– Почему иман не хочет отпускать меня? – слова вырвались невольно и прозвучали жалобно, словно нытье прокаженного на мостовой. – Чем я хуже вас?

– Может быть, вопрос в том, что ты лучше? – задумчиво протянул Сахар, разглядывая ползущую по краю неба луну. Арлинг еще не чувствовал ее полноты, но догадывался, что сегодня полнолуние. В такие ночи тоска, не имеющая имени, обретала над ним безграничную власть, хороня под руинами прошлого и до самого рассвета завывая на свежей могиле.

Регарди промолчал, не желая привлекать внимание врага, затаившегося в голове. Однако тишина была недолгой, потому что некстати заскулил Тагр. Это было странно. Обычно крысолов боялся луны, предпочитая прятаться от нее в будке. Впрочем, мир менялся. Давно менялся.

– Ты ведь не зря вспомнил о боях, – произнес вдруг Сахар.

– Да нет, просто так спросил, – пожал плечами Арлинг, стараясь казаться равнодушным. – Все о них сейчас говорят.

– Я слишком хорошо тебя знаю, – серьезно произнес керх. – Может быть, лучше тебя самого. Не делай глупостей.

– Не волнуйся, – постарался успокоить его Арлинг, гадая, как так получилось, что он стал оправдываться. – Я знаю о последствиях и не хочу, чтобы школу закрыли.

– Я сейчас не об этом. Сохо говорил с тобой, верно? Звал участвовать без школы, под маской?

– Если честно, то не помню, – осторожно ответил Регарди.

– Я вижу тебя насквозь, драган, – керх крепко схватил его за плечи, словно одних слов было недостаточно. – Ты хоть и с севера, но кровь бежит в тебе быстрее, чем у кучеяров. Я понимаю, что ты чувствуешь. Тебе кажется, что иман тебя предал, друзья забыли, а жизнь проходит мимо. Ты думаешь, что участие в боях Салаграна станет тем глотком воздуха, который поможет сделать шаг вперед. Это не так. Послушай меня, а не того пайрика, который живет в твоей голове. Выгони его сейчас, Ар, потом будет поздно.

Странно, но Регарди ни о чем таком не думал. Его, конечно, заинтересовали эти бои, но лишь потому, что в последнее время слишком много людей уделяли им внимание. Он и не собирался принимать в них участие. И уж тем более не связывал с ними будущее. Хотя, возможно, Сахар озвучил мысли, которые были зачаты, но не успели родиться… Или он обманывал самого себя?

– Все хорошо, – кисло улыбнулся Арлинг, но голос прозвучал неуверенно.

– Ничего хорошего, – грустно протянул керх. – Возможно, мы никогда не встретимся. Ведь это Карах-Антар. Я просто должен… – от волнения керх запнулся, но сумел быстро собраться. – Понимаешь, я уже был в такой ситуации раньше. Жизнь человека могла быть спасена, но я сдался и проиграл. Глядя на тебя сейчас, мне кажется, что боги дали мне второй шанс. Шанс спасти твою жизнь.

– Не понимаю, о чем ты.

– Когда-то другой очень близкий мне человек говорил, что ему совсем не интересны Бои Салаграна. Но это была ложь от начала и до конца, потому что уже тогда он грезил ими настолько, что тренировался по ночам, готовясь принять в них участие. Анонимно. Здесь он был честен. Никто из нас никогда не сможет предать имана.

Сахар сорвал цветок жасмина и задумчиво растер его пальцами, наполнив воздух одуряющим ароматом. Арлингу захотелось пить – в горле отчего-то неожиданно пересохло.

– Ты говоришь о… – выразить в словах внезапную догадку не получилось. Она резала язык, будто колотое стекло.

– О Финеасе, – закончил за него Сахар. – Я мог отговорить его, но не сумел. До сих пор помню тот день. Ты был с иманом в городе, а Фин собрал меня, Ола и Беркута на Огненном Круге, как раз на этом месте, и сказал, что едет в Муссаворат на Бои Салаграна. «Я знаю, что учитель запретил в них участвовать, но я буду выступать не как его ученик», – сказал он тогда, и это прозвучало, как отречение от всего, чему учил нас иман. Такого от Финеаса не ожидал никто. Помню, я сказал ему, что он делает ошибку, а Фин лишь криво усмехнулся. «Жить без ошибок невозможно, а человек в любом случае умирает только раз», – ответил он мне. Мы тогда глупые были, хотя сначала и собирались донести иману. Но Фин убедил нас молчать.

– Неправда, он собирался к больному отцу! – не выдержал Арлинг, перебив керха.

– В этом был весь Фин, – вздохнул Сахар. – В его сказку поверил даже учитель. Потом иман, конечно, все узнал, но наказывать нас не стал. Мы сами себя наказали клятвой молчания, которую я сейчас нарушаю. И делаю я это ради тебя, Лин. Потому что я там был. Сначала Финеас не собирался нас брать, но наше любопытство росло, и мы попросились у имана сопровождать его к больному отцу. Тебе решили ничего не говорить. Фин считал, что ты можешь выдать наш заговор иману волнением или случайно проговорившись. В общем, не суди его, потому что я видел его смерть, и она была страшной. Фин неплохо держался и дошел до третьего круга, когда все разумное перестало иметь значение. Против него выставили двухголового шибанца-великана. Я до последнего момента думал, что это какая-то маска, пока Фин не отрубил ему головы – сначала одну, потом вторую. Но победителем он не стал. Едва шибанец рухнул, как под Фином открылся люк, и он упал в колодец с кислотой, спрятанный под сценой. Вот что такое настоящие бои без правил. Мы не ждали, что Фин выберется, но он выжил и сумел выползти на песок – без кожи, глаз, волос. Тогда он мало напоминал человека. Скорее, пайрика, оказавшегося в нашем мире в своем истинном обличье. Мы бросились к нему, но арену охраняла целая армия наемников, мы даже не смогли пробиться к сцене. Фин еще не успел выползти из ямы, когда против него выпустили нового бойца. Он был в маске, но я хорошо ее запомнил. Голова птицы с ярко-красным клювом и длинными черными перьями. Они опускались ему на плечи, закрывая шею и было похоже, что это не человек, а оборотень из мира духов пришел забрать Финеаса в свое царство. Он отрубил ему сначала руки, потом ноги, а затем голову, наслаждаясь криками толпы и кровью. От Фина я не услышал ни звука. Поверь мне, там собираются не люди, а дьяволы. Хорошо, что бои запретили. И плохо, что они будут проходить в нашем городе. Не понимаю, как у Сохо хватило наглости предложить иману участвовать в них после того, как там был убит его лучший ученик. Не повторяй ошибки Фина, Арлинг. Это не наш путь.

Сахар поднялся и, коснувшись его плеча, ушел. Больше они не встретились. Керх растворился в вечности, оставив после себя лишь слабый запах цветков жасмина, растертых между пальцами. С тех пор он всегда напоминал Арлингу о смерти.

В ту ночь он очень долго сидел на песке у старого сарая, вспоминая тех, кто бесследно ушел из его жизни.

Ученик старался, но работал бездумно и равнодушно, не желая облегчить это утро ни себе, ни Арлингу. Солнце уже встало, но над башнями Балидета еще витала легкая утренняя свежесть, которая была возможна только осенью. Жаркие знойные дни лета канули в небытие, а зимние засушливые ветра, несущие волны раскаленного воздуха, еще только направлялись к городу. Пройдет не одна неделя, прежде чем они достигнут долины Мианэ, усыпив в ней жизнь на долгие месяцы.

Регарди никогда не отличался большим запасом терпения, а после бессонной ночи и подавно. Обойдя неповоротливого ученика, он схватил его сзади за локоть и быстро выкрутил ему руку за спину. Поддавшись болевому нажиму, кучеяр наклонился вперед, стиснув зубы, но еще надеясь, что утро закончится хорошо. Арлинг не стал ему говорить, что он ошибался. Продолжив движение, он захватил ступней его ногу и, вкрутившись в стойку мальчишки, надавил коленом на боковую поверхность его бедра. Ученик попытался удержать равновесие, но Регарди усилил нажим, и кучеяр рухнул на бок, не сдержав болезненного крика.

– Когда враг на земле, добиваешь его ударом в лицо, – наставительно произнес Арлинг, занося ногу и целясь пяткой в лицо поверженного. Мальчишка сделал последнюю попытку спастись от поражения и прикрыл голову руками, но Регарди этого ждал. Изменив направление удара, он быстро нанес его в живот ученика, не применяя силы, но стараясь, чтобы урок запомнился.