Ренч рассказал ему об Индоко: не очередном взломе, как опасался Лессинг, а массовой демонстрации снаружи. Там было около сотни «студентов» и еще дюжина неизвестных головорезов, «хулиганов» — термин на хинди, обозначающий кого угодно, от Блудного сына до Аль Капоне, которые, несомненно, были наемными агитаторами, хотя никто не знал, чьими. Растительные чаукидары взглянули на него и убежали, оставив мафии возможность свободно бегать по растению. Indoco теперь придется восстанавливать три склада и заменять часть оборудования, но никто серьезно не пострадал. Малдер был в ярости. Он говорил о том, чтобы пополнить свои силы безопасности десятком иностранных простых людей, но получить для них разрешение из Дели не будет ни быстро, ни легко.

Самым важным для Алана Лессинга было то, что Джамила была в безопасности и ждала его. Он почувствовал большее облегчение, чем хотел признать даже самому себе.

На фумоффе, ведущем от главного шоссе к заводу, было что-то новое: хижина с соломенной крышей и обтянутый тканью шест через дорогу. — Они выставили полицейский пост, — проворчал Ренч. «Для нашей «защиты» от новых инцидентов». Он достал бумаги, сунул их темному, мокрому лицу, которое высунулось в окно водителя, протянул банкноту в десять рупий, посмотрел, как она исчезает в ночи, и поехал дальше.

Джамила, Малдер, Годдард и трое индейцев ждали их на веранде главного дома. Слуги с неуклюжими черными зонтиками бросились к Дчеде, а Лессинг начал попирать тысячелетнюю индийскую традицию, подойдя к Джамиле и обняв ее на публике. Ее теплое, сухое, ароматное пряностями тело было чудесным.

— Ты пахнешь бисаиндом, — сладко прошептала она ему на ухо. Слово на урду означало «вонючий», как сырое мясо.

Малдер прочистил горло. «Познакомьтесь с полковником Шриваставой, индийской армии, которому поручено защищать Индоко, пока не будет проведено расследование. Это младший инспектор Мукерджи из полиции штата Уттар-Прадеш и г-н Субраманиам из уголовного розыска. Господа, мистер Алан Лессинг, начальник службы безопасности завода. Он уехал в командировку».

Лессинг устал. Он едва мог видеть фигуры вокруг себя или чувствовать руки, которые протянулись, чтобы пожать его. Он услышал трепетное сопрано феи-крестной миссис Малдер, щебечущее Джамиле: «Отведи его наверх, в гостевую спальню. Уже слишком поздно возвращаться в свою квартиру. А потом каким-то образом он оказался здесь, в квадратной, побеленной комнатке с вычурными занавесками. Джамила выгнала слуг и сама боролась с капризной сантехникой, чтобы набрать горячую воду для душа. Потом он оказался в постели.

Он проснулся с мыслью, как он ненавидел спать на склоне холма, с головой выше ног. Где, черт возьми, он был? Сирия? Да, к северу от Дамаска, со своими простыми товарищами в овраге под ним и с лучшей израильской бригадой майора Бергера на хребте, где они вели огонь из тех больших новых минометов, которые русские дали иранцам. Там было тяжелое дерьмо. В любую минуту может быть нанесен авиаудар Бергера и…

Почему ему было так холодно и сыро? В Сирии? Он потер глаза костяшками пальцев и был удивлен, когда сцена растворилась и снова слилась в незнакомую спальню. В ней было одно кресло с мягкой подушкой; огромный шкаф для одежды, который Джамила называла «алмари», а британцы, никогда не умевшие произносить ничего иностранного, «альмира»; медленно вращающийся потолочный вентилятор; и электрические провода, прикрепленные к стене. Крошечная безобидная ящерица, которую Джамила называла чипкили, ходила вниз головой по потолку над его головой. Рев иранских минометных залпов превратился в бульканье древнего кондиционера, который Малдер всегда собирался заменить. Из-за этого в комнате было одновременно влажно и чертовски холодно. Он взглянул вниз и понял, почему ему приснилось спать на склоне холма: Годдард сидел в изножье кровати, его тяжеловесный вес мог бы затопить океанский лайнер…

Годдард был не только большим, но и щетинистым, как кабан: его широкий череп, тыльная сторона рук, плечи — все было покрыто пружинистой, жесткой черной шерстью. Свет из окна создавал ореол вокруг его головы, чего он мог бы добиться только в том случае, если бы на Небесах правил сатана! И вообще, сколько ему было лет? Сорок? Годдард был американцем из Чикаго, крутым, приезжим, потенциальным руководителем, умным и стремившимся подняться на вершину навозной кучи Indoco.

Лессинг воспользовался возможностью нанести удар обеими ногами, как будто только что проснулся.

Годдард удовлетворенно вскрикнул и спрыгнул с кровати. «Христос! Пнешь вот так свою индейскую цыпочку и сломаешь ей все кости!»

Лессинг зевнул ему в лицо. Годдарда не стоило ненавидеть. «Малдер приедет. Он хочет тебя увидеть. «Я здесь.» Он встал, обнаружил, что его снаряжение хранилось в альмире, и выкопал принадлежности для бритья. «Поцеловаться с этой блондинкой?»

Он позволил сантехнике ответить за него. Кран рыгнул, икнул и хлынул поток коричневой жидкости, которая медленно превратилась в горячую воду. Он закрыл дверь перед мясистым лицом Годдарда, чтобы тот мог воспользоваться удобствами.

Когда он вышел, Герман Малдер сидел на единственном стуле. Ренч занял изножье кровати, а Годдард теперь прислонился к стене у окна.

Малдер ждал в тишине Будды, пока Лессинг снова не устроилась в изголовье кровати. Когда он заговорил, это было всего лишь одно слово:

«Паков».

«Сэр… я…»

«Пожалуйста, не лги».

Лессинг не собирался лгать; он собирался предположить, что работа наемника так же привилегирована, как исповедь священника или кушетка психиатра. Более. Простому могут наказать за нарушение безопасности. Оппоненты и работодатели одинаково хмурились, когда губы болтались. Он закрыл рот с громким щелчком.

Малдер, казалось, не заметил этого. «Ты жив благодаря нам, Алан. Очень немногие знают, кого или что мы представляем, но все знают, что мы защищаем наших людей, особенно в странах третьего мира».

«Сэр».

«Выслушайте меня. Только очень решительный враг нападет на вас, пока вы с нами. И все же кто-то готов рисковать жизнями, чтобы добраться до вас. Этот враг может поверить, что мы послали вас за… и что у нас есть… Паков. Что ставит нас под угрозу. Ты видишь?»

«Похоже, что рейд с целью заполучить книги вообще не был связан с вами», — добавил Годдард. «Может быть, какая-нибудь другая суперкорпорация обнюхивает окрестности в поисках того, что можно найти… и почти сорвала куш. Возможно, это были израильтяне или «линчеватели Сиона». Иззи и Виззи уже сблизились».

«Никогда так близко!» — запротестовал Ренч. — Откуда они узнали, что дневники здесь?

«Теперь все под контролем». Малдер вытер свой обнаженный розовый лоб старомодным носовым платком. «Последний рейд… местных «ученых» и их друзей… был направлен не на нас. Они снова искали тебя, Алан. Нам повезло, что мисс Хусайни была в главном офисе. Двое их агитаторов неиндийского происхождения проникли в ваши апартаменты и произвели тщательный обыск. Нападение на Индоко было отвлекающим маневром: ничего серьезного не пострадало, просто кричали, горели и прыгали вокруг, и многие делали вид, что нашли «опасные загрязнители» и «химические вещества-убийцы». Они даже не попытались сломать компьютер, который управляет нашими агрохимическими смесями».

Лессинг сказал: «Г-н. Малдер, я не могу… не буду… говорить тебе больше, чем ты знаешь. Имя, которое вы упомянули, является моей деловой, конфиденциальной информацией. Это не имеет никакого отношения ни к вам, ни к Indoco. Я клянусь в этом.

Ренч принял героическую позу. «Кодекс Запада! Наемник в маске снова едет!»

У Лессинг возникло безумно забавное желание сравниться с монахиней и крикнуть: «Давай свое гестапо!» Я никогда не буду говорить!» Однако у Малдера было мало чувства юмора, а у Годдарда и того меньше.

— Тогда мне сказать тебе, Алан? Малдер поднял толстую руку, бледную и безволосую, как у ребенка. — Вы отправились на задание некоего сеньора Гомеса, гоанского «простого брокера». Вы отправились в Соединенные Штаты, на инсталляцию под кодовым названием «Чудесный разрыв», расположенную в Нью-Мексико. Он был построен сразу на рубеже веков, в худший период паранойи «Рожденный заново». Потом его официально «утеряли»: закрыли, никаких упоминаний, никаких записей. Это место стало бы позором для мирной инициативы президента Рубина, если бы русские узнали, что оно все еще существует. В Женеве придется заплатить ад, а Организация Объединенных Наций сделает из этого телевизионный комедийный сериал. Нынешнее правительство США считает, что лучше позволить Marvelous Gap оставаться чудесным образом.