«Настоящий нокаут!» Кеноу закатил близко посаженные глаза.

— Ребёнок лет двенадцати или около того, ты, черт возьми, придурок! Мертвый, как дронт, и мумифицированный, превратившийся в кости с натянутой на них кожей, обернутой тряпками.

«Мертвый?» Ренч не был уверен, что правильно ее расслышал. — Лессинг возил мертвую девушку?

— В этих краях трудно найти свидание, — сухо заметил Кеноу.

«Называл ее Эмили, иногда Мэвис, иногда Беверли. Иногда «водительница». Видели бы вы ее, бедняжку: высохшую, как египетские фараоны. Он бы не расстался с ней. Потребовалось уговорить… трех санитаров и иглу, полную наркодина… чтобы высвободить его и доставить в больницу.

— Ты сразу узнал его?

«Я сам его тогда не видел. Вахтенный сержант доложил, но о нем никто особенно не подумал. Каждую неделю мы получали дюжину таких иммунитетов, каждый страннее предыдущего. Умирающие люди, сумасшедшие, зашедшие слишком далеко, чтобы им можно было помочь. Была одна, русская женщина, большая, как чавкающая горилла, совершенно голая, вся раскрашенная крестами, пришла стрелять.

Ренч жестом предложил ей продолжить рассказ. «Ах. Когда вы узнали Лессинг?

Она осторожно посмотрела на него. Он больше походил на следователя, чем на человека, ищущего давно потерянного друга. «Много времени спустя. Мы его накормили, дали ему работу в поле… многие люди с поврежденным мозгом могли бы сделать это… и оставляли его в покое, пока он либо не сдохнет, либо его разум не придет в норму. Знаешь, почти все они умерли. Большинство иммунитетов Пакова на самом деле таковыми не были. Это была просто запоздалая реакция. Девяносто процентов исчезли сразу, некоторые прожили неделю или две, а некоторые продержались шесть месяцев и более. Тех, кто превзошел все это, можно пересчитать по пальцам. Мы были удивлены, обнаружив, что Лессинг выжил, Арти Карлсон… он наш переписчик… думал, что его записи были украдены.

— Вы знали Лессинга, когда увидели его?

«Верно. Я встретил его некоторое время назад. Мы были просто вместе. Она старалась, чтобы в голосе не звучала настороженность. Говорят, что этот кадровый командир Рен занимал высокое положение в иерархии правящей партии Америки.

«Я знал его таким же», — важно заявил Кеноу. «Но я был уверен, что меня обманули. Должно быть, я видел его там раз сто, мотыгой и выдергивающим сорняки, но я его так и не заметил. Он тоже никогда ничего не говорил. Джес сработал.

Ренч играл с пуговицами своего форменного пальто. Он не ожидал, что в июле в России будет так тепло.

Женщина снова взялась за нить. «Однажды он зашел в больницу, спросил, где его Эмили… он имел в виду мертвую девушку. Как бы то ни было, доктор Казимир из нашего психолога проявил достаточно любопытства и заставил его рассказать свою историю. Каким-то образом он упомянул полковника… э-э, генерала… Копли. Назвал и меня. Потом выходят остальные. Наш штаб находится прямо через дорогу от больницы, поэтому за мной послали».

Генерал Копли отвернулся от единственного окна. Вид не был впечатляющим: квадратная, аккуратно выкрашенная, лишенная воображения русская архитектура, широкие, но скучные улицы, советские машины, ремонтируемые снова и снова, чтобы сэкономить на истощающемся запасе израильского и американского транспорта в колонии.

Он обратился к Ренчу. «Роуз позвонила мне. Я сразу узнал Лессинга. Он служил в моей части. Хороший человек.» Он выглядел каким-то унылым и незаинтересованным, как будто хотел вернуться к чему-то другому.

«Да, старый добрый мальчик», — серьезно добавил Джонни Кеноу. — Служил с ним на Баальбекской войне, еще в 38-м. Видел его снова в Гвинее, только что в БП «Перед Паковом». После нападения Пакова я схватил самолет, кучу вкусностей, и императрица Мария Леонора Тереза ​​Гвинейская, мы прилетаем сюда. Пакову досталось больше всего гвинейцев, но я и Императрица… она француженка… выжили. Женился на ней. Он гордо демонстрировал пожелтевшие от никотина зубы. «Теперь у нее в духовке булочка… на шестом месяце беременности».

Истории, подобные истории Кеноу, были обычным явлением. Генерал Копли потер один безупречный сапог для верховой езды о другой.

Ренч спросил: — Он… Лессинг выздоровел? Он рассказал тебе, что с ним случилось?

«Не так уж много смысла», — ответила Роуз. «О каком-то корабле, морском путешествии, морских действиях, буре, водолазах. А насчет Эмили, Беверли и Мэвис… целый чертов взвод подружек. Если информация Ренча верна, эта женщина когда-то питала страсть к Лессингу — вероятно, именно поэтому она спасла его от того, что можно было назвать открытым рабством в Новом Свердловске.

Копать стоило попробовать. Ренч сказал: «Последний раз, когда мы его видели, он управлял курортом в южной части Тихого океана. Иззи совершили набег на это место и сожгли его дотла. Они убили двести семнадцать человек, в том числе почти сотню детей на отдыхе. Лессинг исчез. Мы полагали, что либо он сгорел в дыму, либо его ударили пальцем по пляжу, и его тело унесло в море. Мы так и не узнали, что с ним случилось… до сих пор.

«И вы ответили, уничтожив Израиль с помощью Пакова», — рэпнул генерал Копли. У него была репутация человека, который не одобрял биологическую войну — или что-то гораздо более дальнее, чем брошенный камень. Он предпочитал рукопашное оружие: кулаки, зубы и, если возможно, ногти.

«Не нам. Не правда!»

«Подавайте этим юди правильно!» Кеноу хихикнул. «Люди говорят, что они первыми запустили Пакова!»

Ренч покачал головой. — Насколько нам известно, эта история тоже не соответствует действительности. Он ухмыльнулся. Конгениальность была полезной чертой; скорее всего, он получит то, за чем его послал Малдер: Алан Лессинг, чудесным образом живой спустя более четырех лет. Партия могла бы использовать героя, живого свидетельства вероломства Виззи и Иззи, учитывая, что в Калифорнии сейчас назревает война.

Он взял свою офицерскую фуражку и потер эмалированную эмблему — красный щит, на котором черный круг окружал белый фон. Круг был разделен на четыре четверти толстым черным крестом. Скоро однажды они разомкнут черный круг в четырех местах, как раз перед его пересечением с каждым плечом креста.

Дверная защелка щелкнула. Это был санитар. Он отдал честь и что-то шепнул Копли.

— Кажется, к Лессингу пришел второй посетитель, — объявил Копли. «Еще один из ваших людей, кадровый командир Рен. Девушка.»

«Это будет Аннелиза Майзингер. Она была в Сиэтле, когда мы узнали, что Лессинг нашли здесь живым. Блин! Он пытался удержать Лизу от слишком раннего обучения. Когда она подумала, что он умер — и Эмма Делакруа вместе с ним — она чуть не покончила с собой от горя. Теперь это шок. Кто знает, какой эффект окажет на нее сумасшедший или безмозглый Лессинг?

Лиза вошла в водовороте дымчато-серых прозрачных юбок. Она никогда не носила строгую черно-белую униформу, предписанную для женщин-членов партии. Ей больше шел бежевый или бледно-серый, обычно с черными аксессуарами. Сегодня для акцента она добавила шейный платок из алого шелка. Женщины назвали это «сильным гардеробом»; мужчины считали это элегантным и сексуально-утонченным. Генерал Копли теперь проснулся и внимательно следил за происходящим, отметил Ренч, а Джонни Кеноу открыто восхищался ею. Роуз Терли формально кивнула ей.

Лиза сосредоточилась на Гаечном ключе. — Лессинг?

«Он в порядке, — говорят эти люди. Некоторые психологические трудности». Он не успел предупредить Копли и его подчиненных.

К проблемам с речью Лизы.

— Сумасшедший, как кот в бочке виски, — усмехнулся Кеноу.

Ренч бросил на мужчину предупреждающий взгляд. Бесчувственный сукин сын! — Лессинг все еще страдает галлюцинациями. Блуждая в одиночестве все тех лет, среди руин и трупов» Он просветлел умышленно. «Теперь мне придется переписать похоронную речь, которую я произнес по поводу спермы на Понапе!»

«Герой партии, мученик за дело!» — процитировала Лизе и засмеялась. Ее голос звучал дрожащим, на грани слез.