Дело, которое пугает больше всех, нужно выполнить в первую очередь. Мудрость кучеярской пословицы было трудно не оценить. Регарди страшился ехать в Самрию, потому что встреча с лекарем, обещанным Нехебкаем, развязывала клубок противоречий и напоминала о сделке с дьяволом. Арлинг уже оценил его помощь, но о расплате мог только догадываться. Потому что условия о спасении неведомой дочери и повиновении Видящей были лишь вершиной долгов и обязательств, которые свалятся на него в Самрии. При мыслях о сикелийской столице в груди стоял ком, а Регарди привык доверять интуиции. Там, в Самрии, в один момент придется бежать, а как это сделать, когда враг в твоей голове, Арлинг еще не придумал.

Но сейчас, в это знойное утро, все было мирно как никогда. Путешествовать днем – не лучшая затея в Карах-Антаре, но по дороге все чаще встречались неведомые деревья, которые тянули ввысь раскидистые кроны, приглашали редких гостей – тени, и вели неприхотливые беседы с завсегдатаем этих мест – ветром. Но и ветер был уже не тот. Не было даже слышно лихих теббадов или отдаленного воя самума. Стволы рассекали разгулявшийся воздух, замедляли, охлаждали. Арлинг с удивлением ощущал влажность, а эта гостья обитала только на сикелийском побережье. Менялся климат, менялась пустыня.

После того, что сотворил иман с самим Регарди, пообещав вернуть зрение, а дав возможностей куда больше, Арлинг не сомневался, что такие глобальные перемены под силу только Тигру Санагору. И ему совсем не хотелось становиться у него на пути. Вот только прохлада от раскидистых крон с жесткими гремящими листьями не приносила прохлады и облегчения. Верблюды же и вовсе с трудом переносили влажность. Барханы почти сравнялись, покрывшись ковром жухлой мертвой травы, которая не давала песку разлетаться, превращая холмистый пустынный покров в плоскую равнину. Сверху она еще напоминала прежнюю Сикелию – солнце отчаянно сопротивлялось переменам, нещадно пропекая путников, животных, деревья и неубиваемую траву. Но песок, скованный травой, больше не рассыпался под ногами, не забивался под одежду, в сапоги, волосы и ноздри. Он, будто пленник, лишенный надежды на свободу, медленно умирал, запутавшись среди живучих корней.

Когда-то Регарди ненавидел пустыню, но, прожив двадцать лет среди кучеяров и керхов, обожествлявших знойные ветра, жар и песок, он, если не полюбил, то научился понимать Сикелию. То, что творилось с ней сейчас, не имело названия, а неправильность происходящего ощущалась в воздухе крепче запаха нагретой солнцем листвы. Арлинг не знал, зачем иману понадобилось творить подобное, но ему однозначно не нравились перемены.

Одно было хорошо – Магда, прижимающаяся к нему. Он усадил ее лицом вперед, но в дороге Фадуна устроилась по-своему, перевернулась, уперлась тощими коленками в его, переплела руки у него за спиной, прислонив голову к груди.

– Тук-тук, – бормотала она, слушая его сердце. – Хочешь скажу, сколько ударов ему осталось?

Хамна, которая держалась рядом, даже перестала грызть финики из етобарских запасов.

– Он не хочет, – сказала она за Арлинга и сунула Магде горсть фиников. Вероятно, чтобы Видящая заткнула ими рот и замолчала. В начале пути Регарди все пытался кутать Магду в платок на манер, как кучеярки закрывают лицо, руки и голову от солнца, но Фадуна упрямо срывала ткань, подставляя под палящие лучи макушку с остатками волос. Устав с ней бороться, Регарди хотел и с себя снять платок, чтобы страдать вместе, но Магда вцепилась в ткань, не давая ему снять ее с головы. Устав бороться с Фадуной, Арлинг оставил все как есть, размышляя, сколько у него шансов довести ее до Самрии живой. С другой стороны, солнце, похоже, нисколько не вредило Видящей. Магда хмурилась, когда они заезжали в тень, и, наоборот, подставляла светилу лицо, широко улыбаясь, когда их снова начинало припекать сверху.

– Лишь побывав во тьме, узнаешь, как ярок солнечный свет, – шептала Магда.

Из уст Фадуны Арлинг принял бы любую правду, но етобары нервничали всегда, когда дело касалось смерти – и особенно ее прогнозов.

Длинных привалов не делали, перекусили в дороге. Они двигались по линии источников, сооруженных людьми Белой Мельницы, и миновали два искусственно вырытых водоема, вокруг которых мгновенно образовались оазисы. Если деревья и траву с трудом, но все-таки можно было объяснить волшебными семенами, то причин, почему вода вдруг появилась там, где ее никогда не было, Арлинг не мог найти. Впрочем, и деревьев, которые вырастали бы до взрослых стволов всего за пару месяцев, он тоже не знал, а иман в свое время заставил его выучить едва ли не всю известную человеку растительность.

Магда заснула через час у него на плече. Они не останавливались, так как группа решила, что лучше отойти от гургаранских гор подальше. То, какими смертоносными были гремеры в бою, они уже выяснили, оставалось надеяться, что тварей хоть немного замедлит разрушенный колодец, который находился у арены. Никто не знал, насколько быстро гремер передвигался и насколько был вынослив. Если правду говорила Магда, пустыня была единственным опасным врагом для гремеров, и сейчас этот враг медленно умирал.

Водоемы пришлось оставить нетронутыми. Над ними явно трудился не один десяток людей, и копали их много дней. Регарди решил силы не тратить. Если им удастся сократить количество колодцев, гремерам уже будет сложнее. Хотелось на это надеяться. Второго боя с подобной тварью Арлинг точно не желал. А вот, что настораживало, так это отсутствие следов каравана. Они двигались по равнине; ветер утих, звуки и запахи разлетались далеко. Аллен клялся, что они следуют точно по маршруту, указанному на карте. Лагерь и сеть недостроенных колодцев должны были встретиться как раз после водоемов. При такой скорости шага они должны были выйти к ним ночью. Однако Сейфуллаха нигде не было слышно. То ли он изменил маршрут, то ли где-то сделал привал. А исходя из того, что Аджухам торопился, остановка была вынужденной мерой.

Зной сменился прохладой, которая постепенно усиливалась, превращаясь в стылую пустынную ночь. Магда проснулась на закате и тревожно сжала руку Арлинга. Он знал, о чем она думала. Нехебкай не говорил с ним уже давно, но его чувства пересекались с мыслями Видящей. Оба они пеклись о том, сколько жертв останется после того, как Регарди отсюда уйдет. Арлинг услышал лагерь еще час назад, но сейчас его было слышно и нетренированному уху. Люди что-то отмечали, веселились и громко пели на драганском. Давно забытая речь резала слух. Регарди настолько отвык от ее звучания, что с трудом понимал слова, произносимые пьяными языками.

– Все останутся живы, – прошептал он, обещая то ли Магде, то ли себе, но слова прозвучали лживо. Меньше всего хотелось брать Фадуну с собой, но Регарди решил больше ее одну не оставлять. Ведь с ним была халруджи Хамна и етобар Аллен, поклявшийся защищать Видящую. И пять молодых кучеяров, пусть и расставшихся с разумом, зато по-прежнему обладавших отличной реакцией и боевыми навыками.

Охрану лагеря отследили быстро. Двоих наемников схватили, когда они отправились на разведку, еще пару, с неприязнью наблюдавших за пьяными драганами, атаковали уже в лагере. Побегать тоже никому не дали – тут проявили сноровку ученики, повязав трех драганов, бросившихся в пустыню. Арлингу пришлось на какое-то время оставить Магду на верблюде, чтобы помочь Хамне с Алленом, за что он потом себя корил. Все обещания, данные самому себе, тут же нарушались.

Но все же захват лагеря прошел гладко. Шесть драганов и четверо кучеяров-наемников были связаны и рассажены в ряд у костра меньше чем за полчаса. Никого даже не ранили.

Три верблюда и две лошади говорили о том, что наниматели были не слишком щедры, животные, скорее всего, использовались не для передвижения, а для перевозки груза – тюков с припасами и инструментов. Одних лопат насчитали с десяток. Холстина, натянутая между стволами, служила навесом для сна. На костре булькал котелок, правда, отнюдь не с едой, а с вином, и Регарди вспомнил, что в Согдарии любили кипятить вино со специями, особенно в походе. Он и сам когда-то так делал. Вернее, кто-то в прошлом, сейчас даже на него не похожий. Колодец только начали рыть. Они нашли разметку из веревок и яму, глубиной метра два, на дне которой уже плескалась вода. Казалось, что вокруг и не пустыня вовсе, а болотистая местность, где вода скапливалась даже в грязевом отпечатке сапога.