Лиза была там, но она была не одна. Она разговаривала с высоким, крепким на вид мужчиной средних лет с седыми волосами, выступающей челюстью и такими глубоко посаженными глазами с темными кольцами, которые заставили Лессинг вспомнить портреты Иисуса из воскресной школы: глаза это породило такие прилагательные, как «пылающий», «преданный», «заботливый» и «сострадательный».
Она повернулась и подарила ему свою особенную косую улыбку. «Алан Лессинг, познакомься с Винсентом Домом».
Потребовалось мгновение, чтобы понять, затем еще одно, чтобы отреагировать. «Э… конечно. Получивший удовольствие.»
Итак, они наконец-то наняли актера!
Лиза прижала руку ко рту, как она делала, когда пыталась не рассмеяться. «Мистер. Дом читает лекции. В следующую субботу. Атланта».
«Верно.» Он мог подыграть. — Как ваша книга, мистер Дора?
«Школьные издания готовы к распространению. Мистер Лессинг, и французская версия выйдет на следующей неделе. К сожалению, снижение грамотности в Северной Америке требует, чтобы мы получили что-нибудь на головидео. Не политическая речь, конечно, и даже не документальный фильм. Наиболее эффективной была бы драма, представляющая нашу… мою… точку зрения».
Речь этого человека была педантичной, но в то же время в какой-то степени впечатляющей. Это сделали голос и глаза. Он мог бы продавать собачье печенье на выставке кошек.
«Дом» обратился к Лизе. «Я не могу сделать челюсть более мощной без физиогномического искажения. А одежда? Этот гражданский костюм имеет положительный индекс в семьдесят три процента, но что-то более военное может получить еще один или два процента».
Лессинг понял, кто такой «Дом».
Серые фланелевые брюки мужчины и темно-синий пиджак с широкими лацканами колыхались, переливались и менялись, превращаясь в прямые коричневые брюки и коричневое пальто с бретелями и накладными карманами. Воротник затянулся, стал выше, и с обеих сторон появились партийные знаки различия.
Лессинг уставился на него. Реализм был невероятным.
И Лиза, и «Дом» разразились смехом. — Не узнали меня, мистер Лессинг? — закричал мужчина. «Это я… Восемьдесят пять!»
— Голограмма… — Лиза поперхнулась. «Изображение максимально приемлемое для публики. На основе психологического анализа, профилей».
— Мило, — с сожалением признал Лессинг. Прищурившись, он мог видеть лучи света, проецирующие «Дом», исходящие из скрытых отверстий в стенах и потолке.
«У меня есть альтернативы», — сказал Восемьдесят Пятый. Он — оно — снова заколебало и стало моложе, выше и красивее, героический блондин-полубог в армейском комбинезоне. Еще одно мерцание, и фигура превратилась в худощавого загорелого ковбоя; седовласый пожилой государственный деятель; идеалистически выглядящая и очень красивая молодая женщина (почти как сама Лиза, подумал Лессинг); румяный; пожилой священник; и, наконец, гуру в белых одеждах, который показал им знак мира.
Образ рассыпался на пылинки конфетти, затем снова затвердел в образе Германа Малдера, за ним последовал Ренч и, наконец, сам Лессинг — и выросли завитые усы и ярко-зеленая афро-прическа. Появилась женская грудь, волосы раскрылись и удлинились, а одежда исчезла, открыв Дженнифер Коу во всей ее красе. Фанфары труб прозвучали «та-ТА!»
«Где ты видел такую Джен… вообще в урне? — Лиза хихикнула.
«Я не видел ее такой. Легко экстраполировать, учитывая, что у вас, людей, так мало переменных: четыре конечности, два глаза, различные отверстия. Мистер Рен сказал, что мне следует поработать над своим чувством юмора. Многие люди обладают этой способностью, и убедить их будет легче, если я тоже смогу ею воспользоваться. Поэтому я изучаю авторитетную видеокассету мистера Рена под названием «Великие комедийные моменты двадцатого века».
«Дженнифер» вздрогнула и снова стала «Домом». Восемьдесят Пятый спросил: «Могу ли я показать мистеру Лессингу, дитя цветов Бангера, которого мистер Рен предложил для Сан-Франциско?» Тот, который мы сделали похожим на ту звезду рок-музыки из прошлого века, которой население продолжает приписывать религиозные чудеса?
Лиза вытерла глаза и прислонилась к плечу Лессинг. Это вызвало эмоции, которых он не был уверен ни в ком из них. Еще.
Он сказал: «Это не сработает, Лиза. Не долго. Для производства «Доры» требуется оборудование, и он не может пойти на званый обед, пожать руки или поцеловать детей… политические вещи». Он протянул руку; он исчез в «Доре» и вышел с другой стороны.
— В основном я буду появляться на телевидении и в головидео, мистер Лессинг. На самом деле я тоже могу выступать с публичными речами. Я буду путешествовать в запечатанном автомобиле с черными стеклами по «соображениям безопасности». Когда я доберусь до места назначения, мои помощники соорудят пуленепробиваемую кабинку на подиуме, под которой будет скрыт аппарат, необходимый для моего проецирования. В полутемном зале я оцениваю лишь 0,033 % шанса, что кто-нибудь заметит. Я исправил большинство ошибок».
«Не все.» Лиза указала на левую руку «Дома». «Вчера потерял одну клетку. Ф-702».
«Минор, мисс Мейзингер. Дыра диаметром 2,41 сантиметра в моем плече, видимая только сзади».
«Потерять А-901; тогда у тебя настоящая дыра. Середина твоего лба.
«Вряд ли. И моя резервная система почти готова».
Находясь вблизи и зная, что такое «Дом», Лессинг мог обнаружить несоответствия: кончики пальцев были слегка полупрозрачными, стыки между одеждой и телом — немного размытыми. Тем не менее, «Доре», вероятно, это удалось бы.
«Вы хотите услышать мою речь, мистер Лессинг? Я прогнозирую, что уровень принятия образованных людей составит шестьдесят девять процентов. Белая, нееврейская, южная публика. У меня есть разные версии для менее образованных людей: латинян, жителей Востока и северян».
«Что вы собираетесь делать со смешанными группами? Прикрыть их у двери? Лессинг представил себе, как швейцары с анкетами отправляют людей в желоба для скота, ведущие в разные залы, в которых читают лекции разные «Дорны».
«Конечно, нет. Смешение неизбежно. Я сведу это к минимуму, произнеся одну речь в университете, другую в профсоюзном зале, третью в отеле, который часто посещают богатые бизнесмены, и так далее».
Лиза указала на «Дом». «Повернись. Дыра в твоем пальто.
Изображение приняло сокрушенное выражение. «Н-583 неисправен. Я буду смотреть вперед, чтобы его не было видно».
«Почини это. В остальном, как прошлой ночью. Телевизионная настенная роспись.
«Я всего лишь пытался развлечь мистера Годдарда и его друзей».
«Что случилось?» Лессинг было любопытно.
«Мистер. Годдард был с друзьями в гостиной. Мистер Рен был здесь и помогал мне с чувством юмора. В 01:09 г-н Годдард потребовал изменить телевизионную фреску с каналов Венеции на закате на более драматичную сцену. Я предложил ему Великую Китайскую стену, египетские пирамиды, цветной документальный фильм об Олимпийских играх 1936 года в Берлине и воссоздание митинга в честь Дня партии в Нюрнберге в 1935 году».
«Он, должно быть, любил эти последние два».
«Нет, он отверг их как слишком «статичные». По предложению мистера Рена я вместо этого выбрал что-то художественное. Вы знакомы с итальянским художником восемнадцатого века Джамбаттистой Пиранези, господином Лессингом?
— Никогда о нем не слышал.
«Он делал очень творческие гравюры с изображением древностей Рима, греческих храмов и тому подобного. А еще мрачные виды фантастических и воображаемых тюрем: Карцери. Я перерисовал один из последних, чтобы он выглядел как реалистичная фотография, раскрасил его и добавил несколько парящих летучих мышей, процессии грозных фигур в мантиях и жуткую музыкальную партитуру».
Лессинг рассмеялся. «Это, должно быть, потрясло старика Билла! Полагаю, он и его собачки подбрасывали выпивку?
— Если хотите, я могу предположить уровень содержания алкоголя в их крови.
«Остальные!» — приказала Лиза.
«В 02:24 г-н Годдард потребовал дополнительных «действий». Он не уточнил, кроме как сказал, что это должно быть откровенно сексуально и «извращенно»… на жаргоне одной из его гостей-женщин, «фугги, дурачок!» Поэтому я выбрал различные фигуры из работ голландского художника эпохи Возрождения Иеронима Босха и поместил их в «тюрьмы» Пиранези. Босх изобразил обитателей Ада гротескными полуживотными, получеловеческими, полурастительными и полумеханическими существами. Я анимировал их и изобразил, как они совершают ряд необычных поступков. Еще я импровизировала: особенно эффектной была моя припевная партия гигантских фаллосов, танцующих канкан в розовых пачках».