— Никаких «вы», я тут один. И вопросы задаю только я. Один.

— Прошу простить. Прошёл легко. Вежливо попросив. Ровно также пустили и сюда, к тебе. Золото и учтивость проведут там, где не пройти верхом. Даже при лёгкой нехватке оных.

— Ладно-ладно. Расшаркался. Вежлив. Я не серчал. Давно бы уж подали пива, видят же — гость. И дело к обеду. Ну что за ленивые девчонки? — Раос хлопнул по столу, из-за полога за ним выскочили две девушки, в открытую дверь заглянули стражники. Все одинаково робкие, с заранее виноватым видом. Командующий нетерпеливо взмахнул рукой, прогоняя наёмников и показывая на возмутительно пустой стол. — Вот, как немного не в духе, слетаются всеми на каждый чих. Чем раздражают ещё и больше. Уж и пёрнуть страшно, подымут пару тыщ по тревоге.

Пока накрывали стол, Раос лениво рассуждал о погоде, настроении и их взаимосвязи. Эйден украдкой разглядывал обстановку полузамка-полушатра, отмечая яркие излишества, крикливую роскошь полотен, гобеленов и драпировок, их контраст с суровой функциональностью тёсаного камня и толстенных дубовых колонн. И здесь, и на карской стороне, тысячи вековых дубов нашли свою смерть.

— Думаешь, тут было покрасивее, пока мы не пришли, верно? — Раос не стараясь подмечал взгляды и мысли. Взяв с блюда хорошо зажаренную перепёлку, макнул её в чесночный соус, и стал аккуратно отщипывать зубами небольшие кусочки. — И это правда. Деревья были хороши, так массивны, величественны. Держи птичку. — Он подвинул блюдо ближе к гостю. — У ваших есть какая-то поговорка про лесорубов. Так вот это, — здоровяк стукнул кулаком по колонне, наотмашь, без заметных усилий, но в зале загудело, — и есть щепки. И есть не только они. И уж долго летят.

— Я сам не сказал бы лучше. — Подвернув неторопливо рукава, Эйден тоже принялся за еду. Куропатки выглядели прекрасно, но мясом птицы его было не удивить. Разломив пополам ещё горячий пирог и найдя там сало с бобами, он с удовольствием зажевал. — Не прими мои слова за лесть, радушный хозяин, но ты — настоящий образец, не только гостеприимства, но и проницательности. И не только их.

— Лесть, ежели достаточно искусна, от правды неотличима. Как любая хорошая ложь, она должна из правда произрастать. Ты вот говоришь правильно. Ведь я искренне рад принимать тебя, и чему обязан такой радости — понимаю вполне отчётливо. И про… образцы… готов послушать. — Он потянул пальцы к запечённой рыбе, белое мясо рассыпа́лось в руках. — Излагай. Можно не кратко.

— Мне позволено будет и спрашивать?

— Уже спросил. Продолжай.

— Зайду с того края, который мне лучше знаком. Прежде, чем просить услуги или совета, разумно и самому что-то предложить. Попытаться дать. Пусть даже у меня не так много, как хотелось бы самому. — Запивая пирог вином, добрым сардийским, какого не пил давненько, Эйден в красках и подробностях рассказал о молодом воришке, что пытался пробраться в их мельницу и в итоге сбежал без уха. Потом о других своих пациентах, терпеливых и не слишком, и просто о разных профессиональных наблюдениях. При Маньяри было что наблюдать. Завершая предисловие, он упомянул и карского лейтенанта, одетого теплее, чем следовало бы, и с трудом держащегося за стол. — А теперь, отвлекаясь ненадолго от своей истории, я спрошу о твоей. И позволю себе напомнить, лекарю стоит отвечать честно и открыто или не отвечать вовсе. Те девушки, что пекут столь чудесные пироги, с тобою давно? Больше месяца? Ты ведь пользуешь их не только кухарками, верно?

— Конечно. — Мрачно подтвердил Раос. Он перестал жевать на секунду, тяжело посмотрел в сторону. — Значит они, поганки. Не зря я тех, предыдущих, отпустил. Или зря… это ж другие.

— Кого, прости, отпустил?

— Да тех баб, что служили мне ранее. До этих. — Он повозился рукой в районе затылка, распуская узелок. Устало стянул с лица повязку, разглядывая недовольно её испачканную изнанку. Открывшаяся картина не предвещала ничего хорошего. Носа практически не было, белёсый остов неровных хрящей сочился гноем, угол рта тоже гнил, приоткрывая десну и зубы. — Старых шлюх я отпустил с обрыва. Заподозрив, что сие их рук, или не рук, дело. Но ты, мастер, заподозрил именно этих? Сейчас я их выспрошу.

— Подожди. — Эйден остановил встающего было Раоса. Алхимик действовал быстро, уверенно, перехватывая инициативу, чтобы никто другой здесь не торопился. — Успеешь, послушай сперва меня. И не вертись, дай осмотреть. — Он щелкнул пальцами перед лицом кондотьера, привлекая внимание, приказывая повернуться на свет. — Замри.

Участки подкожного жира и лицевых мышц будто таяли, как прошлогодний снег, делая кожу мелкобугристой. Капли сукровицы блестели по краям незаживающей раны, проступая в вечно рвущихся трещинках. Плоть тлела, гнилостный душок ощущался, но далеко не так сильно, как можно было бы ожидать.

— Смотрели уж многие. — Раос говорил негромко и всё ещё не шевелился, подчиняясь указанию медика и надежде. — Сошлись на том, что не проказа. Само собой — не чума. Один пытался прижечь, не помогло, ну так я его тоже прижёг. Говори, что знаешь и думаешь.

— В Маньяри есть это. И люди мрут. Но, ты пойми в чём вся соль, болезней десятки, быть может — сотни. И многие приходят вместе, маскируются одна под другую, перетекают в новые формы, видоизменяются. Да и больные все неравны. От чего именно мрут — никогда точно не знаешь.

— Как сказать. Те, которых спихнул с обрыва, наверняка умерли не от голода.

— Может, зря спихнул. Я не могу утверждать, что виновны шлюхи. Даже не уверен, что это хворь. — Эйден рассказал про Дахаб, про проклятие шепчущего и выжженное клеймо на груди, не уточняя, чья была грудь. — Человек, что поведал мне всё это, хорошо знал тонкую алхимию. И жил с голыми костями много лет.

— А теперь помер?

— Да.

— От этого своего… проклятия?

— От удара саблей.

— Ну… — Раос усмехнулся коротко, он снова владел собой, — такая беда и для наёмника не редкость. Не самая плохая смерть. И ты верил этому человеку? Веришь теперь?

— Не знаю. Не думаю, что всё это было ложью. Но не обязательно лгать намеренно, можно и заблуждаться. А можно и тронуться умом, на фоне пережитого, страданий, пьянства. Несколько причин так же могут срастись, рождая общий непредсказуемый результат. Много ли среди твоих людей больных? Больных схожим образом? Как могла зараза, коли это она, пересечь Вал, все ваши рвы и стены? Чуму разносят крысы, не ветер, как считают многие, а значит…

— Где сейчас артефактик? — Кондотьер, вроде бы слушавший внимательно, остановил поток предположений грозным жестом. — Где Аспен?

— И его знаешь?

— Боги. — Рявкнул Раос. Он хлопнул себя по лицу ладонью так, что из раны аж брызнуло. — А ты всерьёз думал, что ко мне пускают всех подряд? Видал там, за дверью, очередь любопытных бабок, странствующих факиров и торговцев нитками? Дал денег парням, чтобы проводили. — Громкий смех прокатился по округе, пугая людей и животных. Для того и был предназначен. — Ты удивительно наивен, паренёк. А те жадные сукины дети, что стрясли с тебя скудное золотишко, молодцы. Ценности нельзя оставлять простофиле. Все мои посты давно готовы пропустить бородатого артефактика со спутником, конными али с телегой, не проверив — не подняли бы руку ни на кого хоть чуточку схожего. Тебя узнали в лицо, наши видели ещё в Редакаре. Так что, где он?

Простой и прямой план, намерение действовать по обстоятельствам, готовность импровизировать и приспосабливаться… Всё это и изначально выглядело шатко, неубедительно. Теперь, когда ткнули носом, Эйден ещё отчетливее осознавал абсурдную наивность своих надежд. Однако, у него хотя бы были надежды. И нос.

— Наши пути разошлись. В последний раз я видел его… не скажу точно, пару месяцев назад.

— Не вынуждай тянуть слова клещами, парень. Ты мне нравишься, но и клещи у меня есть. Бородатому недомерку я не враг, напротив, уважаю его, как матёрого специалиста, редкого мастера.

— С оценкой не поспоришь. Аспен собирался встретиться с леммасийскими толстосумами и отплыть из гавани Лониано. Не знаю, вышло ли, но с тех пор мы не встречались.