– Я интересуюсь всем, что не имеет объяснения, – сказал граф, придерживая ее за плечи взмокшими от пота руками. При этом, она была уверена, что южанин мерз, несмотря на утепленный камзол – Этот цветок нашел Могус, ученый Королевской Академии, который сопровождал князя Лорна в поездке в Эйдерледж. Вчера во время охоты Могус таинственным образом исчез. Нет-нет, не беспокойтесь, мы уже ведем расследование, ваш отец оказывает нам полное содействие. За один день пребывания в Эйдерледже Могус собрал богатую коллекцию неизвестных растений, среди них – этот цветок. Его пыльца ядовита, поэтому на цветке – шар. Могус у нас мастер на все руки. Надеюсь, этот чудила скоро найдется, мне его не хватает.

Дэйре отчетливо вспомнился человек с Синей Горы, пытавшийся ее убить и погибший странной смертью среди цветов. Вернее – исчезнувший в их бутонах. Он не был похож на ученого, скорее, на воина, но совпадение было слишком очевидным. Значит, у него было имя – Могус. Из всех возможных вариантов происхождение незнакомца оказалось наихудшим. Они принадлежал свите Амрэля Лорна. Жаль, что у нее не было времени поговорить обо всем с отцом. С другой стороны, хорошо, что она не рассказала ему о том случае. Быть втянутой в историю пропажи королевского ученого, было бы крайне неприятно. Дэйра предпочитала думать, что Могус – если тогда на вершине был именно он – с кем-то ее перепутал.

– Говорят, вы были в тот день на Синей Горе, – с любопытством произнес Георг. – Ничего странного не видели?

И тут Дэйра поняла одну вещь. Мысль появилась в голове внезапно, как все хорошие догадки, и очень скоро перешла в уверенность. Говорить с ней о Могусе, Синей Горе, неизвестных цветах графу Эстрелу было куда легче, чем заигрывать. Она не понимала, откуда знала это, просто чувствовала и все. Алый пленник в ее руке вдруг потеплел, словно внутри стебля побежала живая кровь. И ледяной воздух, сжимавший Дэйру, исчез, сменившись привычной осенней прохладой, которая остужала мысли, принося успокоение и уверенность.

Вот только у графа Георга Эстрела периодически стучали от холода зубы. Или не от холода. Он пытался невзначай касаться ее рук, плеч, даже лица – прием, который она знала от Томаса-ловеласа, делал ей комплименты, подарил, вот, цветок, но взгляд Георга не поднимался к ее глазам, оставаясь на уровне декольте, и лишь изредка перебегая к шрамам, которые потеплели, а значит, стали малиново-красными. Не нужно было глядеть на себя в зеркало, чтобы понять очевидное: смотреть на нее было страшно.

Едва она вспомнила это слово – страх, как все стало на свои места. Граф Эстрел ее боялся, и побороть дикий ужас перед ней не помогла ни выпивка, ни беззаботный флирт. Осталось понять одно: зачем он это с собой делал?

Георг все еще ждал ответа, которого у нее не было. Дэйра подалась вперед и, пользуясь тем, что они были одного роста, обвила руки вокруг его шеи, слегка сжав пальцы ниже затылка.

– Вы хотели, чтобы я сказала вам «спасибо»? – прошептала она, стискивая воротник его камзола. Алый цветок стал таким горячим, что ей казалось, будто еще немного, и он расплавит ее ладонь.

Мужчина резко побледнел, подтверждая ее догадку. Но Дэйра уже не могла остановиться. Почему бы, действительно, не поцеловать его? У него были такие сладкие, пухлые губы, и пахло от него так по-человечески, всеми людскими слабостями одновременно.

Чувствуя, как напряглась его шея, она попыталась пригнуть его голову к себе силой, но Георг вдруг уперся и уставился на нее расширенными от ужаса глазами. Может, к шрамам у нее еще и рога выросли? Голова у Дэйры была тяжелой, мутной, в глазах искрилось, дыхание с трудом вырывалось из горла.

Она очнулась от того, что стукнулась спиной о перила, едва не выронив стеклянный подарок. Граф, не оглядываясь, поспешно убегал с балкона. Еще бы – ведь он так не благородно оттолкнул от себя даму. Значит, точно не от холода стучали у него зубы.

– Плохо, Дэйра, очень плохо, – сказала она сама себе, разглядывая цветок, который был ни теплым и ни холодным. Вечно ей не вовремя все мерещится. Что теперь будет рассказывать о ней этот красавчик-хлыщ? Ответ зависел от того, зачем он рискнул психическим здоровьем, сунувшись на балкон к местной сумасшедшей. Как бы ей не хотелось лезть в покои Амрэля Лорна, проникнуть туда все-таки придётся. Потому что у нее не было сомнений, кто стоял за нелогичными поступками графа. Лорны отчего-то ей заинтересовались, и нужно было сделать все возможное, чтобы их интерес исчез навсегда.

Башня, где разместили королевского брата, выделялась в темном небе Эйдерледжа, словно обглоданная кость на пиршественном столе. Дэйре никогда не нравилась эта часть замка – слишком старая, чтобы разглядеть ее былую красоту, и слишком мрачная, чтобы захотеть в ней жить, но Лорнов и других знатных гостей всегда селили именно здесь. Надежность и безопасность – качества, которые ценил герцог Зорт превыше всего. Знал ли хозяин Эйдерледжа о тайном ходе, который вел прямо в спальную дорогого гостя, Дэйре было неведомо. В замке имелось полно скрытых коридоров, подземных лабиринтов, тайных комнат, секретных проходов и дверей, которые открывались в никуда, то упираясь в каменную кладку, то являя бездонную пустоту внутри стен, в темноту которой не было желания соваться даже маленьким любопытным детям. В свое время Дэйра с братом изучили почти все лазы и потайные ходы, и она, как никто другой, знала, что многие проходы на картах замка отмечены не были.

Дэйра уже полчаса лежала на земле, спрятавшись под телегой с мешками, воняющими рыбой, и ждала, когда два донзара закончат торговаться с кухаркой. Троица стояла как раз у нужного ей места. Вход в потайной коридор, обвивавший изнутри все стены «костяной» башни, находился в погребе, у двери которого спорили рыбаки со служанкой. Женщина куталась в теплый платок, косилась на цитадель, сверкающую огнями и сочащуюся веселой музыкой, вздыхала на звезды, и отказывалась принимать рыбу, которая воняла. Рыбаки утверждали, что улов свежий, и требовали денег.

Дэйра разглядывала то днище телеги, то жухлую траву под руками, тоже посматривая в сторону гуляющего донжона. Амрэля, конечно, рано не отпустят, главный гость, как никак, но с удачей у Дэйры были отношения еще сложнее, чем с мужчинами. Или с птицами. Под телегу ее загнала одна бешеная пернатая тварь, которая отделилась тенью от черного неба, едва Дэйра покинула цитадель, чтобы перебежать к гостевой башне. Птица кричала так, словно девушка разорила ее гнездо и выпила яйца. Она молча бросалась ей на голову, пытаясь то ли вырвать волосы, то ли выклевать глаза, то ли добавить шрамов к уже имеющимся. Дэйра пустилась в трусливое бегство, но от птицы удалось отвязаться только под телегой. К счастью, кухарка с рыбаками ее не заметили, зато в пернатую швырнули камнем.

Мелкий дождь, внезапно прыснувший с почти ясного неба, заставил донзаров скрыться на кухне, и Дэйра вздохнула с облегчением. Лежать на земле под телегой и слушать, как кто-то шуршит среди вонючих мешков с рыбой было еще неприятнее, чем вдыхать зловоние, исходившее от залежавшегося улова. Убедившись, что птицы нигде не видно, Дэйра выбралась и, подняв брошенный кнут, ткнула в мешок рукояткой, готовая огреть со всей силы неведомую тварь – воображение уже нарисовало страшное рыбное чудовище.

– Выходи или хуже будет, – угрожающе прошептала она и отпрянула, когда из телеги выглянула человеческая голова. Вместе с движением из мешка взметнулось зловоние, и она поневоле зажала нос рукавом.

– Маркиза?

– Утопленник?

Почти одновременно воскликнули Дэйра и Нильс, а это был именно тот мальчишка, которого она на свою голову выловила из реки. Похоже, он решил портить ей жизнь постоянно.

Схватив его за вихры, Дэйра, особо не церемонясь, выволокла донзара из мешка и вместе с ним уже нырнула под телегу. Как раз вовремя, потому что из двери показалось подозрительное лицо служанки. Оглядев двор, донзарка сплюнула и исчезла. Дэйра выдохнула – не хватало еще, чтобы ее застали в компании этого ненормального.