— Да, да, да, — зачастил здоровяк и, корчась от боли, достал из штанины бутылку пойла, уронив на пол, но не разбив.

— Спасибо.

Девочка с опаской опустила куклу. Правая рука мужчины схватилась за нож и с лёгкостью выдернула его, освободив ступню. Чужестранец вскрикнул от боли, успев удивиться силе. Мало того, что проклятая рука действовала против хозяина, её могущество, казалось, удесятерилось.

— Это всё? — тяжело произнёс мужчина.

Тайя кивнула.

— Спасибо, что зашли. П-приходите… к нам… ещё, — хлюпала малышка, вытирая слёзы.

Шатун сидел на полу. Правая рука выронила нож, который мужчина не стал поднимать. Здоровяк залпом допил початую бутылку, аккуратно поставил её на пол и, улегшись на живот и корчась от боли, пополз в сторону выхода.

Когда дверь за посетителем закрылась, Тайя осторожно посмотрела в окно. Через два дома на выделенной площадке возвышалась завороженная статуя короля. Обязательный и повсеместный идол, встречающийся по всему Сычигорью. И в городах, и в посадах, и на Стороне. Высокий столб с красивым лицом на вершине. Статуя короля начинала светиться, когда фиксировала нарушение законов. Девочка применила ворожбу насилия в запретный день, поэтому со страхом смотрела за реакцией. Она давно приготовила подходящую молитву. Тайя бросится к любимому королю и попросит о снисхождении. Но в очередной раз красивый идол простил любимицу. Статуя не засветилась.

Девочка отошла от окна и заметила Нуги. Он стоял в дверном проходе, ведущим во двор, и внимательно смотрел на сестру.

— Зачем пришёл?! — рассердилась девочка. — Не смотри! Я тебе запретила! Запретила! Запретила я!

Тайя сорвалась на крик, а потом разрыдалась. Она упала на колени, выронила куклу, обхватила голову руками и зарыдала. Нуги подобрав монетки, подошёл к сестре. Он положил чеканки рядом с девочкой и стал гладить её по волосам.

— Нуги любит Тайю, — шептал малыш. — Нуги любит Тайю.

— Восторженно обескуражен вашим визитом! Великолепная Чанка Кислая с очаровательной дочерью!

Лекарь Плантаж Угодник встречал гостей. Женщин до лекарни Угодника отделяло два дома, но Плантаж орал приветствие, лишний раз привлекая внимание. Чтобы горожане знали, какие благородные люди имеют честь закупаться у Плантажа.

Красильщица Чанка с красными от работы руками и красными из-за родового выбора ногтями входила в круг богатейших женщин города. Упорный труд и тайна изобретённых ею тканевых красителей ежедневно богатили Чанку Кислую. Она не присутствовала при утреннем купании барона только потому, что Бадьяр «обиделся». Красильщица в компании других временно отстранённых находилась в саду. «Обидевших» продолжали приглашать к Бадьяру, но держали на расстоянии. «Пусть молятся о снисхождении», — фыркал барон.

— Что-нибудь для кожи, — зразу обозначила причину прихода Чанка и подтолкнула молчаливую дочь в лекарню.

В прошлом году дочь Чанки Кислой выбрала синий род. Мать до сих пор злилась, но это не мешало ей поддерживать статус дочери. Невестами в Сычигорье нарекали девушек, чьи родители в качестве приданного публично обещали подарить доходное дело. До замужества смысл жизни невест состоял в смотринах женихов. Выбор будущего мужа делали родители.

Плантаж завертелся вокруг богатых клиенток, обсыпая комплиментами. Он дважды стукнул по двери, ведущий во внутренний двор, и прислуга поняла, что на сегодня всё.

— Отлично, можно уходить, — мальчик-мастеровой бросил работу и побежал на улицу. — Ты опять остаёшься?

— Да.

— И правда, Дикарка.

Тайя по вечерам работала у Плантажа, вынося помои и убирая двор. Ни денег, ни еды девочка не получала, а единственной платой за труды была снисходительная улыбка лекаря. Человек в капюшоне однажды заплатил девочке, приказав Тайе лестью устроиться в дом Плантажа. Угодник купился и соизволил малютке «прикоснуться к прекрасному», показав для начала на ведро с отходами. Плантаж не сомневался, что созерцание знати и его лекарного гения будет полезно для юной оборванки.

Убедившись, что мальчик ушёл, Тайя начала действовать. Пока Плантаж взвешивал порошки, сиял и удобрял красильщицу небылицами о вечной молодости, девочка пробралась в кабинет. Здесь стояла дорогая мебель, вырезанный из одного большого куска камня стол, большая гордость Плантажа, и полки, заставленные флаконами. Не успела девочка войти, как со двора послышались мужские голоса.

— Он один?

— Нет. Чанка Кислая с дочерью.

— Как бы не заметили.

— Не заметят… Смотри, кажется, уходят. Пошли.

Мужчины направились в кабинет, Тайя посмотрела в лавку. Плантаж с порога махал на прощания женщинам, со стороны двора слышался топот мужчин, выйти незамеченной было невозможно. Девочка пожалела, что оставила куклу дома. Предыдущие вылазки прошли удачно, но теперь неприятности не избежать. Когда дверь, ведущая в кабинет, стала открываться, девочка заметила в углу деревянный чан и кинулась к нему. Подняла крышку и запрыгнула внутрь, успев закрыть спасительную ёмкость. Дерево издало глухой стук и не выдало незваную гостью.

Первая секунда радости от внезапного спасения сменилась острой болью. В чане была ледяная вода. Тайя хотела закричать, но сначала холод сковал лёгкие, а потом на помощь пришла сила воли. Девочка подумала о братике, о том, что Нуги останется совсем один и стала бороться. Она со всей силы укусила себя за руку, боль отвлекла от пронизывающего холода и уберегла от крика. Тихий стон остался внутри ёмкости, мужчины не услышали.

— Вы чего так рано?! — услышала Тайя недовольство лекаря.

— Ты был в зале, чего удивляешься? — ответил один из гостей. — Или жалеешь, что я спас тебя?

— Я не это имел ввиду, уважаемый Гидон, — оправдывался лекарь. — Вы же видели, что красильщица здесь. А если бы заметила?

— Давайте к делу, — послышался голос второго гостя. — Во-первых, мы с воеводой благодарим тебя за зелье. Всё произошло так, как обещал. Толстяк выпил отвар и загорелся общественной жизнью. Нам удалось внушить идею общего собрания.

— Рад служить, уважаемый казнахрон Мортус, — пропел Угодник, наслаждаясь похвалой.

— Отвар чист?

— Совершенно, — успокоил лекарь. — Приготовлен лично мною. Волосы барона, несколько секретных ингредиентов и готово. Бадьяр подумал, что сам решил созвать совет.

— Это хорошие новости. Теперь давайте о плохих.

— Во-вторых, нам удалось не только созвать знать, но и обратить внимание барона на убийства, — проигнорировал предложение воеводы Мортус. — В-третьих, фраза костоправа о причиноведе Лукосе Шварце. Здесь я отдам должное и поблагодарю уважаемого Гидона. С Давлеем расплатились?

— Зачем? На костоправе смертей, как на наложнице перьев. Ты же не веришь, что все смерти на его правочном столе случайны? Будет делать то, что скажем.

— Блестящая работа, — похвалил Мортус. — Давлей Болтун дождался всеобщей растерянности и предложил кандидатуру Лукоса Шварца, человека, разгадывающего загадки. Теперь в случае неудачи люди вспомнят, что идея со Шварцем исходила от кузнеца Давлея, а не от нас.

— Всеобщей растерянности, — передразнил воевода. — Хорошо запланировали, да?

— Я понимаю твой сарказм, мой друг. Ладно, переходим к плохим новостям.

Тайя не понимала сути разговора. Холод, сковавший маленькое детское тельце, лишил девочку рассудка. Тайя дрожала и последними остатками сознания цеплялась за гул голосов, стараясь не пропустить момент прощания. Тогда можно выбраться и появится шанс на спасение.

— Нас пытаются убить, благородные мужи, — сказал Мортус, пожав тощими плечами. — Эка невидаль. Но я разделяю твоё беспокойство, Гидон. Ни сторонщики, ни движенцы не стали бы использовать отравленные бомбы и заворожённые налокотники. Есть соображения?

— Кто-то из женщин? — осторожно предположил лекарь.

— Возможно. Тогда без барда Балуна не обошлось.

— Значит, побеседуем. Там что, вода? — спросил Гидон. — Пить хочу.

Воевода подошёл к чану с водой. Он взял ковш, стоявший рядом, и схватился за крышку. Тайя затаила дыхание. «Может, пожалеют», — успела подумать девочка перед тем, как крышка поднялась.