— А-а. А ты был прав, мастер. Смотри, это меланорский гамадрил. Особо крупный.

— Видал таких. А женщина?

— Да кто ж её знает. Баба и есть баба. У каждого можно найти такую вот, а то и парочку, чтобы на жалость давить при случае. Привычная шлюха, знакомая прачка, пригожая булочница или швея какая. Я уже видел подобные представления. Теперь гамадрил будет её, на глазах побитого капитана, трахать. — Здоровяк заметил удивление Аспена и рассеянно пояснил детали. — Натаскивают таких специально, дрессируют. Чтобы вот такие казни… нет, чтобы позорить как бы, наказывать, постыдное это дело — когда тебя трахает гамадрил. Только зря они это.

Обезьяну копьями выгнали из угла, оттеснили к привязанной женщине. Та уже немного пришла в себя, задёргалась на верёвке, пытаясь спрятаться за столбом, отступить подальше. Не имея возможности напасть на вооружённую стражу и явно опасаясь копий, гамадрил бросился на девушку, испуганный не меньше неё, но и страшно злой, доведённый почти до безумия. Трахать, вопреки ожиданию некоторых, не стал. Был не в духе, не знал бирнийского или просто не любил рыжих… Одним прыжком зверь взлетел несчастной на плечи, вцепился в голову. Не успели они даже упасть, как скальп рыжей тряпкой сорвался с черепа. Вторым укусом гамадрил располосовал оголённое бедро, трёхдюймовые клыки вспороли мясо до кости. Потом ошмётками растрепались пальцы, которыми женщина пыталась защититься. Всё произошло в считанные секунды, под ругательства Ювелира стража быстро отогнала зверя. Кровь растеклась на несколько шагов, швея, шлюха или прачка чуть вздрагивала, шаря растерзанной кистью о лишённый кожи затылок. Она умерла скоро, так и не вскрикнув.

— Сказал же я — зря. — Повторил силач, теперь уже совсем отворачиваясь от арены. — Правда, я-то говорил о том, что тёртый морской волк от такой безделицы и не подумает колоться. У него поди в каждом порту по рыжульке. Но эти безрукие дурни вообще всё запороли. Зверюшку перепугали, в мешке волокли, палками тыкали. Ну теперь им самим придётся гамадрила учить. Любовным утехам. А ты не подумай, тут у нас не каждый день такое, обычно культурнее. Бои по гномьим обычаям, вон, даже ложа специально для посла Боргранда. Пустует сегодня.

— Они, гномы, не поверили мне. Несколько лет назад. Но с тех пор я проделал немалый путь. Идти дальше стоит, заручившись серьёзной поддержкой.

— Иной раз — хороший противник лучше скользкого друга. Понимаешь меня, мастер? Мои караваны ходят через Боргранд, да и здесь, в Редакаре, воля владыки Мо́ддана имеет значение. О чём бы не шла речь, это стоит помнить. Не скрываю, как некие иные гильдийцы, что уже был немного знаком с твоими планами. Но честно начав — честно и продолжу. Полагаю, что «неверие» гномов маска. Они скорее не захотели оказать тебе помощь. Тем самым сокрыв тему от несведущих, а знающим — запретив её. Или нет. Кто знает? Я, разумеется, рисковать не стану. Но знай — верю. Не касаясь руками и репутацией идей, грёз, лишних издержек. — Он отпустил помятый ус, как бы раздумывая, есть ли о чём продолжать. — Собираешься к карсам, как я слышал?

Через несколько минут Аспен откланялся. Уходя, успел заметить, как многострадальный капитан умудрился изогнуться и здорово дать головой о край чугунного котла. Висок промялся. Упрямый мужик так ничего и не выдал. Должно быть, здесь и правда не имели достаточного опыта в пыточном деле. Что хоть немного, да радовало.

Выезжая через высокую калитку верхом, маг обернулся. Стража уже закрыла за ним. Тяжёлые ворота, казалось, и вовсе были заперты всегда. Бойницы и окна этой крепости, одной из многих гильдийских, не светились, не показывали жизни и движения внутри. Словно все события последних часов ему просто привиделись. Тронув бока кобылы шпорами, он неспешно двинулся в седую тьму городской ночи. Подковы тихо и ритмично цокали о брусчатку.

Заводя лошадь в конюшню, Аспен прошёл мимо Желтка, поздоровавшись негромко. Конь тряхнул головой, склонился, но как-то странно, преувеличенно осторожно. Артефактик быстро понял в чём дело. В стойле тяжеловоза, в здоровенном гнезде из соломы, спал человек.

— Кто здесь ходит? А ну, не тронь коняху, лицо откусит. — Прохрипел вдруг Эйден спросонья, не вытаскивая головы из-под жилета.

— Прямо так и откусит? Совсем? — Маг устало усмехнулся, рассёдлывая кобылу, продолжил. — В жизни ведь никого не кусал. Даже когда ты ему жуков под нос совал, хвастаясь.

— А-а-а… Ну значит насмерть залижет. Как там… прошло?

— Кто-то хитрит, подкупает капитанов Лиги, выведывает их секреты, закрытые гавани, «похищая» судовые журналы, а то и пиратствует под шумок. Карсы. Почти наверняка они. Пытаются отодвинуть Редакар подальше. Но тщетно, Редакар растёт и благодаря, и вопреки. Вопреки желанию и интересам Боргранда, что куда важнее карских подначек. Чем кончится — неизвестно, но нас эта возня касается мало. Редакар давно не часть Бирны, купцы Лиги интересуют меня… не больше, чем я их. А гномы… да хер их разберёт. Тоже, наверняка, чего-то плетут. А у тебя что?

— Остерегайся лайонелитов. — Буркнул хриплый голос из-под соломы. — И не бойся выпивки. Или наоборот.

В конюшне послышался храп, и кто-то громко пустил ветры. Аспен спешно зашагал к выходу, уверенный, что Желток так в жизни не смог бы.

Престарелый рыцарь, наблюдавший за борделем из окна в доме напротив, взглянул на карманные часы. Дорогущие, даже в истёртой временем позолоте, они безотказно служили ему уже тридцать два года. А до него — наверняка ещё кому-то, и не менее верно. Механические часы были большой редкостью. Даже теперь, с распространением в Редакаре печатных прессов, паровых молотов, доменных печей, сложных ткацких станков и прочего. Рыцарь потёр глаза. С усилием отогнал от себя пустые рассуждения о техническом прогрессе и скоротечности времени. Глаза сверкнули тускло-зелёным, будто два полированных верделита на строгом, измождённом лице. Обмокнув острое гусиное перо в чернильницу, лайонелит сделал короткую заметку. «Второй в три сорок. Поднялся в покои. Первый в конюшне.»

За дверью послышались шаги, лёгкие и осторожные, потом такой же стук. Условный сигнал, хотя он и по шагам легко узнавал оруженосца. Юноша доложил то, что рыцарь и так знал, после чего поспешил обратно на пост. Всё это почти в абсолютной, непроглядной тьме никак не освещённой комнаты. Полумесяц, теперь сокрытый низкими тяжёлыми тучами, показывал всё меньше. Не помогали светлые, в побелке, стены, редкие на улице фонари, факелы или жаровни. Даже мышь бежала по водосточному желобу у края дороги вслепую, ориентируясь по памяти и запаху. Только чёрный кот видел достаточно. Он рухнул на добычу с высокого забора, как коршун, точно и метко. Уже с хвостом, торчащим из пасти, огляделся по сторонам. Старый лайонелит ухмыльнулся, встретившись с таким похожим, пристально зелёным взглядом.

— Хорош, котище. — Прошептал он себе под нос, снова всматриваясь в конюшню.

Нет, не только кот здесь мог видеть так. Пожилой рыцарь, не спавший и часа в сутки, был даже лучшим, более внимательным, зорким, терпеливым наблюдателем. Подмечал и записывал всё, что только могло иметь значение. Пожалуй — один из самых надёжных соглядатаев ордена. Его укрепляли вера и верность. Вера в такую далёкую, но вездесущую, приходящую во снах, если они достаточно выстраданы, богиню теней. И верность другому, не менее достойному поклонения, но не желавшему оного. Такие разные. День и ночь. Свет и тьма. Рыцарь беззвучно шевелил губами, вознося молитву Арана́йе. Поглаживая пальцами затёртый, но всё ещё явный рельеф на крышке карманных часов. Львиная голова, символ ордена святого Лайонела. Если не спать достаточно долго, лев переставал тикать шестерёнками и начинал глухо мурчать.

Следующие три дня пролетели быстро, шумно и деятельно. Скупали и продавали всякую всячину, спорили о ценах, радовались мелким коммерческим победам и возмущались чужой предпринимательской ловкостью. Шикарные апартаменты с видом на гавань постепенно заполнялись ларцами, флягами, мешочками и свёртками. На пятый день пребывания в Редакаре, Эйден так устал от людей, что не выдержал и практически сбежал за городские стены.