— Эх, жаль. Не видать мне Эльзы Ветер. Кстати, откуда она? Работает на вас?

— Пытались, — скривился воевода. — Глупа, как курица.

— Или делает вид, что глупа. Не кажется ли вам, друзья мои, что в этом городе слишком много умных людей, выдающих себя за дурачков, — книгочей состроил рожу, высунув язык.

«Пожалуй, оставлю в живых. Надо бы сблизиться с малышом. Казнахрон Пурелий будет поумней бывшего казнахрона Мортуса», — строил запасные планы Гидон.

— Вот что, мои незадачливые заговорщики, — книгочей оправился и приказал, да, да, приказал новым друзьям-покровителям. — Спокойно занимайтесь привычными делами. Ждём игрищ и вердикта причиноведа. Ставлю свои элегантные сапожки против поношенных недоразумений воеводы, что к завтрашнему вечеру я узнаю личность Шварца, а послезавтра получим отравителя.

Не прошло и двух суток, как могучий воин, держащий в страхе все кварталы города, кроме Лихой пяди, и его друг-интриган, контролирующий бюджет баронства и самого барона, смиренно слушали беловолосого выскочку. И не просто слушали, а зависели от его помощи.

— Видишь её?

— Нет.

— Эх, упустили!

Тацит не стал надеяться на благоразумие Люции и после обеда усилил бдительность. Он сообщил Голяшке о подозрениях, упустив имя Балуна. Не выходя из образа, Ратмир насупился:

— Вы говорите, что Люции угрожает похищение? Я готов!

Волиус Штамм ожидал, что недалёкий каменщик не поинтересуется, почему девушку нельзя запереть в комнатах. Тацит знал, что Люция захочет переговорить с Балуном и предпочитал наблюдать за сценой вне увеселительного дома. Он убедил девушку, что под крышей барда не отпустит её ни на шаг и это сработало. Люция вышла на прогулку. Ратмир понял, что мужчина использует её, как приманку, а его, как грубую силу, но не стал возражать. У Шварца мало времени, и если есть возможность решить проблему невесты, нужно решать её за один вечер.

Мужчины не рассчитали родовую силу Люции. Понимая, что за ней следят, девушка усыпляла бдительность, спокойно прогуливаясь по улицам города. Как только она заметила крытую повозку Балуна, в два прыжка спряталась за спинами горожан и моментально исчезла. Тацит оказался прав, Люция искала разговора с бардом.

— Вот это ловкость! — восхитился Сметана.

Девушка на ходу открыла дверь и запрыгнула внутрь. Не давая барду опомниться, она быстро спросила:

— Вы хотите меня продать?

Опытный торговец оплошал. Не ожидая вопроса и отвлечённый ловкостью Люции, Балун не успел защититься привычной улыбкой и замешательство выдало его. Девушка тут же открыла дверь и выскочила наружу. Невеста Синих холмов была наивна наивностью посадской девушки, зато решительна и находчива. Трюк сработал, она убедилась, что Тацит был прав.

— Стой! — крикнул Сметана кучеру и выпрыгнул следом.

Голубоглазый Балун быстро обежал все переулки, но девушку не обнаружил. «Ловкая сволочь! Придётся ждать заката», — подумал бард и приказал:

— Езжай к Ступке Злодейке.

Барду понадобились люди, чтобы оцепить подступы к увеселительному дому.

Люция Полынь-поле второй час бесцельно бродила по улицам Зелёной долины. Впервые она не восхищалась городом, а сторонилась его. Ей было стыдно возвращаться в комнаты. Мысли о своей наивности и дурацких стихах беспокоили не меньше, чем предательство барда. Укрыться ей было негде. Она держалась людных мест и спокойно убегала, если особо наглое мужичье начинало приставать.

План барда по поимке состоял в том, чтобы дождаться заката. Если девушка успеет вернуться в комнаты, будут ловить на выходе. Получится отвлечь Тацита с Голяшкой, украдут и продадут. Нет? В конфликт не полезут. Групповое нападение на иноземцев — прямая дорога на игрища.

Балуну повезло. Девушка так расстроилась, что не успела вернуться до заката. Когда Люция направлялась в комнаты, поняв, что не проживёт на улицах без родовой силы, её уже ждали.

— Она?

— Да, идём.

— Подожди, солнце ещё не коснулось!

— Ты не просох, что ли? Видишь, тени исчезли?

Шатун, что постарше, показал подельнику на землю. Тень от угла дома, мгновением раньше чётко делившая улицу пополам, исчезла. Наступило закатное междувременье. Промежуток, когда солнце коснулось горизонта, но ещё не скрылось.

Наивность опять подвела невесту. Люция рассчитывала, что если не успеет до заката, прохожие помогут ей. Но заметив двух шатунов с дубинами, вышедших наперерез голубоглазой красотке, прохожие мигом разбежались в стороны. Стражников нет — каждый сам за себя.

— Пошли с нами.

Старший взял девушку за руку, думая, что это будут тридцать самых лёгких монет в его жизни. Люция от испуга дёрнула локтем и попала младшему шатуну по носу. Кровь брызнула и раздались ругательства. Старший засмеялся, отпустив руку Люции и та бросилась в подворотню.

— Всё, тварь. Теперь тебе не жить.

— Стой, стой. Я не дам тебе лишить нас денег, — всё ещё посмеиваясь возразил старший. — Пойдём, пощупаем курочку.

Шатуны не торопясь завернули в подворотню, зная, что там тупик. Девушка бегала вдоль стен, выискивая подходящий выступ. Родовая сила ушла, камень был голым и скользил.

— Ладно, раз получил по носу, ты первый.

Старший легко поймал девушку, схватил за затылок и наклонил к земле. Люция закричала, но это только раззадорило подонков. Голову невесты плотно сжали вонючие ляжки, парень сзади задрал юбку.

— У-у, гадина!

— Чего возишься, молодой? Начинай давай.

— Не видишь течёт?

Младший приложил к разбитому носу платье Люции и ждал, когда кровь перестанет капать. Заминка спасла девушку. Ратмир с Тацитом тоже патрулировали улицы в ожидании невесты. Оба поняли, что похитители будут ждать заката, поэтому сначала не спешили. После касания солнцем горизонта, мужчины разделились и начали бегать по кварталу увеселительного дома. Ратмир рассчитывал на силу, Тацит на зелье. Оба прислушивались к крикам. Торговый доверитель первый среагировал на голос Люции, но ошибся поворотом. Пока он мешкал, в подворотню вбежал Голяшка. Ударом в затылок оглушил молодого и тот рухнул на Люцию. Девушка застонала. Ратмир отвлёкся на стон и получил удар дубиной. Шатун постарше, большой мастер разбоев, целился здоровяку в темя, но не дотянулся из-за большого роста Ратмира и попал в шею. Голяшку повело в сторону.

Шатун достал нож и метнул — мимо. Оценив габариты противника, разбойник попрощался с тридцатью «самыми лёгкими монетами в жизни» и побежал прочь. Шатун бы спасся, так как Голяшка не собирался его преследовать, но в этот момент подоспел Тацит. Увидев бегущего шатуна с дубиной, мужчина метнул зелье. Тацит потратил все запасы, но ворожба ценою в три златницы стоила своих денег. Хлопок и моментальная смерть подонка.

— Ненавижу! Ненавижу вас!

Люция выбралась из-под бессознательного тела насильника. Она выплёскивала страх, обращаясь ко всему вокруг. К друзьям-спасителям, к шатунам, к мостовым некогда любимого города и даже к солнцу, так подло скрывшемуся, лишив её сил.

— Вы грязные! Вонючие! Вы торгуете людьми. Вы не цените… Зачем я приехала сюда? Как хорошо в родных холмах. Фелиция, я хочу домой. К маме, к тётушкам. Зачем я здесь? Дура, дура… дура.

Девушка опустилась на землю и заплакала.

По периметру небольшой площади перед входом на арену собралась толпа. Наступивший день подарил преимущество белому роду, и те, кому не хватило мест в первых рядах, пересказывали события остальным. Острый слух не упускал ни единого слова.

— Несут барона. Властная четвёрка хвалит Бадьяра Широкого и благодарит за покровительство.

В центре площади распорядители несли трон. На нём, закутанный в зелёный плащ, сидел Бадьяр, изредка поглаживая шейное ожерелье. Ритуал предусматривал четырёх носильщиков, но с тушей барона могли справится только в красный день, поэтому сейчас их было восемь. Из трона тянулись верёвки серого цвета. Властная четвёрка держалась за них и символизировала преданных путников королевского наместника. Обойдя четыре раза площадь, барон уступил место на троне зельевариусу. Очередной круг почёта и слова благодарности. Когда каждый из четвёрки получил долю внимания, барон подошёл к горожанам. Наступило главное событие ритуала единения, предвещающего игрища.