Память катастрофически отсутствовала. Она потянула его пальцы между своих ног, а затем яростно толкнула и его голову в том же направлении. Эмили Петрик это нравилось, вспоминает он. Он уткнулся носом в мягкую, ароматную плоть ее живота, затем двинулся ниже.

Он поднял глаза и увидел, что маленькая девочка смотрит на них с широко раскрытыми глазами и открытым ртом.

Он не был извращенцем и не извращенцем детей. Он вырвался и схватил одеяло.

«Будь ты проклят!» женщина ахнула. «Черт тебя побери!» Она проследила за его взглядом. «Какая разница? Мир закончился! Все кончено! Но тебя, кусок собачьего мяса, тебя это волнует. О буржуазной морали? Она произнесла команду на иврите и сделала гневный жест. Ребенок проигнорировал ее.

Водопад отрезал ее слова, а также его взгляд на ее разъяренное, искаженное лицо.

Он проснулся от грохота двигателя и грохота гусениц, грызущих колеи по дорожному полотну. Он не помнил, где он был и как сюда попал. Его грудь была забрызгана черным маслом.

Должно быть, он был в полусне, помогая заправиться одному из танкеров майора Бергера! Иззи заявили, что Баальбекская война скоро закончится; тогда, возможно, он сможет лечь. Они взяли Дамаск в буре крови и огня, а сирийцы полностью отступали на север, в сторону Алеппо. Бергер сказал Копли, что они тоже примут это к концу недели. Затем они отправились посмотреть Ирак, Иран и некоторые другие места, которые были шипами на железных сторонах еврейского государства. У Иззи было столетие арабов; теперь они были полны решимости положить конец этой проблеме навсегда: найти «Окончательное решение».

Он был удивлен, обнаружив, что его израильский водитель не носил униформы и вообще ничего другого. Ее наряд состоял из откровенного бюстгальтера, трусиков и ботинок, хотя поверх тюленя рядом с ней был накинут пропитанный потом красный топ и черные кожаные штаны. Она была худая, с острым лицом, смуглая, а волосы у нее были коротко подстрижены, как у мальчика. Боже, женщины Иззи были крутыми!

«Бодрствующий?» Она сунула ему кусок сухого хлеба, а ребенок передал ему банку чего-то лимонно-сладкого из заднего отделения. Женщина — он все время забывал ее имя — сказала: «Ты пипец, как сказал бы Сол! Смотри, мы приближаемся к пригороду. Откиньтесь назад и возьмите в руки тот установленный пулемет, который мы подобрали прошлой ночью.

Он не помнил такого оружия и был ошеломлен, обнаружив сверкающий Хирам, прикрученный к кронштейнам, сделанным для него над кабиной водителя. Боже, он, должно быть, действительно спал! За это ответит память!

Сине-белый израильский флаг все еще развевался над средневековой цитаделью Алеппо, но на залитых солнцем улицах снаружи царила тишина. Рива — так звали его водителя — подумала, что слышит двигатели и, возможно, стрельбу в городе, и отказалась входить. Она держалась проселочными дорогами. Проблудившись большую часть дня, они нашли дорогу к шоссе, которое вело на север, к турецкой границе.

Он изучал здания с пустыми лицами в бинокль, но видел только смерть и пустоту. Как и раньше, дороги были забиты остановившимися грузовиками, легковыми автомобилями, тележками и даже детскими колясками. Лошади, верблюды и мулы валялись среди человеческих трупов и мусора. Он покачал головой и снова призвал водопад, чтобы заглушить любое признание печали.

«Но почему?» — спросила водительница. «Почему? Кто это сделал? Кто совершил это преступление… этот ужас?» Теплые слезы брызнули на тыльную сторону его руки, и он огляделся и увидел позади себя родного ребенка. Он не знал ни иврита, ни арабского языка и мог лишь утешительно улыбнуться. Она неправильно поняла и с опаской отпрянула.

«Ублюдки!» его водитель продолжил. «Монстры! Они убили полмира! Они заслуживают смерти! Они преступники… даже хуже, чем нацисты!»

Это затронуло меня. Что? Почему? Память, должно быть, выпивала с дежурной вахты и не ответила на звонок. Если бы так продолжалось, ему пришлось бы отдать под трибунал этого сукиного сына!

Он заставил себя выбраться из водопада, втянул воздух и попытался подумать. Кто нанял Пакова? И почему? Почему? Что они — кем бы «они» ни были — получили?

Память, как всегда поздно, выбежала на мостик и, задыхаясь, выбежала на мостик и, задыхаясь, сказала: «Грабите, сэр, грабите! Земля, ресурсы, фабрики, промышленность, фермы, богатство сотен миллионов убитых людей… все пусто, готово к захвату!» Память звучала самодовольно. «Паков аккуратен, опрятен, и его практически невозможно остановить. Это идеальное оружие».

Русские ответили своим Стараком слишком поздно, чтобы спастись. По крайней мере, Старак, должно быть, помешал планам тех, кто ожидал полной победы от Пакова!

Память создала жестяную, наполненную помехами запись: мужской голос, говоривший: «Должно быть, это Иззи затеяли эту историю с Паковом. Они всегда боялись Советского Союза, а Америка стала слишком слабой, чтобы им больше помогать. Быстрый, хирургический удар. Он попросил, чтобы лицо соответствовало этому голосу, и Память послушно достала выцветшую фотографию лысого пожилого мужчины, похожего на капризного ребенка. Мюллер? Молдерс? Что-то вроде того.

Он пытался сказать женщине, что это не нацисты уничтожили ее страну, а, скорее всего, это были израильтяне. Однако слова все еще были ему не под силу. Да и ладно: он тоже никогда не любил обсуждать политику с майором Бергером, настолько чувствительны были Иззи!

Он снова задремал. У Беверли Раунтрс действительно было великолепное бычье вымя! Дрейфуя среди белых волн, великая американская поллюция!

Той ночью они остановились далеко от Алеппо. Его женщина-водитель показала ему свои карты и сказала, что они должны ехать по новой военной дороге Иззи, ведущей к аль-Маусилу на территории, которая когда-то была Ираком. Оттуда еще одна недавняя дорога вела в Ереван в Советском Союзе. Кто-то дал Тбилиси чистящую и профилактическую дозу Пакова, и теперь большая часть юго-запада Советского Союза, восточной Турции, северного Ирана и Ирака стала большой пустой игровой площадкой для сил «помощи» Иззи. Турки, по словам женщины-водителя, только начали снова продвигаться на восток, чтобы вернуть утраченное имущество. Поскольку Израиль стал кладбищем, турки теперь тоже могли двинуться на юг и восстановить Османскую империю! Как весело!

Утром они отправились дальше. Пейзаж превратился в размытое пятно серо-коричневых гор и серо-зеленой растительности. Сначала там были люди, в основном лежавшие или привалившиеся к грязным, серо-коричневым стенам. Память пренебрежительно заявила, что большинство этих жителей третьего мира были ленивыми поггерами, но тут и там среди них были разбросаны неподвижные формы израильских солдат. Иззи имели репутацию трудолюбивых людей. Что они здесь делали?

Немного позже — дней? месяцы? — люди исчезли и их заменили белые скелеты в темных лохмотьях. Он не был уверен, когда это произошло, но скелеты ему нравились больше.

Каждую ночь он спал рядом со своей возницей, часто с маленькой девочкой, свернувшейся у него на спине, чтобы согреться, бесполой, как три ангелочка на Небесах. Так и должно быть, говорил ему голос матери, а не так, как злая блудница Эмили Петрик, и даже не такая милая, настроенная на брак девушка, как Беверли Раунтри! Его мать не знала милую Беверли так, как он. Сладкий? Да, а еще лицемерие, жадность, женитьба на уроде и кошельке и другие милые качества. Его отец понял, но никогда никому ничего не говорил. Жаль, что Мэвис Ларсон уехала до того, как они пошли в среднюю школу и достигли полового созревания! Она тоже была сукой и злобной, как ухмылка гремучника. Но у нее было самое стройное тело из многих из них!

Однажды они заметили бронеколонну, направлявшуюся на восток, и красное знамя Турции защелкнулось на радиомачте головного полугусеничного корабля. Позже их чуть не сбили аналогичные силы, направлявшиеся на запад; на этом изображен зеленый флаг с белой полосой сбоку, белым полумесяцем и звездой: Пакистан, сказала женщина-водитель. Теперь, когда Советы вышли из строя, пакистанскому Красному мулле надлежало надеть исламское зеленое и начать джихад против неверующих на землях к северо-западу Пакистана. (Независимо от того, что упомянутые неверующие тоже были мусульманами — и в основном умершими. «Мертвые или нет, вот мы и пришли!») Индия, сказала женщина, больше не является проблемой: она растворилась в осином гнезде враждующих государств. Однако в последнее время коварный старый Рамануджан взял себя в руки, и теперь индейцы продвигались на восток через Бирму и Таиланд, чтобы предложить «помощь» пострадавшим китайцам. Зачем воевать с Пакистаном, а также с тем, что осталось от Свободного Ирана, Афганистана и советской Центральной Азии, когда вся пышная Юго-Восточная Азия была открыта для захвата? Вы идете на восток, а мы пойдем на запад, и они никогда не встретятся… или какая-то подобная полузабытая цитата.