– Дэйра Ингара Фредерика, – кивнул ей Феликс, отправляя ответную пощечину. – Благодарю, что не дали мне совершить непоправимую ошибку. Если бы я нарушил пятую главу нашего Кодекса, то, наверное, повесился бы рядом с девицей на дереве. – Послышались смешки, но сурово наигранный взгляд маркиза немедленно восстановил тишину. – Кстати, вы немного ошиблись, но, учитывая свалившееся на вас бремя невесты – кажется, девятой по счету, и тяготы пути, то вам простительно. Итак, пятая глава Кодекса, действительно, запрещает повторять казнь в случае непредвиденных обстоятельств, помешавших ее исполнению. Однако она же допускает повторение наказания другими методами, которые не обязательно ведут к смертельному исходу. Позвольте представить вам моих песиков. Это Мрак и Дьявол. Я купил их в Агоде по стоимости куда больше, чем цена ваших с графом карет вместе взятых. Сейчас вы убедитесь, что они того стоят.

– Слушай меня, девка, – теперь Феликс обращался к Дженне. – Тебе выпал шанс спасти свою никчемную шкуру. Если убежишь от собак, я тебя отпущу. Пятая глава Кодекса. Можешь сказать спасибо маркизе Зорт. Благодаря ей твоя смерть будет куда более экзотичной, чем повешение на дереве.

Какого дьявола, я в это вмешалась, злобно подумала Дэйра, глядя, как Дженна, даже не дослушав маркиза, бросилась бежать к чахлой рощице, едва виднеющейся на горизонте. Странно, что она выбрала это направление, ведь именно туда вела дорога. На ее месте Дэйра бежала бы в сторону, противоположную от людей и мест, где они появлялись.

Она сделала все, что можно. Все, что не можно, сделали красный цветок и река, согласившаяся исчезнуть. И Дэйра поклялась бы на самой священной книге Амирона, что к произошедшему не имела никакого отношения. Она просила дерево, сломать себе ветку, а вместо этого пропала вода из реки.

По-хорошему, нужно было вернуться в карету и велеть кучеру скорее везти ее в замок. В конце концов, если бы не Феликс со своими солдатами, Дженна напала бы на кареты Дэйры и графа и перерезала бы всем глотки. В том, что Нильс помешал бы разбою, Дэйра теперь сомневалась. Сестра или не узнавала брата, или не хотела его узнавать. Да и Нильс не особо горел желанием ее спасать. Если вспомнить его выходки на турнирном поле, когда он едва не проткнул копьем такого опытного бойца, как Амрэль, вряд ли бы его остановили простые солдаты. Пусть их и много, но, если бы на его месте была Дэйра, чью сестру собирались повесить, она бы дралась до последнего вздоха. А тут – получил по морде и позволил отодвинуть себя в сторону. Что-то не похоже было на того Нильса, которого она знала.

– А может, он ждал тебя? – как всегда некстати, вылезла бабушка. – Попытка была хорошей. Какая разница, кто тебя услышал: река или дерево. Факт в том, что услышали!

– Отстань, – вяло отмахнулась Дэйра, наблюдая за Дженной, превратившейся в крохотную фигурку. Сестра Нильса неплохо бегала. К тому времени, когда Феликс отпустил псов, разбойница сумела преодолеть внушительное расстояние.

– А собак ты терпеть не можешь, – напомнила София.

Верное замечание. Собаки Феликса стали вопросом чести, едва появившись в поле ее зрения. Дэйра ненавидела псов, как и всех животных вообще.

Заметив, что маркиз Бардуажский смотрит отнюдь не на собак, а на ее реакцию, Дэйра поняла, что сегодня арена принадлежит ей.

И снова нарушила тишину, пронзив долину громким хохотом, который получился не веселым, как она задумала, а страшным, хриплым и каркающим, словно заживо потрошили ворона. Самой не по себе стало, а люди вокруг и вовсе насторожились. Что до графа Эстрел, так тот сразу побежал к карете и начал внушать кучеру, что им нужно уезжать немедленно, а остальные, мол, догонят.

– Не смейся рядом с собаками, девочка, – как-то сурово отчитал ее Стэрн, когда Дэйра сорвала охоту, рассмеявшись над прыжками гончей, показавшейся ей смешной.

– И вообще лучше никогда не смейтесь, маркиза, – добавил он гораздо позже, когда закончилась трагедия.

То, что ее смех был неприятным, Дэйра запомнила еще в детстве, когда Ирэн вытошнило прямо на ее платье. Девочки тогда едва познакомились, и Дэйру рассмешила прическа новой подруги. Стошнило тогда не только Ирэн, но и Поппи, и других нянечек, приглядывающих за девочками. Поппи не запрещала ей смеяться, но хорошо внушила, что если Дэйра будет веселиться до смеха, то потом, непременно, будет плакать. Дэйра, действительно, потом плакала. Мать отшлепала ее за то, что она обидела новую подругу, и лишила ее десертов на неделю.

Чтобы запомнить урок, Дэйре потребовался не один год. Никого больше не тошнило, но, услышав ее смех, люди хмурились, бледнели и старались отойти подальше. И как напророчила Поппи, Дэйра потом всегда плакала – либо ее наказывали за какой-то проступок, не обязательно связанный со смехом, либо Дэйра наказывала себя сама: падала, разбивала коленки, обжигалась… Но если реакция людей была странной, то животные и вовсе сходили с ума. После того случая на охоте, Дэйра поверила, что смех – это зло, дарованное людям плохими богами. И с тех пор старалась не смеяться сама и на дух не переносила, когда смеялись рядом с ней.

Но сегодня этот злобный дар мог спасти чью-то жизнь. Наверное, она перестаралась, потому что стошнило сразу несколько человек. Другие замерли, не понимая, что происходит с ней и с ними. Почти у всех побелели лица, многие инстинктивно отодвинулись, освобождая рядом с ней круг.

– Ой, маркиз! – все еще смеясь, воскликнула Дэйра. – Вы меня простите, конечно, но забавнее собачек я не видела. О, вспомнила! К нам в Эйдерледж как-то приезжал цирк. Там пудели также смешно виляли задними лапами. Том, помнишь тех пушистиков? Они тоже белыми были.

Брат поглядел на нее мутным взглядом, отошел к реке и, согнувшись, пополам, вытошнил обед. Эх, и почему она не догадалась в Пещере Радости посмеяться? Разве не забавно было бы поглядеть на светлого князя в столь пикантной ситуации? Да и поводов он дал предостаточно. Как еще можно было отнестись к его просьбе оживить ископаемую рыбку? Правильно – надо было рассмеяться ему в лицо. А потом отбежать подальше.

Как она и ожидала, веселье закончилось быстро. Потому что, как и люди, собаки Феликса среагировали абсолютно предсказуемо. Бросив преследовать Дженну, они развернулись и, взяв курс на Дэйру, начали стремительно к ней приближаться. Заслышав ее смех, все собаки вели себя одинаково. Впрочем, как и коты, и другие животные. Они хотели ее уничтожить.

– О пресвятой Амирон, ваши псы сошли с ума! – завопила Дэйра. – Спасайтесь, сейчас они нас порвут!

Она слукавила, так как знала, что «в случае чего» порвут только ее. Но при виде двух словно обезумевших псов, мчащихся во всю прыть обратно к реке, среди людей на берегу поднялась легкая паника. Они-то не узнали, что им ничего не угрожает. И по мере того, как Мрак и Дьявол приближались, паника усиливалась. И плевать было собачкам, что Феликс надрывал глотку, отдавая бессмысленные команды. Им нужна была Дэйра, а Дэйра, не будь дурой, вклинилась в самую гущу солдат, откуда повизгивала от страха – уже совсем не притворного, и подбрасывала уместные для ситуации фразы:

– Смотрите, какая пена! У них бешенство! А какие зубы! Наверное, холод их взбесил! Не давайте им приблизиться! Да застрелите их уже кто-нибудь!

В общей кутерьме мало кто заметил, чья стрела вылетела первой. Но Дэйра к тому времени стояла позади всех и хорошо разглядела, как Нильс, кстати тоже расставшийся с содержимым желудка, снял с седла лук и, опустившись на колено, выпустил две стрелы. Почти одновременно стали стрелять и остальные – солдаты, капитан Белиорский, его люди, и даже Уил Рокер, который, оказывается, умел не только молиться, но и стрелять из лука. Впрочем, они могли не стараться. Потому что стрелы Нильса прилетели на секунду раньше, проткнув глаз сначала Мраку, а потом Дьяволу. На это Дэйра и рассчитывала. Они были квиты. Она спасла его сестру, он спас ее.

Плохо, что тогда на охоте Нильса с ней не было. Когда взбесились гончие, они бросились к охотникам, за которыми от страха спряталась Дэйра. Собак было много, а в стае они ничем не отличались от волков. Прежде чем животных убили, погибло трое донзаров и виконт из Эйсиля, потому что вслед за собаками обезумели лошади, и виконту, упавшему на землю, разбил голову копытом собственный конь, ставший на дыбы. Слезы, которые Дэйра пролила на похоронах, были самыми горькими в ее жизни.