— У вас тут что, игорный дом? — не на шутку перепугалась матушка. — Или притон, где курят нарколиум? Куда все эти молодые люди девают деньги?

Воспитанная матушка не прибавила «в этой дыре», однако вопрос был резонный. И правда, куда? В кости, что ли, с моряками дуются?

— Были бы деньги… — начала госпожа Эббот.

— … и не было бы ума, — подхватила госпожа Боскет. — А куда спустить — найдется. Невоздержанность! Вот в чем причина бед нынешних молодых людей! Мы в их годы были не таковы, и привыкли всю жизнь жить скромно. А они⁈ Наряды! Ресторации! Книги про всякую ерунду — звезды, камни, треугольники с квадратами…

Это, судя по быстрому взгляду, был завуалированный упрек в адрес Леопольда. Матушка Илоны посмотрела на него весьма благосклонно: зять, главным пороком которого была любовь к книгам, в сложившейся ситуации казался ценным активом.

Тем временем госпожа Боскет, закончив с пороками общества и салатом, естественным образом вернулась к университету, заедая его куриной грудкой в сливочном соусе: мол, именно университет привил драгоценному Полли порочную привычку к книгам. Илона снова ушла в свои мысли.

Университет… от одного звука этого слова, где слышалось шуршание страниц толстых книг и перезвон колб из тонкого стекла, у Илоны внутри всякий раз что-то замирало. Сейчас было особенно грустно: уж она-то на месте глупого Леопольда ни за какие сокровища мира не покинула бы университет… Но что уж об этом думать, сказала себе Илона и пригубила квакис, который показался и вполовину не таким кислым, как ее жизнь.

В следующие дни матушка еще раз увиделась с госпожой Боскет, на этот раз без Илоны. Вернувшись с чаепития, она провела с Илоной беседу об умении устраивать отношения с разными людьми, даже, казалось бы, самыми невыносимыми на первый взгляд:

— В конце концов, дорогая, от тебя ничего особого не требуется, — сказала матушка напоследок. — Кивай, поддакивай, улыбайся. Если тебе удастся устроить судьбу с молодым Боскетом, — по интонации Илона поняла, что ни о каких «если» речь не идет, — если удастся… я не думаю, что вы задержитесь в Шинтоне дольше необходимого. В Брютоне для такого молодого человека больше возможностей. Мы, конечно же, не оставим тебя одну и сделаем все от нас зависящее, чтобы твой брак был удачным и ни в коем случае не сделал тебя несчастной.

Илона послушно улыбнулась и кивнула, не испытывая никакой радости от собственной прозорливости. И отец, и матушка, без сомнения, проследят, чтобы муж обращался с их дочерью пристойно и выполнял все правила хорошего супруга. Поезд набирал ход, и мерное покачивание вагона второго класса доводило до тошноты.

В последний день матушка повела Илону к модистке — наметанным глазом леди Горналон оценила, что еще пара недель, и понадобятся новые платья. Даже нижнее белье уже исчерпало запас ширины, и сколько ни распускай тесемки, а рано или поздно придется покупать новый корсет.

— Ах, дорогая, как тебе повезло, — говорила матушка. — В мою молодость корсетов для дам в тяжести делали мало. Неприлично, мол, свое положение напоказ выставлять. А во времена твоей бабушки таких корсетов и вовсе не было. Кто поглупее, утягивался обыкновенным. Кто поумнее, оставались дома. Бывало, по полгода за порог не выходили, только в садик посидеть под зонтиком, и назад! Когда я носила Алека, твоя бабушка прислала мне письмо с тремя страницами наставлений.

— Каких же?

— О… нехорошо так говорить о той, что дала мне жизнь, но времена были не чета нашим. Полагалось, что половину срока нужно затягивать талию, будто никакого ребенка и нет.

Илона округлила глаза в удивлении: она перестала утягиваться уже на втором месяце, а с четвертого носила платье намного свободнее.

— Но… как? И что будет с ребенком?

— Не думай об этом, те времена позади, — матушка поморщилась, раздосадованная, что дочь заговорила на неприятную тему, от которой в ее положении стоит держаться подальше. Илона поняла ее и не стала настаивать. — Мне в свое время пришлось обойти четверых модисток, пока одна не взялась сшить корсет под фигуру с большим животом. Оказывается, в Шалпии такие уже двадцать лет как носили, а у нас только госпожа Сизор во всем городе могла такое изготовить. Теперь-то никого не удивишь. И пояс для чулок тебе новый нужен. Старый скоро не сойдется, а уже холодает… Ах, да, не забыть докупить шерстяных чулок.

У модистки Илона отчего-то растерялась, оставшись в нижней рубахе, но бойкая девушка, ничуть не смущаясь, обмерила ее со всех сторон и, задумавшись, спросила:

— У маглекаря были? Не сказал еще, мальчик или девочка?

Удивившись бесцеремонному вопросу, Илона покачала головой: у лекаря, который ее смотрел, не хватило дара, чтоб распознать такие подробности.

— Мне кажется, мальчик, — задумчиво проговорила модистка, разглядывая живот. — Вперед торчит. — И сделала несколько пометок.

На следующий день, удостоверившись, что все идет заведенным порядком, матушка отбыла домой. Вскоре доставили первую партию новых вещей. Люси помогла Илоне справиться с завязками на обновках и довольно поцокала языком.

Через некоторое время молодой Боскет прислал приглашение, написанное чрезвычайно напыщенным слогом, со множеством завитушек и ажурным росчерком после подписи. С неуклюжей торжественностью он звал госпожу Кларк выпить чашку чаю и прогуляться по городу. Поразмыслив, Илона согласилась, горячо попросив Звезды отвадить госпожу Боскет от их компании.

Наверное, госпожа Боскет побоялась спугнуть удачу неосторожными действиями, а может быть — даже наверняка! — матушка Илоны со свойственными ей изяществом и настойчивостью дала матери Леопольда несколько ценных советов. Так или иначе, но молодой Боскет явился на свидание один.

Они зашли в кафе. Официантка проводила их к столику у окна, откуда можно было следить за моросящим дождем и желтыми листьями на мостовой. Без надзора госпожи Боскет спутник Илоны оказался не так уж и плох; вприкуску с пирожными его вполне можно было выносить. Действительно, год в университете оставил у него живейшие воспоминания. Илоне стало понятно, что после оранжерейного воспитания под крылом у матери и пожилого домашнего учителя Леопольд не справился с водоворотом студенческой жизни. Выпорхнув на свободу после заточения в семейном гнезде, он не рассчитал силы, каковых на учебу в конце концов не осталось, и не сумел сдать экзамен в конце весеннего семестра. Ему дали последний шанс осенью, перед началом учебного года, но наверстать за лето не удалось, и молодой Боскет вернулся в Шинтон.

Стараясь избегать неудобных вопросов, Илона вызнавала о самом университете. Слушая рассказы Леопольда, она тихо вздыхала. Хоть бы на денек попасть туда!!

— Признаться, я до сих пор питаю страсть к несвойственным нашему кругу книгам, — говорил Леопольд, по-видимому, и впрямь испытывающий неловкость по этому поводу. — Конечно, от них нет никакой практической пользы… Да-да, я знаю, матушка тоже непрестанно повторяет, что чтение — занятие для бездельников. Но увы! Иногда не могу удержаться.

Илона была согласна поговорить про книги и без практической пользы. Закончив с пирожными, они отправились в книжную лавку через улицу.

Надо отдать ему должное, Леопольд был отлично воспитан. Он раскрыл зонт еще до того, как Илона вышла из-под козырька кафе, и галантно подставил ей локоть. Взмахом руки остановив кэб, молодой Боскет перевел Илону через улицу. Он придерживал спутницу под руку, когда та перешагивала через потоки воды — рискованное занятие с ее-то животом, но кавалер показал себя твердой опорой и ничуть не торопил. Привык, наверное, гулять с пожилой матерью. Илоне стало жаль его, как было жаль молодого охотничьего пса, которого недалекий господин Кристис пытался приспособить как комнатную собачку, выводя совсем ненадолго на улицу и запрещая бегать. К счастью, изрядно погрызенные ножки мебели убедили Кристиса отдать собаку другу, обладателю загородного имения и любителю походить по лесу с арбалетом.