А может и пощупать немножко там и сям — так, совершенно невинно, по-дружески, ага.
«Я же не думал, что она на меня нападет!»
Нил вспомнил, как ударил ее. Тогда ему было страшно. Он ударил ее только ради самозащиты, и сейчас ему было немного мерзко это вспоминать.
Но момент удара… чувство, как его кулак вминается в ее мягкий живот… и как он хватает ее, чтобы не расшиблась при падении… и осознание, что она голая под этой тонкой футболкой…
Он подхватил ее под мышки, но легко мог взять и за грудь. Просто схватить, полапать, а потом легко убедить себя, что сделал это случайно… ну, просто пытаясь помочь.
«Я этого не сделал, — напомнил он себе, — Я никак не воспользовался ее беспомощным положением. Только посмотрел… оглянулся, стоя на пороге. В этом тоже нет ничего такого. Я что ли виноват, что она трусы сняла? Кроме того, я особо и не пялился. Можно подумать, я прямо остановился и сел на корточки и принялся ее там разглядывать. Нет, я просто оглянулся и ушел».
Вспоминая эту сцену, он немного возбудился и ощутил чувство вины.
И еще пытаешься себя убедить, что никак ей не воспользовался?
Воспользовался и еще как! Может, ты и не занимался с ней сексом, но ты определенно ее поимел и очень жестко.
«А она поимела меня» — подумал он, глядя на свои разодранные руки.
Царапины болели. Она содрала несколько полосок кожи с обоих его предплечий: три царапины на одном, четыре на другом. Некоторые почти незаметные.
Но на каждой руке было по две глубоких кровоточащих бороздки.
Основной урон нанесли ее средний и безымянный пальцы, похоже.
Эти раны говорили сами за себя.
Никто не сможет их спутать с царапинами от колючек, или кошачьих когтей или чего бы то ни было, кроме человеческих пальцев с длинными ногтями.
Увидит такое Марта — и всерьез начнет подумывать, что он, возможно, и есть убийца Элизы.
Нил открыл ящик с аптечкой в поисках антисептика.
И понял, что никогда не видел содержимого этого шкафчика. Полки были заставлены личными вещами Марты: зубная щетка и паста, зубная нить, маленькие пластиковые пузырьки аспирина, парацетамола и рецептурных таблеток, ватные шарики, тюбики с мазями и кремами, пузырек таблеток для контрацепции.
Кстати о вторжении в личное пространство…
Ему не хотелось знать, что тут у Марты лежит.
«Это почти так же плохо, как читать чужие мысли» — подумал он.
И почти так же хорошо.
Устыдившись, он постарался больше не читать этикетки. И стал прислушиваться, боясь, что Марта по какой-то неведомой причине вернется домой раньше, чем должна, и застанет его за этим занятием.
Найдя тюбик антисептической мази, он повернулся спиной к шкафчику, открутил крышку и выдавил немного геля на палец.
Размазывая густую мазь по своим ранам, он задумался над путями решения реальной проблемы: и это были не травмы сами по себе, а как бы не дать Марте узнать о них.
Приходило в голову только одно решение.
Уйти.
Исчезнуть и не возвращаться, пока руки не заживут.
Господи, да на это могут недели потребоваться!
Это казалось крайне радикальным методом решения проблемы. Но в то же время и заманчивым.
Закончив смазывать царапины, он попытался перечислить все хорошие причины для бегства. Главное — это спасет его от любопытства Марты насчет полученных травм. Но еще это позволит ему держаться подальше от своей квартиры: того места, где ему грозил максимальный риск встречи с Распутиным.
«Кроме как там, — подумал он, — ублюдку и негде меня больше найти.
Как и полиции. Если она станет меня искать».
И Карен это тоже касалось. Пусть Нил и был, наверное, последним человеком, с которым та захотела бы снова встретиться. Но она знала его настоящее имя. Поискав в справочнике, могла запросто узнать, что он был ее соседом.
И по той или иной причине, могла захотеть найти его.
Лучше не быть дома, если это случится.
Он закрыл тюбик, убрал его, затем вытер пальцы туалетной бумагой, смыв ее затем в унитаз.
После чего направился в спальню. Собирать вещи.
«Есть ли причины не свалить в закат?» — задумался он.
Никакая работа его не держала, поскольку в летние каникулы в школу редко звали подработать на заменах. По крайней мере, в ближайшие недели никто его не хватится.
У него было в работе несколько проектов по сценариям в разных стадиях завершенности, но ни дедлайнов, ни встреч в ближайшем будущем. Он планировал все лето провести, экспериментируя с новыми идеями.
Деньги тоже не могли стать проблемой. У него все еще было более пяти тысяч долларов на чековом счету — остатки гонорара за первый вариант сценария «Мертвых красоток».
И еще приличная сумма должна была поступить в сентябре, когда по графику должны были начаться съемки картины «Глубокой ночью».
Если вообще начнутся.
С этими придурошными киношниками ни на что толком нельзя рассчитывать.
Хотя нет, можно смело рассчитывать на одно — тем или иным способом, их проект все равно накроется медным тазом, и ни до каких съемок наверняка дело не дойдет.
«Какая разница, что будет в сентябре? — подумал он, — Сейчас у меня есть деньги на эти вынужденные каникулы.
Сколько там я буду в отъезде? Недели две, наверное.
Или пока руки не заживут. Или пока я не придумаю идеальное объяснение этим царапинам».
До своей поездки к дому Карен, он положил видеокассету со своими показаниями, вместе с браслетом и пистолетом, на дно спортивной сумки, с которой приехал. Завалив сверху своим бельем и туалетными принадлежностями.
Ничего никуда не пропало.
Он оставил кассету на месте, но браслет и пушку вытащил. Браслет нацепил на запястье. Пистолет сунул в правый передний карман брюк.
Потом отнес сумку в гостиную. Оставив ее у двери, пошел на кухню. Старая переносная пишущая машинка Марты все еще стояла на столе.
Нил вставил в нее лист бумаги и напечатал:
«Дорогая Марта,
Как ты, вероятно, заметила, я покинул твою квартиру. Решил, как говорится, „уйти по-английски“. Не пугайся, ладно? Все в порядке, заверяю тебя. Просто мне показалось хорошей идеей исчезнуть ненадолго. Во-первых, я не хочу тебя втягивать во все это. Может быть опасно. В конце концов, я единственный живой свидетель убийства Элизы. Хоть я и не видел его непосредственно своими глазами, но близко к тому. Кроме того, я стрелял в убийцу и ранил его. Он скорее всего захочет со мной расправиться при возникновении хоть малейшей возможности. Если он попытается достать меня, я не хочу, чтобы ты находилась хоть сколько-нибудь близко. Не хочу, чтобы он мог иметь даже малейший шанс заподозрить, что ты как-то со мной связана. Не хочу, чтобы он вообще знал о твоем существовании. Боюсь даже думать, что он может с тобой сделать. В любом случае, у тебя куда меньше шансов с ним повстречаться, если меня не будет рядом. Кроме того, я не хочу, чтобы у тебя возникли проблемы с полицией. В данный момент, я еще не знаю, куда направлюсь. Куда-нибудь за город, где можно будет отдохнуть и не опасаться ни полиции, ни нашего друга-маньяка. Скорее всего, буду не на связи. Чем меньше ты знаешь, тем лучше. Мне ужасно жаль, что я уже втянул тебя в мои проблемы. Сначала хотел вообще тебе ничего не говорить, но не смог врать — слишком люблю тебя. Я тебя правда люблю, Марта. Буду думать о тебе, буду скучать. Еще раз повторю: пожалуйста, не волнуйся. Так мне будет гораздо безопаснее, да и тебе тоже. И я не буду в отъезде дольше, чем необходимо. Ну а пока — пока. Люблю, целую».
Подписав письмо, Нил просунул его нижний край в каретку пишущей машинки, чтобы лист стоял вертикально.
Затем взял сумку, выключил свет и покинул квартиру Марты. Направился к своей машине. Нужно было вернуться в свою квартиру и собрать там кое-какие вещи, прежде чем куда-либо ехать.
«И куда я поеду?» — задумался он, заводя мотор.
В мотель или гостиницу. За пределы Лос-Анджелеса, поскольку он полностью хотел исключить риск столкнуться с кем-то из знакомых.
