Она была зла, он напряжен. Страшная атмосфера заполонила поле.

— И что еще тебе известно?

— Например, я знаю, что у вас есть невеста, но это не мешает вам кружиться вокруг меня словно оголодавшему грифону.

Мрачная улыбка коснулась мужских губ и Лилайле от нее стало не по себе. На минуту воцарилось гнетущее молчание.

— Кастиль сильна, — признал он, вкрадчиво звуча. — Но вдруг есть кто-то посильнее?

Намек словно порез, его глаза — вызов. Сердце принцессы пропустило удар, а внутри легкие обожгло ледяное дыхание приподнятой завесы. Заинтересованность претендента на роль Владыки не сулила Лилайле ничего хорошего. Она мечтала сохранить власть над собой, не желала отдавать свою силу мужчине, не желала покоряться принцу, не желала рожать сильных детей, чтобы они вступили в вечную борьбу. И заявление Асмодея, хоть еще и не высказанное в прямой форме, обратило ее в ужас.

Ничего не говоря, она развернулась и быстрым шагом направилась к выходу.

— Лилайла! — вдруг позвал Асмодей. Голос его будничный, легкий, так шел вразрез с беснующимися частями мрака и тьмы, которые смешались в парне, что на лбу принцессы выступили капельки пота. — Знаешь как я стал королем?

Он звучал пугающе.

Стиснув челюсть, она шла дальше, не желая ничего отвечать. Казалось, стоит обернуться, она увидит нечто страшное — реальность, стучащую своими плотными костяшками по ее наглухо запертой двери.

— Я сверг своего отца.

Принцесса вышла, пронеслась по коридору и жуткий смысл последней фразы преследовал ее по пятам. Продолжение само возникло в голове, и оно было очевидно: “Я силен. Я сверг своего отца и твой будет следующим”. Когда она пришла в комнату то с ужасом обнаружила, что впервые в жизни ее руки дрожали.

Лилайла поняла, что темный с которым она столкнулась, слишком непредсказуем и опасен, он играет, а причины выдумывает. Она еще не встречалась с тем, кого было бы так сложно разгадать и теперь угроза, которая казалось не столько значительной, возросла у нее прямо на глазах.

Вставка из прошлого шестая…

Если при появлении на балу Лилайла была радостна, после растеряна, то в конце ночи ей овладело отчаяние.

Никакие принцы не обращали на нее внимание, иногда с ней здоровались, кланялись, но глаза их были пусты и девочка читала в них отсутствие всякого интереса. Ее сестры же имели успех, то, чего ждала она — получили они.

Пытаясь доискаться до правды, юное существо глядело на свое отражение и пытливый ум впервые раскрыл перед ней иную грань ее жизни. Лилайла была крайне не симпатична. Тоненькие губы подрагивали, щеки были впалые, добавляя возраста, а большие черные глаза придавали ей скорее комичное, чем изысканное выражение. Темные короткие волосы, несмотря на попытки служанок обуздать их, к концу вечера торчали. Прическа напоминала ежика, на иголки которому нацепили пару бантиков. Конечно же, угольный цвет волос, глаз и бровей из-за контраста с бледной кожей, делал ее еще бледнее. Невысокого роста с не сформировавшейся угловатой фигурой Лилайла была сера и незаметна. Она выглядела нездоровой и никакое платье и бант здесь бы не помогли. Она стала догадываться, почему отец отправил ее так рано на бал.

Узрев это открытие, Лилайла пала духом так глубоко, как редко могут упасть дети со свойственной им жизнерадостностью. “Вот почему принц Исхиэль смотрит на Элианну” — прошептала она тихо про себя. Ей стало горько до слез, а бал уже должен был заканчиваться.

Лилайла не получила ни одного предложения, а самый желанный мужчина вообще не про нее забыл, не одарил даже взглядом.

Чтобы понять, какова была боль от разбившихся мечт, можно посмотреть куда себя вознесла ранее девочка.

Лилайла выросла без матери, та умерла, когда малышке было всего два года. Она заболела. Отец, братья и сестры, чтобы как-то утешить ребенка, сохранили для девочки портреты, вещицы и комнату Королевы в первозданном виде.

В семь Лилайла пожелала жить там, ничего не меняя. Быть дочерью Владыки — хоть и почетно для остальных, для самой девочки было трудно. Отец редко появлялся дома, еще реже он был с ней ласков. Братья были постарше, они носились ураганами и то, чему обучал их отец, не входило в ее воспитание. Сестры, будучи еще старше, уже занимались своими делами. Так Лилайла росла одна, в маминой комнате, под присмотром многочисленных нянек и слуг.

Она любила беседовать с портретом. Иногда ее заставали за вот такими разговорами:

— Помнишь? Я же тебе рассказывала. Фаэри взял меня покататься на драконе. Как ты не помнишь, мама? Иногда ты отвлекаешься и меня не слушаешь. Ну вот, посмотри! Ты снова упала.

И она поднимала миниатюру, заставляя поглядывающих тетушек убегать в слезах.

Тем не менее детство Лилайлы отнюдь не было безрадостным. Слуги ее обожали, ее подкармливали сладкими булочками на кухне, трепали за щеки тетушки, которые приезжали часто навещать, ни в чем младшей дочери никто не смел отказать. Она была в самых красивых местах, а когда подросла, братья стали брать ее с собой на прогулки.

А еще Лилайла была довольна сильна, она любила учиться магии, она обожала свои силы, ее всегда хвалили и отец, и учителя. Возможно, она бы посвятила этому жизнь, если бы не мечты о совершенно другом.

Но не восполненное родными одиночество давало о себе знать. Уже в тринадцать, влюбившись, маленькая принцесса мечтала о собственной семье. Она любила воображать своего будущего мужа, романтические отношения, и точно знала, что когда вырастет, захочет много детей.

Конечно, все ее фантазии облепили образ Исхиэля, помещая в молодого принца все надежды, о которых он, конечно, представления не имел.

Лилайла обозлившись на свое лицо, навязчивых женщин и равнодушных принцев, еле сохраняла лицо, чтобы не дать волю накопившимся чувствам. Когда Олианна сообщила ей о том, что им стоит собираться, она оттолкнула сестру, поразив всех вокруг, вбежала в многоликую толпу.

— Лилайла!

Сестра быстро ее потеряла. Юркая и незаметная девочка побежала в направлении, где последний раз видела танцующую пару. Вскоре она замерла. Исхиэль, поцеловав руку Элианны, наконец откланялся и пошел к балкону.

Тревога и смелость охватили сердце юной особы. Она решительно двинулась туда же.

С того дня Лилайла избегала Короля геенны огненной как могла, и ее бесила эта вынужденная мера. При чем сам Асмодей, когда они все-таки сталкивались, вел себя так, что вызывал еще больше негативных чувств.

Как-то, когда девушка покидала комнату, в коридоре они оказались лицом к лицу. Она замерла. Он улыбнулся и ушел. Его улыбка была подобна издевательству, напоминающему “Ты боишься меня. Не забывай. Гуляй осторожно”. Внутри принцессы все кипело от гнева, на себя, на него, на устройство темного мира!

“Если бы меня не отправил лично учитель, ноги бы моей здесь не было” — шипел внутренний голос.

Проблема заключалась в седовласом старичке, его образ и просьба вставали перед ней каждый раз, когда становилось нестерпимо. Его слово — закон. Здесь не ослушаться. Вздохнув, распрощавшись со спокойствием, Лилайла оставалась в Академии.

При этом она делала все, чтобы закончить дело побыстрее и свои подвижки были. Поделившись со Смотрителем пока еще неопределенной ситуацией, принцесса возвращалась в комнату. Было поздно, основные огни были потушены, лишь некоторые оставляли внутреннюю часть здания в таинственном загадочном полумраке.

На втором этаже, принцесса увидела мельком голову Мильена. Она хотела окликнуть друга, но тут заметила как вслед спешит чужая тень.

Отчего-то ее это не удивило. “Видимо время пришло” — решила она и выпустив силы, укрылась во мраке, с удовольствием принимающим в ледяные объятия.

Незнакомка — низкая, тихая и неприметная, тем не менее была давно замечена Лилайлой. Первой ошибкой было то, что на уроке она постаралась за нее вступиться. Второй — заинтересованные глаза, третьей — чересчур частые “случайные” встречи.