— И определили нас, значится, за скотинкой ходить, — вещал красивый парень с посечёнными бровями, поглядывая иногда в дальний угол подвала. — Свинки там, козочки всякие, коровка. Была. Бока намяли, побуждая к работе, отца семейства важно напутствовали, заглядывать почаще обещали. Тот, отец-то, и сам не рад был. А может, просто от рождения человек угрюмый или жизнью обиженный, хмурился, бухтел, ругаться пробовал. Как в воду глядел. На второй день, как осмотрелись, Клето его и пырнул. Хорошо так, десяток дыр только спереди. Но при жизни тот скотовод весьма хитёр был, а потому не только ничего ценного в подворье не нашли, но и женщин евоных след простыл. Лишь рубахи длинные, спят в которых, по сундукам и остались, да панталоны какие-то, чепцы, парадное и красивое всё, но не слишком полезное. Даже и пахло брошенным, сундуком и холодом, а не телом девичьим. Носили, небось, не часто, по случаю, с осторожностью. — Он снова кинул взгляд в сторону, где за занавеской из ночной рубахи глухо стонали. — Ближайшая деревенька, ниже в предгорья, была оттуда в двух часах ходу. И, можно сказать, по пути. Проходим мы мимо, с жиденькой добычей своею — тряпки, инструмент, да харчей мешок, и надо же… какая удача! У ручья одёжку полощет, кто бы вы думали? — В тёмном углу раздался особенно резкий вопль, потом ругань и звуки ударов. — В общем, недалеко он женщин отослал, фермер тот. К родне, в деревеньку на два десятка хат. А там и раньше небось мужиков не много было, а уж теперь… Один только возражать пытался — и этого Клето порезал, нервный, надо сказать, мужчина. Но искусен довольно. Посеребрённую ложку так на ремне навёл, что волос вдоль режет.

Картёжники одобрительно закивали в сторону Клето. Тот смутился совершенно по-детски, под седеющей щетиной проступил румянец, но в полумраке подвала этого никто не заметил. На правой руке его была повязана рыжая коса. Будто толстый браслет в три витка, чуть потрёпанная, но всё ещё сильная, как хорошая верёвка, за ней была заткнута та самая посеребрённая ложка. Застенчивый, молчаливый мужчина в летах. Этой ложкой, с заточенной до бритвенной остроты рукоятью, он прирезал четверых за последние два дня, не моргнув и глазом.

— Вижу, приятный человек. — Как бы подытожил рассказ смуглый детина с выдающимся носом. — Не болтун, деляга. Налейте ему браги. Что ж, Клето, здесь тебе найдётся место. Добычу, что принесли, поделим. Честно.

— Следующи-и-ий. — довольно протянул голый мужик, выходящий из-за ширмы. Он потянулся, хохотнул и принялся обмываться у стоящих здесь же бочек с водой, что-то благостно напевая.

Вскоре, когда в углу над фермерской дочкой уже пыхтел очередной получатель добычи, с улицы в погребок ввалилась шумная компания. Топоча по лестнице, они смеялись толкали друг друга, громко спорили о деньгах. Среди них были приятели того красивого паренька с посечёнными бровями, что всё ещё рассказывал о недавних похождениях в предгорьях Местэрадо. Кого-то хлопали по плечу, кто-то обнимался, радуясь встрече. Посмотрели за игрой, спросили выпить. Слыша, разумеется, резвящихся в углу — поинтересовались о возможностях и расценках.

— О-о… возможности, нынче, богатейшие. — Прокомментировал смуглый носач, не отрываясь от игры. Окинув беглым взглядом компанию бедовых парней, кивнул своему человеку. — Угости ребятишек. Из хозяйской бочки. И самую красивую пусть себе возьмут.

Их провели дальше в глубину, за угол, под дюжиной старых кирпичных арок. При свете раздвоенного подсвечника указали нужную бочку. Самый молодой из компании, крепкий подросток, принялся было катить.

— Нет, здесь открывай. Черпайте, сколько влезет.

Кое-как откупорили верхнюю крышку. И без того затхлый подвал наполнился духом мокрой псины и перекисших портянок. В неопознанной жиже плавала облезлая лысина, раздувшееся, смятое лицо чуть проглядывало из тёмных глубин хозяйской бочки. Хозяйской она звалась уже полгода, с тех пор, как стала пристанищем бывшего хозяина заведения.

— Что? Жажда более не мучит? Ну так от потрахаться не отка́житесь.

Сутулый мужик с подсвечником был здесь один, вроде бы даже без оружия, стоя напротив шести молодцев, половина из которых при ножах. Остальные шлёпали картами и ругались еле слышно, чуть не в сотне шагов, на другом конце подвальных катакомб. Но парни были скорее рады, когда подсвечник указал на бледное тело, лежащее неподалёку.

— Хороша, чертовка, и всё при ней, много лучше тощей дочурки. Закоченела, правда. Но так это значит — надо торопиться, пока тоже не запахла. Чего стоим? Берём красотку! И понесли.

Когда они поднимали негнущееся тело по узкой лестнице, за карточным столом гоготали особенно весело.

— И не беспокойтесь о плате. — Шумнул вслед смуглый. — Подарок. — Когда вроде бы заколоченная дверь хлопнула за ушедшими, продолжил серьёзнее. — Мужчины нужны. Не дети. Кодла из вояк, кривых да калечных, прибирает чахнущие мануфактуры в нижних районах. Кто хром, одноглаз или горбат — но и вполне бодрых, здоровых дезертиров хватает. И все решительны, голодны, готовы. Обойдём, дорежем, своё возьмём. Но делить меж собой будем. Безусых не надо.

Луна, светившая сквозь завесу высоких перистых облаков, будто бы обводила чётким контуром все строения, деревья, изгороди. Неподвижные тени казались расщелинами и провалами, заполненными матовой чернотой.

Они крались и перебегали от укрытия к укрытию, не столько прячась, сколько поддаваясь настроению шальной ночи. Высматривая и вынюхивая ягнёнка, козу или курицу… а то запоздавшую девчушку — несколько чутких силуэтов скользили между построек. Впереди показался особый дом, крепкий и резкий, как каменная глыба, такой же недвижимый, немой, словно и нежилой. Но в том дворе точно были собаки. Здоровенные серьёзные псы. Стоило взять правее и неслышно, как тени, обойти мельницу. За ней мастерская, кузня, а внутри, должно быть, множество припасов. И ещё полно всякого, что можно быстро продать. Коротко переговорив — полубегом двинулись к цели.

Блекло-оранжевая молния пронзила первого за дюжину шагов до крыльца. С шелестом и шипением, как живая, прибив к земле и заставив сжаться все мышцы до единой. Остальные бросились в рассыпную, назад, под прикрытие тенистой аллеи. Упавшего никто и не думал поднимать или оттаскивать. Он скрипел зубами и покряхтывал, силясь вдохнуть. Через минуту немного пришёл в себя, поскуливая — приподнялся на руках. И получил второй разряд. Даже сильнее первого. Спазмом челюстей раскрошило зубы, скрежет и кровь заполнили рот, голову, сознание. Кисти скрючило, ногти впились в ладони, спину страшно повело в сторону, но этого он уже не чувствовал. Третьим разрядом прожгло ключицу, сердце остановилось за миг до того.

Аспен вертел в руке нож, хмуря брови и оглядываясь. Накануне вечером шёл дождь и чуть в стороне отчётливо виднелись свежие, ночные следы. И наследили тут человек пять-шесть, не меньше. Позади скрипнула дверь, послышались шаги.

И ведь он никогда не вставал в такую рань…

— Спалось прекрасно. — Эйден потягивался, подходя. Крутил головой, разминая шею. — Мои последние изыскания породили такой божественный результат, что те бобы… — Он застыл, как вкопанный. Закашлялся. Шагнув ближе — присел над телом. — Дерьмо…

— Дерьмо. — Согласился артефактик. Несколько секунд оба молчали. — Так не должно было случиться, я всё проверил. Накопленное днём солнце лишь отпугивало, после — ненадолго обездвиживало нарушителя. Но тут…

— Твою мать…

— Да, да, понимаю. Должно быть — не учёл, что может случиться и такой нарушитель. Но он был вооружён, а позади чуть не десяток дружков, скорее всего — крупнее. И уж точно не с пустыми руками.

— Вооружён. — Глухо повторил Эйден, уставившись на ножик, что крутил в руках маг. — В жопу траханные бредни. Что ты несёшь, безумный? Мальчишке лет двенадцать. Ты не узнал его? Не узнал? Это Джори, один из ребятни Мэйбл. Что б тебя черти взяли. Что я ей скажу? Что вообще делать? Какого…