове учитель, пока Арлинг преодолевал один бархан за другим. – Исчезая в данном времени и месте, путь продолжается в другом.

Теперь все будет хорошо.

Что-то слабо укололо в грудь, и Арлинг поднял руку, чтобы стряхнуть ночного жука. Пальцы задели мягкое оперение, а ноги вдруг споткнулись на ровном месте. Он еще пытался бежать, когда понял, что падает лицом вниз, не в силах опустить руку, которая сжимала выдернутый из груди дротик. Острие было тонким и гладким – в него стреляли не для того, чтобы убить.

Песок приближался невероятно медленно. Словно весь мир еще продолжал бежать, когда сам Регарди уже не мог сделать ни шага.

Он не помнил, откуда появился Азатхан. Может, прилетел с неба, ведь проклятый полукровка был серкетом, а они могли творить чудеса. Голова Арлинга погрузилась в облако дурмана, и мир исчез.

Звезды висели так низко, что их можно было потрогать. Они отражались в глазах Магды, наполняя ее взгляд загадочным блеском. Опушка, облитая лунным светом, влажно поблескивала ночной росой, но мокрая трава не беспокоила двоих, тесно прильнувших друг к другу людей. Ветер задумчиво ласкал кучерявые кроны деревьев, а листва тоненько пела, творя мелодии волшебства и покоя. Ночь поглотила весь мир, оставив только любовь.

Арлинг не помнил, сколько раз видел этот сон. В нем всегда были Магда, лес, звезды и ночная роса, но он просыпался быстрее, чем успевал сказать Фадуне хоть слово.

Сознание безжалостно вернуло его в мир солнца и песка, в котором не было места ни прошлому, ни будущему. Суровое и хладнокровное настоящее не обещало ничего хорошего, и Регарди, как мог, оттягивал момент, когда сладкий аромат Магды исчезнет, уступив место горькому запаху дорожной пыли, бестолковой людской суете и вездесущему ветру, завывающему высоко в небе.

Азатхан не убил его. Первая ясная мысль принесла разочарование. Что стоило полукровке смазать дротик ядом каракурта, а не снотворным зельем? Для него – одним врагом меньше, для Арлинга – желанная смерть и встреча с Магдой.

Брошенная на песок подстилка из верблюжьей шерсти колола щеку, вокруг топтались люди, сотрясая землю, словно стадо ахаров, неподалеку сухо трещал костер, источая едкий, густой дым, остро пахнущий рыбой. Так горело маскатовое дерево, а значит, они еще находились в Холустайской Долине. Арлинг мысленно прошел с десяток шагов вперед и почуял аромат мясной похлебки. Особые, едва заметные нотки подсказали, что в котлах варили сорпугу – птицу, обитающую только районе Шибанского Нагорья. Слабое жужжание москитов и характерное завывание ветра, который не гонял песок по земле, а сдувал его сверху, подтвердили догадку. Для Регарди это не означало ничего хорошего. За то время пока он наслаждался снами о Магде, похитители успели перейти Мианэ и достичь северных склонов Шибана. Груженому каравану на такой переход потребовались бы три-четыре дня, но внутренние часы Арлинга указывали меньший срок. В лагере находилось около двадцати и примерно столько же верблюдов керхской боевой породы махари. Животные были налегке, а значит, могли пройти от Сикта-Иата до Шибана в два раза быстрее, чем обычный караван.

На языке еще сохранялся привкус снотворного зелья – вероятно, его поили им во время пути. Принюхавшись к запаху жидкости, булькающей в котле, и узнав характерный мыльный запах, Регарди понял, что напиток готовился для него. Разумные меры, если иметь в пленных васс’хана при столь малом количестве воинов. Под походной одеждой наемники носили кожаные нагрудные панцири, которые, напитавшись потом, источали характерное зловоние. У каждого были широкие наручи, лук с колчаном стрел на спине, топор, джамбия и короткая сабля на поясе. Польстив себе, Арлинг мог предположить, что они нацепили на себя весь арсенал, опасаясь его, но скорее всего, он очнулся, когда привал заканчивался, и отряд собирался выступать. Едва слышное, низкое гудение мошкары подсказывало о приближении вечера. Наемники говорили на керхар-нараге, но керхов среди них было всего двое. Остальные картавили и пахли, как восточные нарзиды, которые пришли с Карателем. Однако что-то подсказывало – его везли не к Даррену.

Запястья и лодыжки Арлинга стягивали кандалы, но их надели на него недавно. Если бы он носил такие браслеты все время пути, накаленное на солнце железо оставило бы ему в подарок глубокие ожоги. Это была первая хорошая новость. Железные кольца можно было снять – требовалось лишь время, чтобы сдвинуть суставы и протащить руки через оковы.

Обругав себя за самоуверенность, Регарди пошевелил пальцами. Прошло больше двух лет с тех пор, как он проделывал подобный трюк по приказу Сейфуллаха в Балидете. Тогда ему потребовалось полчаса, чтобы извлечь одну руку из стального обруча. Сейчас такое время было роскошью. Арлинг чувствовал на себе постоянные взгляды – тревожные, ненавидящие, опасливые. Он мог подождать.

Его тронули носком сапога, и Арлинг послушно качнулся, изображая, что только пришел в себя. Получить по ребрам не хотелось. Рядом стояли трое. Двоих он знал. Азатхан и Джаль-Баракат не сильно изменились с их последней встречи. От полукровки по-прежнему пахло мускусом и черным перцем, хотя привычный запах перебивал другой – смесь белого ила с соком чингиля. Арлинг вспомнил, что керхи мазали этим снадобьем тело, чтобы защититься от пустынного жара. Аршак уверял его, что белый ил хорошо охлаждает, а сок чингиля замедляет потливость, но сам Регарди с опаской относился к народным средствам кочевников. Случай, когда у него пропал нюх и онемел язык после того как он попробовал традиционное лакомство керхов, приготовленное Аршаком из песчаной улитки, научил его быть осторожным.

Джаль-Баракат, доверенное лицо Подобного, был, как всегда, сух и безличен. Он не был ни кучеяром, ни керхом, ни нарзидом. Когда они впервые встретились в Самрии много месяцев назад, слуга Подобного представился уроженцем Шибана, но Арлинг был уверен, что с шибанцами он не имел ничего общего. Плотная накидка, в которую Джаль-Баракат кутался, словно ему было холодно, скрывала запахи его тела, хотя правда, скорее всего, была в том, что слуга Негуса не пах вообще. Регарди чувствовал теплую ноту нагретой на солнце одежды, металлический привкус кинжала на поясе, сладковатый, с легкой горчинкой аромат жемчуга, которым были расшиты сапоги Джаль-Бараката, но от самого человека не пахло ничем.

Третьим был старик, судя по кольцам, вставленным в нос и нижнюю губу, – керх. Он вонял так же, как и другие старики – скорой смертью. Арлинг не встречал его раньше, но обратил на него пристальное внимание, потому что старый кочевник опустился рядом с котелком и принялся помешивать варево палочкой. Похоже, он и был автором снотворного зелья. Регарди уважал керхских шаманов и знал, что их нельзя недооценивать.

– С этими слепыми непонятно, слышат они тебя или нет, – пробормотал Джаль-Баракат, усаживаясь рядом с Арлингом. – Люди уже собрались, лучше бы нам выступить до заката. Когда будет готов отвар, Сол?

– Когда станет сухим, как песок в полдень, – мрачно ответил керх. Арлинг был уверен, что Джаль-Баракат не понял шамана так же, как и он, но слуга Подобного уверенно кивнул – видимо потому, что на него вопросительно смотрел Азатхан. Лидерам, каким, несомненно, считал себя Джаль-Баракат, нельзя демонстрировать сомнение или незнание.

– Поторопись, – сурово бросил он кряхтящему Солу.